Литмир - Электронная Библиотека

Остаток урока я сижу и смотрю на часы. Каждая минута приближает меня не только к наказанию, но и к пропуску дедлайна. Сразу после звонка над доской с потрескиванием оживает громкоговоритель. Раздается голос школьного секретаря:

– Брайсон Келлер и Кай Шеридан, пройдите в актовый зал. Спасибо. – Как будто я мог забыть. – Брайсон Келлер и Кай Шеридан, пройдите в актовый зал. Спасибо.

– За что? – спрашивает Донни. – Я думал, тебе нужно писать.

Я ругаюсь.

– Таков был план, но произошла одна фигня. – От моего былого гнева остался лишь крохотный тлеющий уголек. – Я опоздал.

– Черт. Фигово, – говорит Донни. Он даже не представляет насколько. Мы расходимся, и, не имея другого выбора, я иду в сторону актового зала.

Меня ждет час наедине с Брайсоном Келлером.

4

Я останавливаюсь перед актовым залом и делаю глубокий успокаивающий вдох, чтобы подготовиться к тому, что ожидает меня внутри. Не помогает. Я крепко вцепляюсь в лямку своей сумки, перекинутой через плечо. Выдохнув, я делаю решительный шаг. Двери распахиваются, и я вижу миссис Хеннинг перед сценой. В руках она сжимает бумаги.

– Спасибо, что в этот раз пришли вовремя, – говорит она, опустив взгляд на часы. Я направляюсь к ней. – Что ж, когда мистер Келлер решит почтить нас своим присутствием, пожалуйста, попросите его вам помочь.

– Помочь с чем?

– Нам нужно привести в порядок реквизит, чтобы мы могли начать репетировать «Ромео и Джульетту», – поясняет миссис Хеннинг. – Прошу, будьте поосторожнее. Часть реквизита сделали ученики, но в основном его пожертвовали мои коллеги. А значит, это священная реликвия, – улыбается миссис Хеннинг. – Удачи.

Я киваю. Не то чтобы у меня было право голоса в этом вопросе. Судя по поджатым губам, миссис Хеннинг тоже это понимает. Она идет прочь по проходу, но останавливается на полпути.

– Пожалуйста, останьтесь на весь перерыв. Если вы сбежите или наделаете глупостей, я узнаю. – В этом я не сомневаюсь. Среди учеников миссис Хеннинг славится своей сверхъестественной способностью знать обо всем, в том числе о том, что происходит в актовом зале – неважно, в ее присутствии или нет. Несколько месяцев назад кто-то повредил одно из кресел, пытаясь на спор пробежаться по спинкам ряда, и, едва она пересекла порог, уже точно знала, кто это сделал. Сейчас ходят слухи о том, что она ведьма.

– Да, мэм. – Я смотрю ей вслед, прежде чем направиться к сцене. Я хочу покончить со всем этим как можно скорее.

Кладовая с реквизитом – небольшая комнатка за сценой. В ней до сих пор полный бардак после нашей постановки «Гамлета». Я захожу в тесное помещение, снимаю пропахший содовой блейзер и накидываю его на свою сумку. Я наклоняюсь, чтобы привести в порядок коробку со старой обувью, когда в дверь нерешительно стучат.

Брайсон стоит, прислонившись к косяку, и смотрит так, будто впервые увидел настоящего меня. Я не могу понять, хорошо это или плохо. Я неуклюже откашливаюсь.

– О, ты пришел. – В надежде, что смогу игнорировать его отвлекающее присутствие, я ищу пару ботинку, который держу в руке. Сердце бешено колотится в груди. Мы одни, и нам все еще нужно поговорить. Должен ли я начать этот разговор первым? Или лучше промолчать? Не знаю, что делать, что говорить, как себя вести.

– Извини, что опоздал, – говорит Брайсон, ставя свою сумку рядом с моей. В его руках два сэндвича. – Держи.

Я пялюсь на его протянутую руку.

– Это еще зачем?

– Подумал, ты проголодался.

Я колеблюсь, сомневаясь, следует ли принимать сэндвич, но громкое урчание в желудке делает выбор за меня. Я беру бутерброд и бормочу слова благодарности.

Я сажусь на пол, прислоняюсь спиной к стене и кусаю сэндвич – он с курицей и майонезом. Брайсон знал, что это один из моих любимых, или это просто совпадение? Он садится прямо напротив меня, скрещивает свои длинные ноги и тоже начинает есть.

– Значит, ты подумываешь пойти на прослушивание для следующей пьесы? – Он обводит рукой реквизит вокруг нас.

– Нет. Я надеялся написать для нее сценарий, – отвечаю я. – Я не актер.

– Надеялся? Почему в прошедшем времени?

– Крайний срок сдачи уже после обеда. Я еще не закончил, а теперь я здесь.

– Что случилось? – спрашивает Брайсон. – Почему ты опоздал?

– Из-за тебя, – говорю я, хоть былой гнев уже и прошел. Теперь на повестке дня страх того, что может произойти между мной и Брайсоном.

– Из-за меня? В каком смысле? – Он внимательно смотрит, сощурив глаза.

Я качаю головой.

– Луиза Китон неслась, чтобы успеть пригласить тебя на свидание, и врезалась в меня, пока я пил содовую. – Я указываю на состояние моей формы. Хоть она уже и подсохла, пятна от колы были отчетливо видны. – Из-за чего я опоздал на собрание. Меня поймали, поэтому я опоздал и на актерское мастерство, а теперь мы здесь.

– Вот как, – говорит Брайсон. Он нервно проводит рукой по волосам. – Твое утро было похуже моего. Мне жаль. И жаль, что Хеннинг тебя наказала.

Я пожимаю плечами.

– Она все равно мой любимый учитель. Так что я не могу на нее сильно злиться.

– На меня тоже сильно не злись, ладно? – улыбается Брайсон. – Хеннинг – и мой любимый учитель. Представляешь, я как-то целый день смотрел нарезки из сериала, в котором она играла.

Я смотрю на него во все глаза.

– Серьезно? Я тоже. – Я смеюсь. – Было весело.

– Можно и так сказать, – говорит Брайсон, качая головой.

– Что насчет тебя? – спрашиваю я. – Ты планируешь идти на прослушивание?

– Может быть, если футбол позволит. Мне нравится играть на сцене. Это здорово.

– Хочешь попасть в Голливуд? – Город ангелов всего в нескольких часах езды от нас, поэтому некоторые выпускники академии Фэйрвейл переехали в Лос-Анджелес в погоне за большой мечтой. Тех, кто добился успеха, миссис Хеннинг приглашала к нам обратно, чтобы прочитать лекцию. Нельзя отрицать, что Брайсон Келлер достаточно хорош, чтобы стать киногероем.

– Не совсем. Я вовсе об этом не мечтаю. – Брайсон встает. Он сминает упаковку из-под сэндвича и кладет ее себе в карман, чтобы выбросить позднее. Я улыбаюсь – почему-то я знал, что Брайсон Келлер не мусорит. – Нужно сделать все, пока Хеннинг не заставила нас заниматься этим всю неделю.

Я тоже встаю, почувствовав облегчение оттого, что между нами появилась дистанция, и принимаюсь разбирать кучу реквизита из поролона всех форм и размеров. Молчание затягивается, и я стараюсь игнорировать нарастающую неловкость момента. Брайсон чувствует то же самое?

– Так, значит, ты гей?

Я замираю. Я знаю, что могу солгать. Сказав нет, я могу изменить свою историю. Однако понимаю, что не хочу. Кай Шеридан действительно гей. Почему я должен это отрицать? Честно говоря, я устал держать этот секрет нераскрытым. Это как тикающая бомба, которая ждет своего часа, и я хочу видеть, как таймер обнулится. Будь что будет.

– Да.

Две буквы, которые изменят все. Теперь обратного пути нет. Странно, но я не чувствую той дикой паники, которую ожидал, когда представлял себе подобную ситуацию. Может, я просто оцепенел и так мой мозг готовится к осуждению, которое определенно последует, ведь если мой бывший лучший друг не смог меня принять, то с чего Брайсону Келлеру это делать?

– Круто.

Одно слово, и я облегченно выдыхаю. Но, несмотря на это, невольно продолжаю искать знаки, которые помнит мое сердце. Брайсон стоит рядом с вешалкой для костюмов. Он бросил дела, и теперь все его внимание обращено на меня. Я поднимаю глаза от коробки, которую перебираю, и мы встречаемся с ним взглядами.

Я жду, пока он превратит слово «гей» в обвинение, в ругательство. Я жду, пока он перестанет видеть во мне Кая и начнет смотреть на меня лишь как на гея. Я жду всего этого, напоминая себе, что не выбирал быть геем. Если бы можно было выбирать, вряд ли бы тогда столькие из нас предпочли, чтобы от них шарахались и перешептывались у них за спиной.

Все это так несправедливо: если ты, как говорится, не такой, как все, то должен встать и сказать об этом. Что делает других нормальными? Кто это решает?

7
{"b":"778658","o":1}