«Уйти в свои снега, в свою безмолвность…» И даны были каждому из них одежды белые… Откр. 6:11 Уйти в свои снега, в свою безмолвность, В бездонность мысли, в безнервозность дум. Не в меланхолий тягостную томность, А в белый, идеально-белый шум, В котором звук печалится не плача, В котором чей-то голос неземной Меня качает трепетно и нянчит Под белой-белой ласковой звездой. В котором, словно в облаке волшебном, Лечу надмирным призраком любви. В котором свет и легкость совершенства Мне дарит изнутри мой визави. В котором безмятежность так безбрежна, Что каждая душа передо мной — Такой же свет; и белые одежды Сияют на Земле и над Землей. Земля
Вся плоть уходит в эту твердь — Шарообразную могилу, В которой тлен питает силу, В жизнь превращающую смерть. В нее спрессованы тела, И все, что было рукотворным, Вмуровано, пустило корни, Корой застыло, и смола, И нефтяная чернокровь, И соль ее, и жирность сока — Имеет смерть своим истоком, Но служит жизни вновь и вновь. Она и дерево, и плод; Вертеп, насаженный на вертел, В ней, круглом саркофаге смерти, Исхода код – наоборот Прописан клинописью звезд, Упавших в свет ее холодный, В ее полётно несвободный, Все воскрешающий, погост. Марина Новиковская г. Михайловск Ставропольского края, Союз российских писателей Ощущение Еда не имеет вкуса, Снам не хватает смысла. Можно сказать – грустно Плетью душа повисла. Можно сказать – будни Стали еще серее. Улицами безлюдье Чувствуется острее. Тайну теряет слово Голос – на тон тише. Города средь пустого Я становлюсь лишней. Не бойся Этой девочке миллиарды лет. Не бойся сдаться ей, путник. В ее памяти первый земной рассвет И марсианское утро. В ее прошлом горят города, Стираются в пыль планеты. Она существовала, когда Еще ветром был ты… Не бойся любить ее, старик. Она знает все твои мысли. И будет плакать, когда твой черед Наступит уйти из жизни. Не бойся смотреть в ее глаза. Она любит тебя просто, нежно. Для нее ты только слеза В океане мертвой надежды. И по-прежнему в прошлом горят города, Поглощает их в бездну огонь и вода. Дом остановившихся часов Здесь сотни мыслей растворились в стенах, Здесь тишина, понятная без слов. Здесь жил кусочек маленькой вселенной, Здесь дом остановившихся часов. Кровать, трюмо, две тумбочки, гитара, Хромой без ножки деревянный стул. И смотрит человек седой устало С картины, перечеркнутой крестом. Здесь тысячи желаний не сбывались, Здесь вдохновенья не умолкший зов. Сюда зайдя, мгновения остались, Здесь дом остановившихся часов. Сломанная кукла Свет фонаря в холодное окно. Меня сломали. Старую игрушку. Но выбросить забыли все равно, На чердаке в пыли всегда темно, И в мусоре теперь лежу послушно. Скребутся мыши справа и в углу. Скрипят леса над головой из ваты. Я мыслю. Я жива. Но не могу Уйти из куклы в платьице помятом. Мне не узнать, какой приходит год. И тот ли век, в котором я родилась. Я стану мертвой, если дом умрет, Ненужная где столько лет пылилась. На чердаке, мурлыча, дремлет кот. Случайный гость хозяйского покоя. Затихнут мыши. Старый кот уйдет Как будто в измерение другое. Опять останусь рваная одна. И буду ждать. Чего? Никто не знает. Промчатся лето, осень и зима, Опять наступит мокрая весна. Игрушки слишком долго умирают. Мария Васильева г. Ярославль «Как драже на матовом паркете…» Как драже на матовом паркете, Ночь просыпала неяркие огни. Двое нас на голубой планете В мягких складках белой простыни. Мы с тобою проросли друг в друга, Разглядев подсказки между строк. Вырвал нас из замкнутого круга Взглядов молчаливый диалог. Пусть за окнами меняются сюжеты. Тушит ночь неяркие огни. Мы уснем на голубой планете В мягких складках белой простыни. «Сладким кубиком медленно в кофе твоем растворяется вечер…»
Сладким кубиком медленно в кофе твоем растворяется вечер. Утекают минуты, как капли из ржавого крана. В джунглях улиц тебя я случайно не встречу. Но узнаю тебя в черно-белых героях экрана. В жизнь мою ты внезапной ворвался метелью. Никотином проник глубоко мне под тонкую кожу. Хрупкой нитью дождя вышит города призрачный вечер. Я опять узнаю тебя в спинах случайных прохожих. Пусть все кажется сложным и вроде бы несколько странным. Опускаются мыслей ладони на хрупкие плечи. Но я верю, что как-нибудь утром туманным Я тебя среди многих в толпе обязательно встречу. |
