Нежность затопила меня, обесценивая слова и делая готовым к потере. Я любил его. Любил с первой встречи, поначалу пряча от себя это чувство то за ненавистью, то за страхом. Но с каждым днем рядом с Томом, с каждым шагом к самому себе, я очищал его, пока не осталось ничего, кроме этой нежной преданности и восхищения, кроме мучительного в своей неутоленности желания защищать и заботиться, кроме прикосновений, близости и дыхания такт в такт. И, пройдя этот путь, я должен был его оставить.

— Ну же, — я обнимал его крепче, чем в минувшую ночь, и все же не удержался и закрыл глаза. — Это наилучший момент.

— Никогда, — неожиданная улыбка шепотом вползла в мое ухо. — Вы не жертва, мистер Ингард.

— ВИКТИМУС ИНГАРД! — прогремело со всех сторон.

Я открыл глаза одновременно с тем, как волшебная палочка уперлась мне в подбородок, и встретился взглядом с Томом. В нем больше не было льда. Взъерошенный, не похожий на себя прежнего, чтобы скрыть отсутствие отстраненной холодности, он сощурил глаза, но привычная маска не сложилась.

— Петрификус Тоталус.

Вместо наслаждения властью в его голосе звучала усталость и обреченность. Прижимая к себе, он тащил мое тело к стоявшему неподалеку креслу, хотя мог воспользоваться магией.

— Виктимус Ингард! — властный мужской голос снова раскатился по комнате. — Это глава отдела мракоборцев Джастус Пиливикл. Дом окружен мракоборцами и накрыт антимагической сетью. Вам не удастся трансгрессировать или сбежать иным известным способом. Мы предлагаем вам сдаться добровольно.

— Что они знают об известных способах, — ухмыльнулся Том с вернувшейся надменностью, сгружая меня в кресло и опускаясь передо мной на корточки.

На миг во мне вспыхнула надежда, что мракоборцы успеют остановить Реддла, прежде чем он снова примется за свою истерзанную душу, но следом я осознал, что Том воспринял их появление без удивления. Он и сейчас был относительно спокоен, словно наблюдал, как план реализуется сам собой. И, вероятно, так и было.

— Живите, мистер Ингард, — он сжал мою руку и похлопал по ней другой рукой. — Одежда маггловского священника, которую носил этот чопорный кретин Хартвуд, сидит на вас лучше фраков для темных баллов. Оставьте магию. Я закончу вашу историю за вас. Там же, где она и началась.

Я впервые обратил внимание на интерьер за спиной Реддла и ощутил в нем нечто знакомое. Том смотрел на меня. Без попытки проникнуть в мысли, без ненависти и презрения, без желания подчинить. Просто смотрел.

— Если вы не выйдете на контакт, мы будем вынуждены начать штурм! — пригрозил Пиливикл.

— Трепачи лицемерные, — пробормотал Том, поднялся и приставил к горлу волшебную палочку. — Поцелуй себя в зад, Пиливикл! — к моему удивлению я услышал из уст Тома собственный голос. — Думаешь, я не знаю, что вы накинули свою сеточку только потому, что не надеетесь пробить сеть, установленную мной изнутри? Вы понятия не имеете, из чего она, и что произойдет, если вы ударите по ней магией. К тому же при всей вашей тупости, я оставил вам шанс обнаружить заложника. Вы хотите быть обвиненным в гибели юного мага, Пиливикл? Хотите?

Мое изумление достигло такой степени, что казалось, парализующие чары вот-вот уступят ему. Том стоял посреди комнаты, выжидающе подняв брови.

— Каковы ваши требования? — откликнулся, наконец, глава мракоборцев.

Реддл крутнулся на месте и с довольным видом плюхнулся на диван. Воспоминание обожгло меня: я уже видел его здесь однажды.

— Как насчет… — Том не спускал с меня взгляда, — … миллиона кнатов и дракона?

Повисла тишина: должно быть, мракоборцы совещались. Том убрал палочку от горла, и следом с его лица стекла дерзкая улыбка. Тени превращали его лицо в тяжелую, незнакомую мне маску существа, пропитанного ненавистью. Он не спускал с меня взгляда, но его мысли были далеки отсюда. Том снова поднял палочку.

— Я передумал, — отрезал он. Мне и не представлялось, что мой голос может внушать страх. — Я хочу, чтобы Джастус Пиливикл пришел ко мне, — слова разворачивались, как тяжелые кольца древнего монстра, тысячелетиями лежавшего под земными плитами и разбуженного наивным путешественником. — Или я сотру этот город. И тот, на севере, где он до сих пор прячет драгоценного отпрыска, за преступление которого казнили другого человека. Поговорим, Джастус?

Мне стал очевиден его план. Кресло стояло напротив двери, и, конечно, вошедший обратит внимание на меня. Этой рассеянности хватит с головой, чтоб нанести ему удар исподтишка. Пиливикл умрет, а я останусь, неспособный рассказать о произошедшем, связанный Непреложным Обетом. Реддл с самого начала не планировал меня убивать. И Реддл знал, что я приведу Пиливикла. Для этого он и отправил в Министерство меня, а не пошел сам. Но зачем тогда мы сбежали из лавки Горбина? И как нас обнаружили мракоборцы? И где мы сейчас?

По лицу Тома блуждала улыбка, пока он наблюдал за мной, должно быть, читая мысли. Стоило подумать об этом, он заговорил.

— То, что не дает вам остаться магом, не дает остаться со мной. Что заставило бы вас вскочить и закрыть собой жертву, сорвать собственный план, отказаться от сделанного выбора. То, что составляет вашу суть. Я парализовал именно эту часть. На этот раз я не дам вам отречься от себя. В этом дар, а не в том, что произойдет дальше.

Том слегка повел волшебной палочкой, и мое кресло развернулось к двери. На пороге послышалась возня.

— Ингард, я захожу! — крикнул Пиливикл уже без помощи волшебства. — Держи руки так, чтоб я видел их!

Он отворил дверь и замер на пороге: грузная фигура, рыжая борода и глаза, полные недоумения. Ручка своевольно вырвалась из его руки, и дверь отсекла его от остального мира решительно, но мягко, так, что мир ничего не заподозрил.

— Э…, — только и успел он сказать.

На меня упала тень. Взгляд Пиливикла поднялся на Тома за моей спиной, и в глазах мелькнул испуг. Я, забывшись, хотел вскочить, но остался на месте. Зеленая вспышка вспорола воздух надо мной и нырнула мракоборцу в грудь. «Авада Кедавра», — отдавалось эхом в моих ушах, пока я, словно в замедленной съемке, наблюдал, как отброшенное ударом тело Пиливикла замерло под действием магии в миллиметрах от двери и, повинуясь движениям палочки Реддла, поплыло через комнату.

Том сделал несколько шагов к дивану, опустил на него убитого и повернулся. В ту секунду на меня обрушилась необратимость произошедшего: открывшаяся мне уязвимость, отражение в нем моей собственной нежности, хрупкость, покорность близости — все это утекало из его взгляда и внешности, растворялось клочьями тумана. Мой Том Реддл уходил от меня навсегда, уходил дальше, чем уйдет тот, кто оставался вместо него. Мой Том Реддл умирал, а я ничего не мог сделать в своей слабости.

Он снял с меня очки Хартвуда и уселся рядом со своей жертвой, не обращая на труп никакого внимания.

— Поразительно, что даже без легилименции я чувствую ваше состояние и практически слышу то, что вы силитесь произнести неподвижными губами. Хотите разбить их? — он поднял очки. — Вы же не зря выбрали такую хрупкую форму, — он опустил очки на столик перед собой и провел над ними палочкой. Поднял взгляд на меня. — Не жалейте меня, мистер Ингард. В тот день, когда вместо диадемы здесь лежали сокровища старой Хэпзибы, это было гораздо больнее.

Он посмотрел на освобожденную от заклятия трансфигурации диадему Кандиды Когтевран. Не без усилия отвлекся на меня.

— Каждый следующий крестраж создавать легче, чем предыдущий. И каждый раз я стараюсь избавиться от той части, что порождает сомнения. Понимаете, мистер Ингард? — он кивнул на артефакт. — История с вами останется здесь. Не знаю, буду ли я помнить вас после. Но я хотел бы. Я бы хотел.

С этими словами Том поднялся и плавно провел палочкой от плеча ко мне. Где-то в доме захлопали птичьи крылья, и через мгновенье из внутренних комнат в гостиную влетел ворон. Изумрудный отлив дважды вспыхнул на его крыльях, прежде чем птица на лету обратилась лентой черного дыма, следом превратившегося в шелк. Холодная ткань туго затянулась на моих глазах.