– Отлично. – Он кладет телефон в подстаканник. – Спишемся позже.

Я смотрю, как он уезжает. Я стою там, пока огни его машины не станут лишь воспоминанием. И тогда все обрушивается на меня. Словно волна, разбивающаяся о берег. Хоть и не по-настоящему, но я кое с кем встречаюсь – и это парень.

Черт возьми, у меня есть парень!

И это не кто иной, как Брайсон Келлер.

Первое, что встречает меня, когда я захожу домой, – это запах гари.

– Мам, я дома, – кричу я из прихожей.

– Я в кухне, Кай, – откликается мама.

– Зачем? – Я иду в зону катастрофы.

Повар из моей мамы не очень. У нее много других талантов, например петь в церковном хоре, заботиться о том, чтобы мы пережили праздники в кругу дальних родственников, и угадывать, кто убийца, до конца фильма или книги. Готовка в этот список не входит.

– Слава богу, ты нашел нас, Кай, – говорит Яс. – Я пыталась ее остановить, но она меня не послушала.

Каждые несколько недель маме в голову приходит мысль, что она хочет приготовить нам семейный ужин. И каждые несколько недель происходят сцены, подобные этой. Честно говоря, я виню во всем кулинарные шоу, которые мама постоянно смотрит. Телевидение слишком долго обманывало людей. То, что вы смотрите, как что-то создается, не означает, что вы тоже можете это делать. Я действительно думаю, что все шоу, а не только рестлинг должны сопровождаться предупреждением «Не повторяйте дома».

– Что у нас горит на этот раз? – спрашиваю я у Яс громким шепотом, облокачиваясь на большой разделочный стол в центре кухни. Перед сестрой открыта книга комиксов. В последнее время она ими одержима, что неудивительно, учитывая ее любовь к рисованию.

– Должна быть запеканка. По крайней мере, так это называется в бабушкином рецепте, – шепчет Яс в ответ. – Но я не знаю, что это.

Гранитная столешница заставлена кастрюлями и сковородками. Мама вооружена огромным ножом, а перед ней лежат куски зверски нарезанного картофеля. Ее короткие волосы собраны сзади резинкой, поверх одежды надет фартук с надписью «Лучший повар в мире», который мы с отцом и Яс когда-то в шутку ей подарили. В ретроспективе, полагаю, она не поняла юмора и расценила подарок как стимул к совершенствованию. Больше мы не повторим подобной ошибки.

– Скоро уже закончится эта пытка? – спрашивает Яс, когда мама сводит очередную картофелину в преждевременную могилу.

– Папы еще нет?

– Нет, – отвечает Яс. – Если бы он был дома, думаешь, все это бы произошло? – Она указывает на беспорядок и раздраженно качает головой.

– Вы двое ведь понимаете, что я вас слышу? – спрашивает мама.

– Разумеется, – отвечаю я, как раз когда Яс говорит:

– В том-то и соль. – Мы смотрим друг на друга и смеемся.

– Другие дети мотивируют своих родителей.

– Ради бога, мам, я целый день мотивировала тебя на прекращение этого.

Мама подходит к холодильнику и достает несколько морковок. Она возвращается к разделочной доске, и мы наблюдаем за тем, как она криво нарезает их. Все куски получаются разных размеров. Яс тянется к паре маминых жертв. Не имея другого выбора, я сажусь рядом с сестрой, а затем беру кусок моркови и закидываю его в рот. Единственное, что мама не в состоянии испортить, – это сырые овощи.

– Как там ваше с другом совместное задание? По какому оно предмету? – спрашивает меня мама.

– Актерское мастерство, – я скулю. – Придется выступать на сцене.

– Сделай все, что в твоих силах, дорогой. Может, и не так много, но хоть что-то. – Мама и Яс обмениваются взглядами, прежде чем рассмеяться.

Я знаю, что значит этот взгляд. Однажды я играл роль Иосифа в сцене рождения Христа, которую ставили в церкви, и большую часть времени тупо смотрел в зрительный зал, а когда все-таки начал зачитывать свой текст – речь вышла скомканной. Это был полный провал. Единственный плюс был в том, что с тех пор учитель воскресной школы разрешил мне находиться в дальнем углу сцены. И я был этому рад.

– Аг ни-и, – говорит отец за нашими спинами. Иногда он использует фразочки на африкаансе[3]. Вроде этой, которая переводится как «о нет». – Мне показалось, что пахнет чем-то горелым. – Он кладет одну руку на мое плечо, вторую – на плечо Яс.

– Пожалуйста, спаси нас, – говорит Яс, не отрывая глаз от своей книги, и поправляет огромные очки в черной оправе.

Отец широкими шагами пересекает кухню и подходит к маме сзади. Даже через двадцать лет они продолжают вести себя как молодая парочка влюбленных. Эта мысль напоминает мне о Брайсоне. Правила пари такие же или меняются, если встречаются два парня? Как именно будет строиться наше общение? Само собой, это продлится всего четыре дня – меньше, чем жизненный цикл комнатной мухи. Непохоже на настоящие отношения.

Отвлекшись, я закидываю кусок моркови в рот, и он встает поперек горла. Яс с силой хлопает меня по спине.

– Я тоже так думаю, – говорит Яс. – Мерзкое зрелище.

Тяжело вздохнув напоследок, она встает и выходит из кухни. Мама садится на освободившееся место. Она берет кусочек моркови и принимается его жевать.

– А кроме актерского мастерства как дела в школе? – спрашивает она. – Есть что-нибудь интересное?

– Нет, а что? Почему ты спрашиваешь?

Она смотрит на меня с открытым ртом, в котором виднеется кусочек моркови.

– Что-то не так? Что случилось?

– Ничего, – отвечаю я слишком быстро и слишком громко. Я убийца, пойманный с оружием в руке. Именно поэтому, прежде чем успею выдать себя, я торопливо выхожу из кухни и бегу наверх.

– Очевидно, что что-то произошло, – кричит мама мне вслед.

– Может, он застеснялся, – предполагает отец.

– Наверное, тут замешана девушка.

– Думаешь? – спрашивает отец.

Мне следовало бы сказать: «Вообще-то у меня есть парень». Но меня пугает даже мысль о том, что я признаюсь в своей ориентации родителям. Я уже слышал, как они осуждали «гомосексуальность» и говорили, что это «грех»… Но каждый раз это касалось посторонних людей. Изменятся ли их чувства, когда они узнают, что их сын тоже гей? Неуверенность в этом заставляет меня молчать.

В семье меня называют «поздним цветком». Моим единственным спасением были короткие отношения с Луизой Китон. В то время как все мои кузены уже вовсю встречались с девушками, я не проявлял подобного интереса. Я часто задумываюсь о том, насколько хватит моего оправдания. Сколько времени понадобится, чтобы всплыла очевидная правда? Мам, пап, простите, я никогда не буду встречаться с девушками. На самом деле, дорогие мои, отношения меня очень интересуют, а девушки – нет.

Дайте мне адамово яблоко и немного щетины, а потом назначим дату разоблачения, хорошо?

Моя спальня в конце коридора на втором этаже. Цвет стен меняется каждый год на новый оттенок синего – мой любимый цвет, – и сейчас стены покрашены в светло-голубой. Левую стену занимают две огромные книжные полки, которые ломятся от моих любимых книг – в основном фэнтези и молодежной литературы. Туда же втиснуто несколько маминых детективов, потому что на ее полке уже не осталось места.

Письменный стол с компьютером стоит у окна. Стол завален пока невыполненными заданиями, а журнал идей открыт на странице, где я до этого работал. Буквально прошлой ночью я добрых двадцать минут записывал идеи для фэнтези-книги, которую пишу уже большую часть года. Моя цель – дописать этот черновик до того, как я окончу школу и отправлюсь в колледж в Нью-Йорк.

Я падаю лицом вниз на кровать, достаю телефон и пролистываю новостную ленту в поисках его имени. Осознав свои действия, я останавливаюсь. Как я дошел до того, что жду, пока мне напишет Брайсон Келлер?

Я отправляю короткую заметку о маминой стряпне в чат трех мушкетеров и открываю инстаграм^◊. Один из первых постов – от «Вестника академии Фэйрвейл». Последние два месяца каждый понедельник газета публикует новости о том, кто получил титул королевы бала на этой неделе. Но сейчас под постом лишь один огромный вопросительный знак.