И никто не знает о том, что он согласился.

Я спотыкаюсь, когда в голову приходит мысль: «Это свидание?»

Я сажусь, и Брайсон достает задание по актерскому мастерству. Он проводит рукой по волосам, приподняв их спереди, – этот жест можно описать исключительно как «милый». Брайсон кладет бумаги на стол, ясно давая понять, что это не свидание, хотя я об этом, вообще-то, и не думал – клянусь.

– Значит, нам нужно выбрать сцену из киноадаптации Шекспира и исполнить ее, – говорю я.

– У тебя есть любимая шекспировская пьеса? – спрашивает Брайсон.

– Не уверен, – отвечаю я. – А у тебя?

– «Ромео и Джульетта». Только не пьеса, а фильм. Старый, из девяностых.

– Тогда давай выберем сцену из него.

– Нет, необязательно выбирать из того, что нравится мне.

Я смеюсь.

– Дело не в этом. Просто я знаю, что миссис Хеннинг тоже нравится этот фильм. Она упоминала об этом, когда мы только начали читать «Ромео и Джульетту».

– О, отличная идея, – говорит Брайсон. – Будет умно исполнить фрагмент из любимого фильма преподавателя. – Он жестом показывает знак «окей». В этот же момент бариста приносит наши напитки. Я делаю большой глоток и наслаждаюсь сладким шоколадным вкусом, а затем для полного счастья отпиваю еще раз.

– Брайсон? – Мы оба замолкаем, услышав голос Айзека. Брайсон смотрит через мое плечо и улыбается парню, в которого я влюблен, – он стоит у нашего стола. Я поднимаю голову и встречаюсь с Айзеком взглядом. Он коротко кивает, и я слегка киваю в ответ. – Что вы здесь делаете?

– Задание по актерскому мастерству, – поясняет Брайсон.

– А, точно. Надо бы тоже начать. Как успехи?

– Только начали, – говорит Брайсон. – Ты один?

– Натали ждет в машине, – отвечает Айзек. Следом бариста называет номер заказа. – Это мой.

– Тогда до скорого.

Айзек уходит, а я стараюсь не смотреть ему вслед.

– У тебя сливки на губах.

– О господи, и я все время так просидел? – спрашиваю я. Брайсон с улыбкой кивает, пока я поспешно вытираю губы. Умею я опозориться перед парнем, который мне нравится…

– Странно, когда мы встречались, Натали говорила, что не любит здешний кофе.

Я поднимаю взгляд.

– Айзек и Натали встречаются?

– Ага, – отвечает Брайсон. Он смотрит в телефон, пытаясь выбрать подходящую сцену из фильма. – Правда, совсем недавно. – Он отрывает глаза от экрана, почувствовав тяжесть моего взгляда. – Погоди, он тебе нравится? – шепотом спрашивает Брайсон.

Раньше мне никто не задавал подобных вопросов. Странно, что это делает Брайсон, но «странно» не всегда значит «плохо».

– О, так вот кто твой типаж. – Он хмурится и смотрит куда угодно, только не на меня.

– Не думаю, что у меня есть любимый типаж, – говорю я. – Он просто мне нравился.

– В прошедшем времени? – Брайсон вскидывает бровь. Это чертовски мило.

– Не то чтобы у меня был с ним шанс. – Я знаю, что мне нельзя любить Айзека, но новость о том, что он с кем-то встречается, все равно больно жалит. Мечты о будущем исчезают, как горящая фотография. – В этом минус любить гетеросексуальных парней. Все истории всегда заканчиваются одинаково.

Я делаю очередной долгий глоток из своего стакана. Брайсон не сводит с меня взгляда.

– Что? – Я вытираю губы. – Опять у меня что-то на лице?

– Просто мне кое-что интересно.

– Что?

– Почему ты думаешь, что все, кто тебе нравится, – гетеросексуалы?

Я пожимаю плечами.

– Я, конечно, не могу знать наверняка. Но Айзек, скорее всего, да. Он теперь встречается с Натали, так что это неважно.

– Да… Айзек не гей. Но я имею в виду в общем: почему ты так уверен, что все парни гетеросексуалы?

Я покусываю трубочку, пока думаю. Я действительно никогда раньше не задумывался об этом. Странно разговаривать на эту тему с Брайсоном Келлером. Он ждет моего ответа, и я, выдохнув, наконец отвечаю:

– Полагаю, потому что общество заставило меня в это поверить. Все гетеросексуальны, и это норма. Посмотри на нашу школу. Открытых геев можно пересчитать по пальцам одной руки. Наверняка есть еще ребята вроде меня, которые скрывают свою ориентацию, и, может, даже несколько, кто еще не определился. – Я покусываю губу. – Возможно, считать, что все вокруг гетеросексуалы, – это защитный механизм.

– Прости, наверное, мне не следовало спрашивать, – Брайсон вздыхает. – Просто все это очень дерьмово.

– Ага, ты прав. Но я рад, что открылся кому-то вроде тебя. – Я смеюсь, но получается неискренне. – Это могло плохо для меня закончиться.

Он встречается со мной взглядом.

– Я никому не скажу, но, если вдруг кто-то узнает о том, что ты гей, и начнет тебя доставать по этому поводу, дай мне знать.

– Будешь моим личным телохранителем?

– Другом, – говорит Брайсон и подмигивает. У него снова звонит телефон, и он берет трубку. – Нужно что-то забрать? – Он делает паузу. – Хорошо. Понял. Скоро буду.

Пока Брайсон говорит по телефону, я допиваю свой моккачино и изучаю парня перед собой. Он не такой, как я думал, но в хорошем смысле.

Брайсон кладет трубку.

– Извини.

– Ничего страшного. Нам пора?

Брайсон кивает.

– Ты не против?

– Разумеется, нет. Я тоже не хочу опоздать домой к ужину.

Когда мы выходим из кафе, все мои мысли заняты Брайсоном. Пока я указываю дорогу к моему дому, в машине бренчит одна из баллад The Graces. Я живу примерно в пятнадцати минутах от кафе, но дорога занимает больше времени из-за послеобеденных пробок. То, что Брайсон подвозит меня домой, невероятно странно… и одновременно захватывающе.

Мы останавливаемся перед двухэтажным зданием, которое я с трех лет называю своим домом. Это строение из грязно-белого кирпича, с французскими окнами и темной деревянной дверью, которую я помогал отцу красить. Часть дома покрыта плющом, поэтому с того места, где мы припарковались, видно только балкон, прилегающий к спальне родителей. Сбоку от дома – гараж на две машины, над ним висит баскетбольное кольцо, в которое мы с отцом время от времени бросаем мяч. Раньше мы жили в квартире, но потом мама забеременела Яс, и мои родители решили сделать прыжок в неизвестность, инвестировав в дом, требующий ремонта. За долгие годы дом вырос, поменялся, как и я. Он не такой огромный, как дома некоторых других ребят из школы, но он особенный, потому что мы потратили много времени на то, чтобы сделать его своим.

Я поворачиваюсь к Брайсону и говорю:

– Я согласен. Давай встречаться эту неделю.

Глаза Брайсона расширяются, затем он улыбается.

– Ты уверен?

Я на грани нервного срыва и готов поспорить, что мое лицо снова стало одного цвета с нашими галстуками. Но я уже сделал первый шаг, можно рискнуть пойти дальше. Я киваю – скорее самому себе, чем ему.

– Если мы сохраним все в секрете, то почему бы и нет? Это только игра. Разве то, что я гей, запрещает мне в нее играть?

Брайсон молча улыбается. Он нервничает. Это до неприличия мило.

– Что ж, тогда я, Брайсон Келлер, обещаю быть твоим идеальным парнем следующие четыре дня.

Я с улыбкой вылезаю из джипа и начинаю собирать свои вещи.

– Оставь свой блейзер, я завезу его в химчистку.

– Не стоит.

– Так мне станет немного лучше, – говорит Брайсон. – Твой блейзер весь грязный из-за меня и этого пари. Пожалуйста, позволь мне все исправить?

Брайсон наклоняется, и мне кажется, что он тянется к моей руке. Я отдергиваю ее. Брайсон замирает. Он перегибается через пассажирское сиденье, вытягивая руку, и я запоздало понимаю, что он ждет, пока я отдам ему блейзер. Я протягиваю его, ругая самого себя за глупость.

Брайсон аккуратно складывает мой пиджак и кладет его на пассажирское сиденье. Он снимает блокировку со своего телефона, прежде чем протянуть его мне.

– Сохрани свой номер, чтобы я мог тебе написать. Сможем распланировать эту неделю как захочешь.

Хоть я и был серьезен, когда предложил ему встречаться этим утром, но не думал, что все дойдет до этого. Из-за трещины на экране мне требуется две попытки, чтобы нажать последнюю семерку в номере моего мобильного. Закончив, я возвращаю Брайсону телефон.