Анна Петровна улыбнулась:

– Да нет, не рано, уроки закончились, и домой. Теперь два дня отдыхаю. И муж скоро придёт.

Зачем она ей всё это рассказывала? Можно было просто поздороваться. Но от Петровны просто так не уйти, её глаза требовали новостей, хоть каких-то, но новостей. Анна заспешила, юркнув в подъезд. Не дай бог делиться с Би-Би-Си самой главной новостью. А впрочем, та скоро всё разведает. Военный городок есть военный городок, здесь тайны недолго держатся.

Однако новость, какой бы она свежей ни была, не заменит хороший обед. Анна, напевая навязчивый мотивчик новомодной песенки, засуетилась на кухне, Антон обещал раньше прийти, да и дети не задержатся.

В конце мая в кадрах округа подполковника Седова принял заместитель начальника управления.

– Что я вам скажу, Антон Иванович, как мы за вас ни сражались, но вышестоящее командование не перебороть. Есть на вас приказ, назначаетесь командиром части в Москву. Вы, наверно, знаете, что за часть. Должность хлопотная, и ответственность высокая, но то Москва, и возможности там совершенно иные. Кравцов за вас стоял горой, чем вы ему так понравились? Зная, что вы с десяток лет в наших краях служите, и корни здесь пустили, жена в почёте в школе, да и дети с первого класса в одном гарнизоне, мы пытались отговорить, мол, и здесь полковником Седов будет, но нет, в Москву требуют. Так что готовьтесь. Когда дела сдавать команду получите, затем в отпуск. Дату уточним. А дальше в Москву. Будет желание, можете, находясь в отпуске, заскочить в новую часть, познакомиться с руководством, знаю, в Москве будете отдыхать. С московским руководством вопрос отпуска согласован, ваш предшественник пока трудится. По прибытии из отпуска вам должность и сдаст. Вопросы?

Какие уж тут вопросы.

Если до того момента, как Антон переступил порог кабинета заместителя начальника управления кадров, сомнения в возможности перевода были, то уже за дверьми он осознал: назначение состоялось, и в ближайшее время состоится переезд в столицу.

На улице распогодилось, словно по заказу из-за тучек выглянуло солнце. Весна активно вступала в свои права. Под стать погоде было и настроение Седова.

Прочь все сомнения и переживания… Всё будет хорошо!

Антон присел на лавочку в сквере. Надо перекурить это дело. Хоть и ждал приказа, думал о нём, сомневался, а вроде всё и внезапно получилось.

В феврале этого года часть вместе с другими соединениями, управлениями, частями и подразделениями округа проверялась комиссией Министерства обороны. Непростой была проверка. Шёл шестой год перестройки. Эйфория первых перестроечных лет канула в небытие. Если в 1986 году отчитаться можно было лозунгами, докладом о количестве перестроившихся и тех, кто вот-вот перестроится, спустя пять лет в эту болтовню комиссии уже не верили, им подавай не слова, им дела подавай. В общем-то, правильно. Однако народ не глуп и уже начал понимать: все эти усилить, улучшить, добиться и перестроиться – просто слова и не более. Требуешь от людей перестроиться, так ты и базу для дела создай. А какая там база – как не было нормального снабжения новой техникой и запчастями, так его и нет, как лимитировали горюче-смазочные материалы, так по-прежнему ГСМ в дефиците. А водителей как учить, чем технику обслужить? За высокопарными словами о заботе, о людях продуктов в магазинах больше не стало и число бесквартирных не уменьшилось. Ладно, смириться с этим можно было, офицеры, прапорщики находят выход из положения, и он, командир, знает это: живущие на частных квартирах не ропщут, смиренно ждут своей очереди. Но как выдержать то, что на армию помои вёдрами льют? И не в жёлтых газетёнках, уже и в центральной прессе. Вон в 1988 году в августовском номере «Комсомолки» напечатали интервью академика Сахарова, сей учёный муж говорит: армия сегодня – источник опасности военного переворота. А вслед истерика. «Огонёк», «АиФ», «Московский комсомолец», местная пресса подхватили этот тезис, оснастили его деталями, обвинениями – и пошло, и поехало… А что народ? Тот, кто газету покупал лишь для того, чтобы сало и колбасу в неё заворачивать, вдруг грамотен стал. Читать потянулся, думать начал. Говорливых появилось масса: бурчат, бурчат, не остановишь. И впрямь перестройка. И как со всем этим бороться?

И вот проверка.

Не ждали, не желали её, боялись, накануне приезда комиссии командиры и политработники как только не крутились. Своих людей все знали, знали, кто на что горазд: говорливых в отпуска услали, демагогов по нарядам и командировкам рассовали. Кому что-то обещано было: то ли дитё в сад без очереди устроить, то ли условия проживания улучшить и так далее.

Переживал за результаты проверки и Седов. Командир он опытный, на хорошем счету, надежду на рост не терял, батальон третий год шёл с неплохими показателями. Как он отчитается?

Проверка началась с учений. Считалось, что всё будет внезапно, но даже поварихи в столовых знали, в какую минуту прозвучит сигнал тревоги. Ожидая его, кто-то спал в сапогах, а кто отдыхать и не ложился. Ровно в пять утра батальон поднят по тревоге. Возглавлял группу инспекторов в батальоне сокурсник Антона по челябинскому училищу Александр Стеценко. Санька за почти два десятка лет, что не виделись, раздобрел, седина появилась в некогда смоляных волосах. Но был он всё тот же Санька. Хоть и щёки надувал, всё же старший среди проверяющих, но это был тот же Сашка Стец, так его звали товарищи по курсу.

С задачами учений батальон справился, подчинённые постарались. В общем-то, уговаривать никого не приходилось, и вредителей не было. Офицеры, прапорщики знали своего командира, ценили его трудолюбие, его ответственность, уважение подчинённых и не подвели.

Стеценко после учений похвалил Седова:

– Молодец, подполковник, доложу, достоин поощрения. Теперь с дисциплинами не оплошай, особенно со специальной подготовкой и политической. Давай, Антон, дерзай.

И он дерзал. Жена все пять дней проверки только по телефону мужа и слышала, но понимала: проверка – дело важное.

В эти дни Антон Иванович познакомился с кадровиком из Москвы полковником Кравцовым. Лев Иванович был старым служакой, боевыми листками и отремонтированной ленинской комнатой его не возьмёшь и протоколы батальонных комсомольских собраний не читал, он с людьми общался. Разговаривать полковник умел и слушать умел, а это важно. Уже через два дня обстановку в батальоне Кравцов знал не хуже Седова. Людей в кабинет не вызывал, общался на рабочих местах, в курилках, учебных классах, автопарке, и надо сказать, люди не шарахались: седой, с открытым лицом, хорошей улыбкой, полковник вполне внушал доверие.

В последний день пребывания комиссии Лев Иванович пригласил на беседу командира. Тот разговор был уже не на ногах, беседовали в кабинете Седова.

Полковник коротко рассказал о своих впечатлениях, выводах по итогам работы, похвалил Седова за дисциплину, порядок в подчинённых подразделениях. Антон было расслабился. Всегда приятно, когда хвалят, да ещё в хозяйстве, где забот полон рот. Но вот Кравцов перешёл к заключению и выводам. В официальных докладах этот раздел начинается обычно так: «Вместе с тем…» Но сейчас это «вместе с тем» поразило Седова. Как можно было за считаные дни пребывания в батальоне увидеть и понять ключевые болевые точки? Нет, не по технической части был разговор, разговор шёл о людях. Начальник штаба: пятеро детей, жена инвалид, ютятся в двухкомнатной квартире. Замполит: хороший мужик, но выпивает безмерно, частенько скандалит дома. Командир первой роты: переросток, в капитанах семнадцать лет ходит. И ещё, ещё…

Слушал полковника Седов и хоть знал всё то, о чём говорил Лев Иванович, но такое чувство обиды его разобрало, не передать. Разве есть в этих проблемах его вина? Он что, свою квартиру начальнику штаба отдаст или замполиту «торпеду» зашьёт? А с командирами рот…

Кравцов увидел реакцию Седова.

– Антон Иванович, ты пар-то выпусти, не ровён час лопнешь, вон как надулся, пунцовым стал. Успокойся. Знаю, много здесь и не твоих вопросов. Просто напомнил тебе: рядом живые люди, они тебе победу куют. Сам не можешь вопросы решить, руководство верхнее долби. Да, долби, через партбюро, политуправление долби.