© Мартова И. В., 2022

© ООО «ИМ МЕДИА», 2022

Солнце поднималось над огромным селом медленно и лениво. Сначала чуть коснулось линии горизонта, раскрасило узкую полоску у самой земли, блеснуло бледно-розовым, нежным, робким лучом по кромке дальнего леса… Потом, усмехнувшись, смело бросило горсть ярких бликов на тихую заводь реки, рассыпало по ней золото вперемешку с серебром, пронизало огненными вспышками и, наконец, по-хозяйски выплыло на июньский небосклон, сразу заиграв миллионами солнечных зайчиков, отразившихся в окнах разноцветных деревенских домов.

Настя, зажмурившись, уткнулась носом в подушку, пытаясь спрятаться от горячего луча назойливого солнца. Но он, настырный, бесстыже лез и лез в глаза, щекотал нос, ласково путался в волосах… Анастасия замотала головой, отгоняя неугомонного солнечного посланника. Очень хотелось спать, но тут, вдогонку упрямому лучу, раздался громкий стук в окошко.

Она приподняла голову, прислушалась и, застонав, рухнула на подушку. Все, день наступил… Хочешь не хочешь, а придется вставать: если беспокойная Митрофановна принесла продукты, спать точно не придется.

Так уж случилось, что Анастасия, хоть и сельская жительница, хозяйства своего не имела. Да и куда ей, местному фельдшеру, эта обуза? Поросенка, корову или теленка надо обихаживать и кормить… А она как с утра уйдет на работу, так до вечера возится с больными: кому-то плохо, кто-то рожать вдруг соберется. То давление, то ожог, то отравление… Только держись! Вот и крутится Настя, как белка в колесе, до своего хозяйства руки не доходят.

Митрофановна, спасибо ей, сразу взяла над девушкой негласное шефство. После смерти Настиной матери она, вернувшись с кладбища, пришла к заплаканной, растерянной Насте, посидела с ней, тоже поплакала, потом поставила на стол корзинку с кувшином молока, вареной курицей, десятком свежих яиц и половинкой краюшки хлеба.

– Значит так, девонька. Без матери лихо на белом свете, тяжко и холодно. Но, бог даст, переживешь ты эту боль, перетерпишь, выстоишь. А я помогу – не зря с покойной Раисой столько лет дружила. Не дам тебе пропасть. Укрою и от буйного ветра, и от дурного взгляда. Буду продукты приносить свежие раз в неделю, по хозяйству стану помогать, поняла? Если что нужно – не стесняйся, я всегда рядом.

Было тогда Насте семнадцать лет, а в нынешнем мае уже исполнился тридцать один год.

Четырнадцать лет Митрофановна, как и обещала, помогает, оберегает и заботится. Бескорыстная душа, доброе сердце! Поначалу даже денег не брала за продукты.

– Отстань, – заявила как отрезала. – Откуда у тебя деньги, детонька? Вот выучишься, повзрослеешь, вернешься в село, начнешь работать, тогда и будем разговаривать…

Настя после смерти мамы поначалу совсем растерялась, потом, собравшись с силами, поступила в медицинское училище. Поддержка Митрофановны оказалась очень кстати для одинокой испуганной девушки.

После училища Настя, сияя от радости, вернулась в родное село и с первой зарплатой явилась в дом удивленной соседки.

– Теть Галь, я деньги получила!

– Милая ты моя, – прослезилась Митрофановна, – поздравляю! Вот мать не дожила, как бы порадовалась…

– Теть Галь, я теперь за продукты тебе платить буду. Вот… Возьми сама, сколько нужно, – Настя протянула ей все деньги.

– Одурела ты, Настена? – Митрофановна испуганно спрятала руки под фартук. – Какие деньги? Я ж от чистого сердца, как родной, помогаю. Что выдумала, бессовестная!?

– Знаю я, – Настя обняла за плечи соседку, ласково погладила ее по плечу. – Все знаю. Но теперь я могу заплатить. Ведь это же твой труд, а за труд принято платить. Возьми, пожалуйста.

– Нет, – Митрофановна решительно оттолкнула ее руку и отвернулась. – Грех это.

Но Настя тоже умела быть напористой, уж чем-чем, а упрямством она отличалась завидным.

– Если не возьмешь, помощь твою больше не приму, – пригрозила Настя. – И ничего больше с этого дня не приноси. В магазине все сама куплю.

– Вы только посмотрите на нее, люди добрые, – Митрофановна всплеснула руками. – Да разве в магазине такие продукты, как из своего хозяйства? Чего ж травиться из вредности?

– Тогда бери деньги и не спорь, – Настя звучно чмокнула соседку в висок.

Так и повелось. Раз в неделю, чаще всего в субботу, Митрофановна приносила домашние продукты, а по рабочим дням могла без всякого предупреждения приготовить обед, принести кастрюлю или миску, поставить на крыльцо, накрыть чем-нибудь теплым, чтобы не остывало подольше…

Сегодня была суббота. И, как обычно, в окно опять постучали… Настя вскочила и босиком, в одной ночной рубашке, подбежала к окну, распахнула его.

– Доброе утро, теть Галь! Чего так рано?

– Да где ж рано, милая? Семь утра в деревне – уже позднее время. Вон бабы наши с четырех не спят, на заре коров доят, в стадо выгоняют. У нас пастух деревенский больно строг: чуть запоздаешь – будешь за стадом со своей коровенкой бежать. Ждать он не любит!

– Да знаю я этого Федьку неугомонного, – Настя засмеялась. – В прошлом году, когда он разбился на мотоцикле, в район его возила. Ох, и занудливый мужик, противный…

– Ну, противный, не противный, а дело свое знает. Наши коровки вон сколько молока приносят. Не ленится Федька, пасет их честно и добросовестно.

Митрофановна подошла к самому окну, передала девушке корзинку со свежими яйцами, крынкой молока, куском домашнего сала и горкой свежевыпеченных оладий.

– Иди завтракай, пока не остыли. С утра напекла…

– Ой, теть Галь, что бы я без тебя делала?

– А зачем тебе без меня, коли я – вот она? – Митрофановна засмеялась, колыхаясь всем телом. – Спишь и не видишь, что у тебя под носом делается.

– А что делается? – насторожилась Настя.

– А вон что, – усмехнулась Митрофановна. – Иди-ка на крыльце погляди!

Настя, нахмурившись, кинулась через весь дом к входной двери, вылетела босиком на веранду и, только тут спохватившись, сунула ноги в старые сбитые тапочки, в которых ходила по двору. Распахнула обиженно скрипнувшую дверь и замерла…

На крыльце, привалившись к притолоке, лежала огромная охапка полевых цветов. Разнотравье кружило голову и удивляло естественностью, простотой и безыскусной гармонией. Ромашки, колокольчики, дикая герань, тысячелистник, клевер, луговая кашка, зверобой, купальник и медуница издавали чудный запах, в котором смешалось все: ранний рассвет, утренняя сырость, луговое очарование, молодая зелень и слезы первой росы…

– Митька опять с утра по полям носился, – досадливо покачала головой Настя.

– И чего ты нос от него воротишь? – Митрофановна недовольно сдвинула брови. – Какой парень пропадает, загляденье: и умный, и добрый, и работящий! А главное, свой, деревенский. И любит-то тебя как: ни свет ни заря подхватился, и тебе, упрямице, цветы побежал собирать. Ну? Чем плохо?

– Да не плох он, конечно, но мне не нужен, – повела плечом Настя. – И цветы эти не нужны. Теть Галь, ведь сто раз уже обсуждали, чего опять воду в ступе толочь? Надоело!