Боль в плече резко дала о себе знать. Поморщившись, Пятый в одно движение снял пиджак и расправил вымокшую в крови рубашку.
От вида крови — крови Номера Пять, которая почему-то в представлении Дакоты имела специфический знакомый вкус и запах — девушка проморгалась, точно напуганная собственными мыслями. Возникло чувство, что это далеко не первый раз, когда она видит его кровь.
— Я не знаю… Инструкции на этом кончались, — выдохнула Дакота, чем заслужила еще один недовольный взгляд Номера Пять в свою сторону. Тот угрожающе двинулся на нее, поджимая губы в тонкую линию.
— Вся эта история у меня уже вот где сидит, — он жестом указал на горло. — Если не прекратишь страдать херней, я собственноручно сдам тебя Куратору — и плевать, из какого года ты там явилась, — тонкий мальчишеский палец уперся в грудь Дакоты, и та уже раскрыла рот, чтобы ответить грубостью на грубость, но язык перестал слушаться.
Когда Пять оказался слишком близко, дрожь целиком охватила женское тело, и без того утомленное несколькими скачками во времени. Пятый ощутил то же самое, но только если он нашел в себе силы справиться с очередным наваждением, то Дакота подняла руку, хватая воздух в надежде найти опору, после чего потеряла сознание и камнем упала вниз.
***
Ей снится странный сон. В нем она — уважаемый всеми чин Комиссии, который с легкостью перемещается в апокалиптический мир и обратно, прихватив с собой компаньона. Его навыки и непоколебимое мужество поражают любого, кто сидит в этих кабинетах и ежедневно решает судьбу всего человечества. Вскоре выясняется, что Номер Пять — один из приемных детей сэра Реджинальда Харгривза — не только перспективный работник и прекрасный наемный убийца, но и удивительно умный человек.
Ей видится кабинет с красивым резным столом, на котором стоят табличка с ее именем и ваза с ветками сирени. Все кажется таким родным, точно она сидит за ним уже долгие годы. За окном: серость, плотный слой туч и дождь, который не прекращается с самого утра.
Впереди стоит элегантное кожаное кресло, а в нем, держа в руках книгу, позаимствованную из библиотеки Комиссии, сидит мужчина в костюме-тройке. Он перелистывает страницы практически бесшумно, скользит по ним взглядом зеленых глаз и впитывает каждую буковку. Не говорит, пока не спросишь, и сам не стремится начинать разговор.
Дакоте нравится работать, пока он рядом. С ним она чувствует себя так спокойно… Но сегодня дождливая погода вызывает у девушки неожиданный приступ меланхолии, и та отрывается от бумаг, задумчиво кусая кончик ручки.
— Скажи, Пятый, — тянет она загадочно. — Ты веришь в теорию мультивселенных?
Номер Пять смачивает языком подушечку пальца, оттягивает уголок страницы и перелистывает ее. Взгляд все так же устремлен в текст.
— Законы физики не отрицают их существования. Но эмпирически мы никак не можем это проверить, и потому они — всего лишь гипотеза.
Дакота слышит его хриплый голос и улыбается уголками губ. Он никогда не изменится, всегда будет хладнокровным прагматиком, требующим доказательств.
— А ты бы не хотел узнать, что происходит… Ну, там? Как ты там выглядишь, с кем общаешься, — девушка наблюдает за каплями, за тем, как они бьются о стекло, стекают вниз, где-то сливаются друг с другом, где-то — расходятся, после чего всегда падают на землю. Дождевая вода чем-то напоминает ей их запутанные отношения с Пятым.
Пятый отвлекается от книги и смотрит на свои руки: жилистые, местами покрытые мозолями и шрамами-трофеями со времен Апокалипсиса. В другой вселенной… Он остался со своей семьей? Приструнил свою нетерпеливость и не прыгнул в будущее, не застрял в умершем мире на сорок пять лет? Может, там и Апокалипсиса нет вовсе, и все живут в мире и согласии… Все это звучит слишком слащаво, и Пятый одергивает себя, понимая: нет никакого смысла жалеть и гадать о том, что бы было, не сделай он то и сделай это. Ему уже пятьдесят восемь. Лишнего времени на мечтания у него никак нет.
— Нет, — безразлично отвечает мужчина. — И ты бы тоже не хотела.
Дакота поворачивает голову в сторону Пятого. Она не рвется перечить, выяснять, почему он так думает, — вместо этого она молча соглашается с его словами и возвращается к работе.
Но это не значит, что она не продолжит их разговор позже.
***
Приличия ради Номер пять переложил девушку в кровать; ему и самому не мешало бы поспать, он даже несколько раз провалился в полудрему, сидя в кресле, но что-то не давало ему покоя, снова и снова вырывая в суровую реальность.
Если честно, он успел несколько раз обругать себя за то, что додумался оставить предсказуемую службу в Комиссии и ринулся спасать мир от Апокалипсиса. Но в соседних комнатах спали его братья и сестры, которые и не подозревали, что однажды для них все закончилось и может закончиться снова уже совсем скоро.
Нет.
Номер Пять пожертвовал всем, чтобы попасть сюда.
Тем более… До последнего не хотелось соглашаться, но если девушка, представившаяся Дакотой из 1955-го, не водит его за нос, то это действительно было его предназначение. Пятый пытался вернуться к своей семье даже там, где-то в другой жизни, и сейчас счел это самым ярким подтверждением того, что его намерения всегда были искренними.
У него не было настроения на воспитательные беседы, равно как и на выяснения, кто кому и за что должен. Часы над дверью в его комнату неумолимо тикали, с каждой секундой приближая Конца Света.
Левая рука Дакоты свисала с кровати, и пальцы касались потертого портфеля-телепорта. Пятый пожирал его свирепым взглядом, представлял, как быстро все закончится, если он найдет-таки способ отцепить портфель от запястья девчонки. Подумать только: он может в мгновение ока оказаться на другом конце планеты в каком угодно году. Можно собрать всех и сбежать, оставив проблему Апокалипсиса кому-нибудь другому, а девушку, неподвижно лежащую на его детском комплекте белья, по-хорошему бы связать, допросить и не отпускать, пока ее истинные намерения не всплывут наружу. И нет момента более подходящего, чем этот…
«Ты правда нападешь на безоружного? Нет, я, конечно, понимаю: на войне все средства хороши, но что, если она говорит правду?» — осуждающий голос Долорес нарушил ночную тишину.
Номер Пять, который уже привстал с кресла и осмотрел комнату в поисках наиболее острого подручного предмета, пристыженно замер.
— А ты хочешь, чтобы я молча сидел и ждал, пока она доложит Куратору о моем местоположении, и по нашу душу явятся?! — мальчик театрально всплеснул руками. Он хотел закричать, что-нибудь разбить или ударить, но был вынужден говорить почти шепотом, дабы никого не разбудить. Не хватало еще, чтобы сюда сбежалось все его семейство — вернее, то, что от него осталось. Да и быть грубым с ней он бы никогда себе не позволил.
«Она же сказала, что не работает на них», — Долорес, хоть и оставалась при этом неподвижна, заглядывала Пятому прямо в душу и вызывала несвойственное мальчонке чувство вины.
— Видишь это? — Пятый указал пальцем на портфель. — Портфели-телепорты на дороге не валяются. Где она его взяла? «Нашла», серьезно? — он усмехнулся с иронией в голосе. — Я знаю, о чем говорю, ведь нам велели оберегать эти портфели ценой собственной жизни. Он никоим образом не мог попасть к ней, только если…
«Только если она действительно не прибыла из альтернативной временной линии, чтобы спасти тебя», — закончил за него манекен и притворился неживым.
«Да вы все издеваетесь…» — Пятому хотелось взвыть, но он лишь провел рукой по волосам и с силой сжал их на затылке. Усталость брала свое, рана на правом плече горела, и мальчик не придумал ничего лучше, чем потратить последние крупицы энергии на то, чтобы раствориться в голубой вспышке и оказаться в кресле с прикрытыми для сна глазами.
1963
Сколько человеку нужно неудачных попыток, чтобы он разочаровался в себе, в окружающих и перестал пытаться? Кому-то достаточно и одной, но Дакота получила должность в Комиссии не просто так — именно благодаря ее упорству, знакомому каждому, кто с ней работал, она добилась таких высот и не сдавалась даже сейчас, когда шансов на успех практически не было.
