Сергеев подошёл к столу, налил стакан воды, жадно выпил.
– Антон Иванович, ты это… грамм сто пятьдесят налил бы. Вчера в гаражах с мужиками малость перебрали, трубы горят.
Он с тоской посмотрел на Седова.
В другое время Антон отшил бы ветерана. Но сейчас, после интересных выводов того, с охотой плеснул старику коньяк в стакан, была заначка на экстренный случай.
– Артём Кузьмич, езжайте домой. Без вас справимся. А за интересные сравнения спасибо. Правильно вы подметили, в борьбе за власть решительность нужна.
После обеда отзвонилось вышестоящее руководство.
– Антон Иванович, это Беляев. Как у вас обстановка? Ну и хорошо. Никаких действий не предпринимать. Сегодня плановые выезды ограничьте до минимума. А с людьми потолкуйте, нежелательно в центре города болтаться, лучше семьями пусть займутся. Если что, звоните. Я на месте.
Антон положил трубку.
– И что это было?
Ладно, главное понятно: никаких действий не предпринимать. Антон повеселел. Решительно снял трубку телефона и позвонил домой. Анна была встревожена, по голосу чувствовалось.
– Слава богу, целую вечность от тебя звонков не было! Что там у вас случилось? Ты понимаешь, у нас тут слухи ходят, один невероятнее другого.
Седов, как мог, успокоил жену:
– Аня, главное, за детьми смотри. Особенно за Егором, он со своими новыми друзьями вполне может на митинги в центр пойти, а там войска. Передай, я запрещаю выходить из дому.
– Хорошо, хорошо, Антон, я всё передам, как ты просишь.
Седов положил трубку, теперь, после разговора с женой он был спокоен: родные дома, всё под контролем.
Но не спокойна была Анна Петровна. Она сказала мужу неправду. Егор ещё в девять утра, сказав, что идёт к товарищу уточнить, какие учебники надо приобрести к новому учебному году, исчез и вот уже более шести часов не появляется дома. Наталья Ивановна на разведку в соседний дом к Мишке, с кем вроде сдружился Егор, сходила. Лена по подружкам пробежалась. Никто не видел сына. Она хотела было сказать Антону, что сына дома нет. Но увидев энергично махающую руками тётку Наталью, не сказала. А положив трубку, заплакала.
Наталья Ивановна обняла её.
– И чем поможет рассказ мужу о том, что Егорки нет дома? Ты только головной боли ему добавишь. Найдётся сынок, не переживай, чай, не в пустыне живём.
Егор тем временем не имел представления об этих переживаниях. Утром, когда шёл к Мишке, он повстречал Кольку, кореша из секции бокса. Тот сообщил, что ему звонил приятель и просил приехать к Белому дому.
– В стране переворот, и у Белого дома сейчас решается судьба государства. Да, да, так и сказал! И все порядочные люди должны быть там. Давай, Егорка, пошли вместе.
Егор и минуты не думал. Мама? Тётя Наташа? Лена? А что с ними случится?
Парни сначала приехали на Манежную площадь. Здесь стояли БМП и танки. Они просто стояли. Офицеры и солдаты никаких действий не предпринимали, молча курили, кто-то разговаривал с людьми. Народу было много. Люди плотным потоком шли в сторону Белого дома, юноши присоединились к толпе.
Егор в такой обстановке был впервые. Люди рядом не молчали. Они говорили, говорили. И то, о чём они говорили, сначала пугало. Разве можно винить во всех грехах власть? И не просто винить, многие матерком сопровождали фамилии: Павлов, Янаев, Лигачёв, Пуго. Да, он знал, президент Союза Горбачёв, о других вскользь по телику что слышал, но в памяти эти фамилии не отложились, другие заботы у паренька. А тут каких только нелицеприятных эпитетов в адрес Горбачёва, коммунистической партии он не услышал. И военных не хвалили – хаяли генералов: дармоеды, преступники и прочее, прочее. У него отец офицер и сейчас по тревоге на службу выехал, так что, и он преступник? Голова кружилась от этих разговоров. Но он слушал, пытаясь понять, что эти люди хотят, понять, где его место сегодня. Однако разобраться было сложно, и он просто шёл, заряжаясь общей атмосферой вседозволенности и свободы.
Вскоре пришли к Белому дому. Здесь уже были тысячи людей. Наверно, десятки тысяч, трудно понять сколько. Он увидел танки, около них какое-то движение, вот на танки поднялись люди. Окружавшие Егора люди улыбались и одобрительно хлопали в ладони. Что это было, кто стоял на башнях танков, он не знал, но также хлопал в ладошки и топал ногами. Колька толкнул локтем в бок:
– Слышь, Ельцин, Ельцин выступает, ты слышишь!
От танков было довольно далеко, и, разумеется, он ничего не слышал, тем более шум вокруг. Но он кивнул головой. Дескать, он всё понимает, всё слышит. Вдруг послышался голос: «Баррикады, давайте делать баррикады! Брусчатка, вскрывай брусчатку!» Люди бросились разбирать дорожки.
В этой бешеной атмосфере прошло немало часов. Егор устал, его товарищ также не выглядел столь уверенно, как утром. Никаких атак, боевых действий не было. И пьянящее чувство победы, перелома понемногу уходило. Однако люди не расходились, собираясь группками, ели, пили, разговаривали, перекуривали. Народ ждал.
– Слышь, Егор, давай домой сходим, наши не знают, где мы. Мать ругаться будет. Перекусим, и айда сюда вновь. А?
Егор и сам уже начал подумывать, а не пора ли домой. Не вечно здесь сидеть. Он согласился.
Через час парни были в районе.
Матери, они такие, конечно, они переживали в эти трудные часы. Анна Петровна с Натальей Ивановной целый день провели у окна. Анна всё же сказала мужу, когда тот звонил в очередной раз, что Егора нет дома. Тот помолчал и промолвил: «Высеку молодца, как приеду, высеку. Не посмотрю, что боксёр!» И Анна Петровна успокоилась. Слова мужа насчёт «высеку» она пропустила. Конечно, бить сына он не будет, но то, что Антон сказал «как приеду», её и успокоило. Значит, муж уверен, что с сыном всё в порядке, и сам скоро будет дома.
Анна упрекать сына не стала, она только посмотрела на него. Глаза матери сказали Егору всё. В них были слёзы, гнев, переживание, а на лице застыла маска такого отчаяния и боли, что Егор в душе сам себя высек.
– Мамочка, ты, пожалуйста, успокойся. Я неправильно поступил, уйдя в город без разрешения, честное слово, больше такого не повторится.
Мать ничего не ответила. Накормила и отправила отдыхать. А вот Наталья Ивановна не выдержала, устроила парню выволочку. Анна не слышала, она была на кухне. Сестричка брату также ничего не сказала, только тихонько спросила:
– Ну, как там в городе? Стреляли?
Егор, лёжа в постели и уже закрыв глаза, пообещал сестрёнке всё рассказать.
– Лен, завтра, хорошо, завтра всё расскажу.
Поздно вечером Анна позвонила мужу и успокоила, мол, с сыном всё в порядке, с друзьями гулял в районе. О том, что Егор был у Белого дома, она не сказала.
Два последующих дня Наталья Ивановна под завязку загрузила парня домашней работой. Он вынес на улицу и выбил все ковры и коврики, покрывала и зимнюю одежду. По команде тётки передвигал мебель, пропылесосил самые труднодоступные места в квартире. Много чего полезного сделал по дому.
Наталья Ивановна, улыбаясь, подмигивала Анне:
– Трудотерапия – главное средство в борьбе за человека.
К вечеру следующего дня парень взмолился:
– Тётя Наташа, а можно остальные дела на завтра перенести. Руки не гнутся. Я на тренировках так не уставал. Больно уж много у вас этих подушек да ковров.
Наталья Ивановна сжалилась и отпустила Егора на улицу. Отпустила, разумеется, с разрешения матери. Та была в студии, работала с учениками: обычную жизнь никто, даже такое грозное событие, как московская чрезвычайщина, не отменял.
Анна Петровна по телефону проинструктировала сына:
– И чтобы не далее пятидесяти шагов от дома был. Ты понял?
От дома не отходить, это он понял, не понял только, что такое пятьдесят шагов и почему именно пятьдесят. Ну да ладно, главное, на свободе.
На площадке (она, кстати, от дома в сорока пяти шагах была) в окружении подростков сидел Николай, его позавчерашний коллега по прогулке в центре Москвы. Парень пускал кольца сигаретного дыма, пил пиво и рассказывал о событиях, в центре которых и он оказался. Увидев Егора, Колька поднялся с бревна:
