Кто бы это ни был, пусть отвалит.

– Я так понимаю, никто больше не знает. – Брайсон облокачивается на вешалку. Он все еще смотрит на меня так, что мне кажется, будто я самый важный человек в этой комнате. Это не вопрос, но я все равно отвечаю.

– Ага. Вообще-то, ты первый в академии, кто узнал об этом. – Я отвожу взгляд в сторону.

– Правда? Ух ты. Я странным образом польщен, – говорит он. – Значит, даже Донни не знает? Или Приянка?

– Не-а. Ни одна душа. – Я в недоумении качаю головой. Я не планировал сегодня признаваться в своей ориентации.

– В чем дело? – спрашивает Брайсон.

– Ни в чем. Просто это… странно. – Я говорю своим лучшим театральным голосом: – Открытие души должно сопровождаться большим великолепием, не так ли?

Губы Брайсона трогает улыбка.

– Не могу ничего сказать на этот счет, но поступок смелый. – Он ставит на пол коробку и отряхивает руки. – Прости, что посмеялся. – Брайсон кусает нижнюю губу. – Я смеялся не над тем, что ты гей. Думаю, ты просто меня напугал, пригласив на свидание.

– Уверен, были и другие, кто подумывал об этом. – Я вспоминаю разговор Донни и Прии об Эрике. – Думаю, я просто их опередил.

– Что заставило тебя сделать это?

– Ты поверишь мне, если я скажу, что сам не знаю? Все получилось спонтанно. А когда ты засмеялся, я понял, что не хочу, чтобы ты думал, будто это шутка. Но, полагаю, я уже израсходовал всю свою смелость. Может, на несколько жизней вперед. – Я поворачиваюсь к нему. – Так что не рассказывай никому обо мне.

– Не буду, – обещает Брайсон. И что-то в его взгляде заставляет меня поверить. – Расскажешь всем, когда будешь готов. Это будет наш секрет.

– Это? – Похоже, что он говорит не только об этой беседе.

– Наши отношения на этой неделе. – Между нами виснет молчание, и Брайсон спешит его заполнить: – Я имею в виду, если ты захочешь встречаться со мной следующие пять дней. – Он трет затылок. – Решать тебе. Я не давлю.

– Ты правда будешь встречаться со мной? Ты так спокойно говоришь о том… что мы будем «встречаться» целую неделю. Два парня.

– Когда ты меня только пригласил, я правда подумал, что ты шутишь, но когда ты сказал, что это не так, я был шокирован. Парень никогда не приглашал меня на свидание. И полагаю, в правилах об этом ничего не сказано. – Брайсон занимает руки, начиная распутывать гирлянды. Они были импровизированными звездами, которыми любовалась наша Офелия, пока читала любовное письмо от Гамлета.

– Ты был там, когда мы заключили пари, – говорит Брайсон. – Все предположили, что оно распространяется на девчонок. А сказано было просто: «первый человек, который меня пригласит». Я размышлял о причине, по которой нам нельзя было бы встречаться. И эта причина какая-то дерьмовая. Ты пригласил меня, и я говорю «да», как и обещал. Таково пари. Я… я правда верю, что любовь есть любовь. И если я в это верю, то должен согласиться… понимаешь? – Он прекращает работу и смотрит на меня. – Разумеется, решать тебе. Дай знать, что надумаешь.

– А что, если Шэннон тебя пригласит? Она настроена очень… решительно.

– Ты тоже это заметил? – спрашивает Брайсон, и я киваю. – Что ж, я скажу ей, что кое-кто ее опередил. – Брайсон пожимает плечами. – Это справедливо. Таковы правила игры.

Я помню, как Прия однажды сказала, что Брайсон отказался от места в стартовом составе команды, которое ему предложили вернуть после травмы. Он порвал связки, а его замена хорошо справлялась, поэтому он настоял, что посидит на скамье запасных несколько игр, пока честно на тренировках не заработает свое место обратно. Именно поэтому его единогласно выбрали капитаном в этом году. Брайсон определенно верит в справедливость.

– Спасибо, – искренне говорю я.

Сама мысль о том, что Брайсон будет встречаться со мной следующие пять дней, похожа на какую-то сумасшедшую фантазию. Уму непостижимо, что самый популярный парень в академии Фэйрвейл согласился на это – даже если наши отношения ненастоящие. Такое обычно не случается с парнями вроде меня.

Мы работаем в тишине. Мой мозг кипит, пока я перебираю коллекцию масок ручной работы из маскарадной сцены в нашей трактовке «Гамлета». Я нахожу маску шута, которую сделал сам.

Весьма поэтично, что я держу все эти маски в руках тогда, когда впервые снял собственную. Она плотно сидела на моем лице с тех самых пор, как я осознал, что мне нравятся мальчики. Мне было тринадцать, и я был влюблен в Колби Мэттьюса, президента нашего класса.

Все произошло неожиданно. Однажды я поймал себя на мысли, что пялюсь на него. Мне нравилось, как он морщил нос, чтобы поправить очки. Когда он улыбался мне, мое сердце билось чаще. А когда мы разговаривали, я весь потел и краснел. Тогда я и понял, что гей. Я помню, как расстроился от этого осознания, потому что прошло уже три года с того момента, как общество научило меня, что быть геем ненормально.

Когда мне было десять, я слышал, как пастор в нашей церкви осуждал гомосексуальность. В то время я не знал, что его проповедь окажет на меня влияние. Теперь я понимаю, что пастор говорил о том, что я проведу вечность в аду из-за того, что не в силах контролировать.

Звенит звонок, и наше наказание подходит к концу.

– Встретимся на парковке после уроков? – спрашивает Брайсон, поднимая свой рюкзак. Мое сердце пропускает удар. Такой вопрос обычно задают перед дракой, и на секунду я представляю, как мы с Брайсоном встречаемся в поединке. Первый и единственный раз, когда я кого-то ударил, был в детском саду, когда пацан, сидевший рядом со мной, сожрал мой синий карандаш. За исключением того случая моя характеристика чиста. И я надеялся продолжать в том же духе.

– Что? – Мой голос превращается в писк, и я слишком поздно откашливаюсь. – Зачем?

Брайсон поправляет свой галстук и заправляет рубашку. Я, не мигая, наблюдаю за каждым его движением. Он замирает, заметив панику на моем лице.

– Мы планировали встретиться по поводу нашего задания, помнишь?

Уже нет. Между нами столько всего произошло, что кажется, будто утро было так давно.

– Точно, – говорю я и облегченно выдыхаю. С чего я взял, что он мне угрожает? – Тогда встретимся после уроков.

Прежде чем уйти, Брайсон поворачивается ко мне.

– Я сказал правду, когда пообещал, что сохраню твой секрет, – говорит он. – Ты можешь доверять мне, Кай. Честно.

Брайсон выходит из кладовой для реквизита, и я смотрю ему вслед. Вслед парню, который хочет встречаться со мной целую учебную неделю.

Если я сыграю в эту игру… я выиграю или проиграю?

Учебный день заканчивается без происшествий. Я провел последние несколько часов, проигрывая в голове свой разговор с Брайсоном в комнате для реквизита.

– Земля – Каю, прием! Мы тогда поехали, – говорит Донни. Мы стоим за школьными дверями, которые выходят прямо на парковку. Я жмурюсь от полуденного солнца. – Уверен, что не хочешь, чтобы мы тебя подвезли?

Обычно три мушкетера отправляются домой вместе. Или если у Прии футбольная тренировка, то мы с Донни едем вдвоем. Я провожу послеобеденное время у него дома, а вечером после работы меня забирает мама.

– Ага, нам с Брайсоном лучше решить сейчас, с чем мы будем выступать в пятницу. Вы же знаете, как у меня с этим обстоят дела.

Прия хлопает меня по плечу.

– По этой причине я никогда не пойму, зачем ты заставил себя ходить на курс актерского мастерства.

– Я никогда не слышал, чтобы кто-то умирал оттого, что краснеет, так что Кай справится.

– Ну спасибо, Донни.

– У тебя все получится, приятель. – Он хлопает меня по руке.

– Увидимся, – говорит Прия и машет мне на прощание.

– До скорого. – Я смотрю им вслед. Донни и Прия идут рука об руку к Крякмобилю. Вокруг толпятся ученики: одни ждут начала внеклассных занятий, другие – болтают с друзьями. Я замечаю Шэннон с Натали и невольно думаю, пригласила ли Шэннон Брайсона на свидание. Однако я слишком далеко, чтобы услышать их разговор.