Мудрый Вануат был учеником одного из Сынов Света, жившего в уединении в горах, на склоне которых расположилась деревня. Вануат был совсем мальчиком, когда деревенский сход решил отдать его Высокому Светлому (имени которого никто не знал) в услужение. И каждый день маленький Вануат носил ему пищу и самое необходимое для жизни. Половину дня занимал путь туда и с только же обратно, и до темноты мальчик всегда успевал вернуться. Иногда Высокий Светлый разговаривал с Вануатом, посвящая его в некоторые тайны мироздания. Уже очень давно Высокого Светлого не было среди живых; и чем дальше уходили те спокойные времена, тем больше Вануат опасался за жизнь соплеменников, которым однажды выпало счастье жить мирно. С уходом в мир иной Высокого Светлого это счастье стало таять.

И вот вчера судьба нагнала беглецов, показав, что горькая участь была лишь отсрочена, но не избегнута вовсе. Совет решил срочно послать гонца к Светлому Гьянгу с просьбой о защите, а также разослать гонцов в соседние деревни с вестью о нападении. Так начались неспокойные дни, полные волнений за будущее. Непрестанно несколько пар глаз смотрели в небо, ожидая черного хищного корабля пиратов. К Гьянгу снарядили отца Тоя и его брата Маниса в надежде, что их горе не оставит сострадательному сердцу Сына Света времени на раздумья: пираты могли вернуться в любой момент, и от того, как быстро Гьянг организует охрану их земель, зависело, выживет деревня или нет.

Той был совсем еще ребенком и плохо понимал, что с ним произошло. Такова защитная реакция детской психики – не вдумываться, не анализировать даже самые ужасные события жизни. Он сидел в уголке и тихо всхлипывал, периодически шмыгая носом и косясь на огромного шаммара, расположившегося на палубе.

Так продолжалось несколько часов, пока усталость от перенесенных событий не навалилась на его плечи тяжким грузом и он не провалился в тяжелый без сновидений сон. Проснулся он оттого, что почувствовал перемены в своем положении. Он открыл глаза и с удивлением понял, что его несет, как рулон ткани, перекинутый через плечо, один из великанов. И с такой высоты Тою было странно наблюдать удаленность пола и близость потолка.

Ночной переход до Тамулонга отец с сыном не забудут никогда. Кони Грунга несли легко, и в эту безлунную ночь казалось, что сами божественные Упадана спустились с небес, чтобы помочь гонцам спасти близких им людей. Горцы больше надеялись на свои ноги, а жители долин, коими являлись люди Грунга, больше доверяли коням. И в эту ночь кони были крыльями в их стремлении. Полностью доверившись проводникам и волшебным коням, отец с сыном мчались вниз, в долину, где их ждала встреча, от которой зависели жизни многих и многих людей, и сознание неотвратимой опасности, уже распростершей свои черные крылья над крышами их домов, придавало им мужество героев древнего эпоса.

Когда заря превратила тьму в серую мглу, а кони захрипели от продолжительного бега, перед взором путников открылась удивительная картина: с холма, на котором они в тот момент оказались, город был виден как на ладони. Тишина утра была совершенно нетронутой, и только звуки их движения нарушали ее таинственный покров, укрывающий местность сном и легким туманом. Почуяв близкий отдых, кони прибавили шаг, и вскоре городские стены были за их спинами, а дом Благородного Гьянга просыпался от настойчивого стука. Хозяин уже не спал, когда они примчались к вратам его дома, и, казалось, ждал их.

Слуга – юноша с непроницаемым, будто каменным лицом – проводил их в беседку для гостей, находящуюся между домом и вратами. Через несколько минут хозяин дома вышел к ним и жестом пригласил сесть. Проводники с тревожным видом замерли у входа в беседку, не решаясь войти, а отец с сыном, упав на одно колено, повторили почти то же, что говорили в доме Грунга:

– Благородный Гьянг, несчастье готово обрушиться на наши головы. Ужасные шаммары на черном, как ночь, вимане вечером позапрошлого дня хотели разорить нашу деревню. Мудрый Вануат почуял их приближение и отвел нас в ущелье, лишь мой младший сын стал их добычей, остальные спасены. Шаммары могут вернуться в любой момент. Не оставь нас в минуту скорби и стань нам защитой, святой Гьянг. Мой сын, преданный Манис, будет сопровождать тебя в твоих благородных делах и станет проводником в наших Горных краях. Дети Уважаемого Грунга, стоящие у входа, станут проводниками в его владениях, что ниже наших.

Когда отец Маниса и Тоя закончил речь, слезы текли по его щекам и последние слова вырывались из его уст подобно языкам пламени из печи кузнеца Голунг-шита, ковавшего самые лучшие плуги в округе. Видя волнение и боль горца, святой Гьянг жестом предложил просителям сесть.

– Твой сын попал им в руки… Они попытаются выведать в его сознании все, что ему известно… Известно ему мало… Они предпримут еще одну попытку нападения, но уже с использованием магии… Будет это… вечером завтрашнего дня. Спешим, у нас мало времени. Возьмите одного из этих проводников и скачите обратно. Возьмите моих лошадей. Завтра, когда тени начнут удлиняться, спрячьтесь как можно надежнее. Всем окрестным деревням сообщите этот указ. Все.

Святой Гьянг дал всем четырем гонцам амулеты и приказал не снимать их с шеи ни при каких обстоятельствах, пока ситуация не разрешится.

Неудача последней вылазки сильно озадачила Крокса. Каждый такой поход приносил убытки. Не только люди, но и виманы нуждались в питании. И если воины не требовали вознаграждения после неудачного похода, но лишь пищу, то виману было все равно, есть у хозяина питание для него или нет. Его резервуары наполняли эфиром – и он летел, не наполняли – не летел.

Эфир добывался из зерна. В подземных хранилищах зерно проращивали, и специальный насос для эфира впитывал силу прорастающих зерен, наполняя ею резервуары, – эта сила зерна и была тем, что потребляли ртутные двигатели виманов. И установки для откачивания эфира, и сам эфир были дороги: вчерашняя неудачная вылазка стоила примерно столько же, сколько шесть мужчин-рабов или десять женщин. Если к этому прибавить вознаграждение воинам, получалось, что удачным можно назвать поход, в котором удалось заполучить не менее двадцати рабов. «Еще несколько таких безуспешных походов – и придется продавать фамильные драгоценности, чтобы купить эфир…» – такие невеселые думы не выходили из головы предводителя пиратов Крокса.

Но еще больше его волновала неизвестность. Нечто угрожало их жизням более чем когда бы то ни было. Он чувствовал это очень ясно, однако, что именно угрожало им, он не знал. Ответ на этот вопрос он надеялся получить у схваченного ребенка. Конечно, сам ребенок ничего сказать не мог, но у шаммаров было много магических способов его разговорить. Можно было посыпать голову ребенка «порошком правды», – и тот стал бы говорить правду. Но порция порошка стоит больше, чем этот ребенок. Можно погрузить его в сон и заставить говорить, что он знает, – но он может ничего и не знать. Самое лучшее – это пригласить сильного мага и, обещая ему в награду этого мальчишку, попросить выудить все, что возможно, не только из памяти ребенка, но и из ауры его родителей, с которыми малыш все еще сильно связан; и связь эта, как канал, может привести к желаемым результатам.

Это был самый лучший выход, и Крокс уже послал за таким Ракшасом. Тот должен был вскоре явиться; а пока его ждали, Крокс всерьез обдумывал вариант завершения карьеры пирата-работорговца и думал, к какому господину проще поступить на службу.

Мальчика привели в кабинет Крокса, обставленный самыми удивительными вещами. В нем уже были сам Крокс и этот страшный великан с глазами, пронзающими насквозь, и жгучими, как горячие угли. Не говоря ни слова, Ракшас взял мальчика одной рукой, как куклу, и поднес к своему лицу. Как только взгляд колдуна пронзил глаза юного пленника, разум ребенка затуманился и малыш впал в забытье.