– Поправим и на место приколотим! Не дрейфь, сестренка, прорвемся! А если серьезно… Маш, если поймешь, что вот совсем никак – ты не молчи, хорошо? Я этому ребенку тоже не чужая. Он же не виноват ни в чем… Не виноват в том, что вот так получился…
– Тогда буду рожать…
Нина потихоньку перевела дух и обняла сестру:
– Все будет хорошо! Все плохое уже случилось, так что теперь точно будет хорошее.
И все же, Маша облегченно выдохнула, когда узнала, что будет девочка. Почему-то ей от этого стало немного легче.
Родители восприняли новость спокойно. И ни разу потом не задав дочери ни одного вопроса про отца Оли, каким-то шестым чувством понимая, что не надо об этом даже упоминать, они просто приняли новость как факт, не понимая, что тут можно обсуждать. Детей просто надо любить. Этим они жили всегда и не понимали, как можно иначе.
А тогда, Александр обнял дочку и сказал:
– Вырастим! Наш ведь будет!
– Или наша… – улыбнулась сквозь слезы Маша.
– И ты туда же! Не дождусь я пацана от вас, да? – Александр прижал к себе дочку и поцеловал в макушку.
Внучку гордый дед на выписке не доверил никому.
– Вылитая ты, Валюшка! Нет, ты посмотри, даже нос твой! Ну, или Машкин, они у вас одинаковые!
Маша, посоветовавшись с родителями, назвала девочку Ольгой, в честь прабабушки со стороны отца, потому что в честь прабабушки со стороны мамы, была названа Варвара, которая лихо пускала пузыри, сидя на руках у мамы и разглядывая многочисленную родню, которая явилась на выписку.
Спустя пару месяцев Маша, гуляя с сестрой, поделилась:
– Не знаю, Нинка, как бы я жила без нее. – Маша поправила одеяло в коляске. – Спасибо тебе…
– Да мне-то за что… Маш, а ёкает? Ну, когда на руки берешь, когда кормишь?
– Да не то слово! Как ёкнет, так потом изжога на весь день! – рассмеялась сестра. – А если серьезно, то да, Нин, моя она. И я не жалею… Уже нет. Пусть так, зато теперь мне есть для кого дышать.
– Ну, и замечательно! Таааак, две у нас уже есть. Интересно, у Ленки пацан получится? Спорю, что нет!
– Даже спорить не буду! – расхохоталась Маша и Нина облегченно выдохнула.
Сестра стала похожа на себя прежнюю. На ту девочку, которая при всей своей внешней серьезности, могла сотворить что-то такое, от чего мама и, даже видавший виды отец, только бледнели и даже ругаться могли через какое-то время. Как тогда, когда Машка, «рассчитав» силу тяготения, сиганула с зонтиком с крыши беседки во дворе. Зонтик сломался, Машка отбила себе коленки и ладони, приземлившись на кучу гравия, а папа почти сутки молчал, а потом всыпал ей хорошенько, наказав учить физику, до которой было еще несколько лет в школе.
– Берешься за эксперименты, так готовься как следует!
Маша, пару дней поев стоя, затеялась изобретать машину времени, и мама, выдав ей старый будильник, только тихо сказала Нине:
– Присмотри за ней, чтобы правда в прошлое не ушла, а то мало ли!
Спустя год после рождения дочки, Маша восстановилась и оформила перевод в местный вуз, а закончив, получила-таки со временем свою ученую степень. Она преподавала в том же вузе, который окончила, открыв в себе удивительную способность объяснить самое сложное простыми словами любому студенту.
Лена деда внуком тоже не порадовала. Зато, порадовала сразу двумя внучками, родив двойню. Валя хохотала до слез, глядя на растерянного мужа, который держал на руках сразу двух пухлых девчонок в розовых комбинезончиках, сшитых заботливой бабушкой.
Леночка из всех сестер была самой тихой. Но, как говорила мама, «в этом тихом омуте» … Лена никогда не спорила, не возражала, просто, донеся, как получалось, свою точку зрения, делала так, как считала нужным.
Так было в детстве, когда она, сама, подойдя к преподавателю музыки, записалась в школьный хор, а потом узнав, как поступить в музыкальную школу, взяла за руку маму и отвела ее туда:
– Я не могу сама, без взрослых меня не возьмут! И мне нужно пианино. Рояль ставить некуда.
Так было, когда на просьбу отправить ее на конкурс в Москву, преподаватель сказал, что она недостаточно готова, и Лена, практически не вставая из-за инструмента, через месяц сыграла на промежуточном экзамене так, что этот самый преподаватель аплодировал ей стоя и уже без колебаний заявил ее на конкурс, который она выиграла.
Так было и тогда, когда она, окончив консерваторию и устроившись работать в местный театр, привела знакомиться с родителями будущего мужа.
– Это Эдуард. Мы решили пожениться.
– Можно просто Эдик, – щуплый, нескладный молодой человек с неуверенностью и даже страхом смотрел на родителей Лены.
Валентина внимательно оглядев «кавалера», усадила того за стол и, подкладывая самые лакомые кусочки, через полчаса выяснила, что Эдик сирота, играет в оркестре на скрипке и любит ее дочь так, что «не может дышать без нее». Валя, подперев рукой щеку, слушала и про себя думала, чем же кормить этого «зятя», чтобы на костях, которыми он чуть ли не гремел, наросло бы хоть немножко чего-нибудь еще.
А спустя три года, молодой, плечистый мужчина, в котором не узнать было того тщедушного паренька, разгружая багажник машины, отбирал тяжелые пакеты у тещи:
– Мам, ну что ты в самом деле! Я сам отнесу! Давай, я быстренько! А то мне Ленка задаст! Я обещал с дочками погулять, пока она убираться будет.
А несколько лет спустя, на берегу тихой речки в деревне, откуда родом были родители Валентины и где до сих пор стоял крепкий родовой дом, в рядок сидели четыре девчонки и Александр.
– Дед! – тихо позвала Варвара.
– Ммм?
– Уже жарко, клевать перестает. Пошли, в футбол сгоняем, пока бабушка завтракать не позвала. А то потом не пустит. Она грозилась сегодня нас учить пирожки лепить.
Вся девичья компания хором застонала.
– А ты обещал сегодня научить «свечи» менять! – возмущенно протянула Ольга. – Надувательство какое-то! Где «свечи», а где те пирожки!
– Цыц! Бабушке тоже помогать надо! – шикнул на них дед, тихо улыбнувшись в усы. – Сматывайте удочки и пойдем. У нас еще полчасика точно есть.
Близняшки молча смотали удочки и встали рядышком, глядя на деда.
– Ну, а вы что скажете?
– Пирожки – это часа на два, а потом будем мормышки делать, ты обещал!
– Точно! И червей на завтра накопать надо, на хлеб так не клюет!
– Да, как скажете! – Александр Матвеевич прислушался и махнул рукой. – Бросайте все, а то не видать нам футбола! Бабушка уже на тропу войны вышла. Вон уже зовет. Успеем до поля добежать – даст поиграть минут десять.
Девчонки взвизгнули и припустили по берегу речки к футбольному полю, которое было на краю деревни, рядом со школой. Александр посмотрел вслед внучкам с их прыгающими по плечам растрепанным косичкам и добродушно пробурчал:
– Пацан-пацан… Куда тем пацанам до этих красоток! Девоньки мои…
Варя обернулась и махнула деду, сердито топнув ногой:
– И чего ты стоишь? Вон бабушка уже идет!
Валентина, приложив ладошку к глазам, разглядела на берегу мужа и, рассмеявшись, махнула рукой в сторону поля.
– Ну вот, теперь и полчасика есть! – довольно улыбнулся Александр и зашагал вслед за внучками.
Не работай страусом!
– Анечка, где ты сейчас? Маме совсем плохо, она тебя ждет!
Голос у отца звучал глухо, как будто издалека. Аня сжала телефон:
– Папа, я уже в аэропорту, бегу на выход. Папа, держись, я буду через час. И держи маму, прямо за руку держи, не дай ей уйти!
Аня неслась к выходу, не разбирая дороги, иногда прокладывая себе путь локтями. Легкая сумка-рюкзак колотила по спине. Скорее! Она должна успеть!
Как же злилась она на отца сейчас! Почему промолчал, почему не сказал раньше?!
О том, что у жены плохой прогноз, Иван Леонидович узнал месяц назад. Хотел было сразу позвонить детям, но Любовь Валентиновна была против:
– Ванечка, ну что их дергать? Анюта с Алиночкой занята, ей и так тяжело. А Юра на работе. Приедут и что? Будут сидеть возле меня? Не хочу! И вообще, нечего меня раньше времени оплакивать. Давай-ка, лучше чемодан собирай!
