— Ты когда-нибудь… — начал он боязливо, и костяшки на руках побелели от напряжения. — Возбуждалась… Думая обо мне? Ну и… Ты поняла… — беззвучно вздохнул Камило и, казалось, впервые за долгое время моргнул. Он боялся отводить взгляд, боялся закрывать глаза, боялся упустить из виду реакцию Марселины. Хотелось запечатлеть все в малейших деталях.

Не понять было нельзя. Марселина, явно не ожидая подобного вопроса, смутилась и прикусила щеку изнутри. Камило увидел, как краска переходит с щек Марселины на шею и уши, и заерзал от волнения.

Марселина молчала. Похолодевшие пальцы смяли низ юбки, и ногти впились в нежную кожу ладоней. Она взглянула на Камило: тот таращился на нее, не отрываясь. Приоткрыв искусанные губы, она попыталась издать хоть какой-то звук, но слова не шли. Тогда Марселина осмотрела тесную палатку — бежать было некуда, — после чего сдержанно кивнула. Камило еле сдержал облегченный вздох. Кровь прилила к лицу, и он хотел придвинуться ближе, коснуться раскаленной кожи Марселины, но с улицы внезапно послышался голос Мирабель:

— Камило, а ну кыш из нашей палатки.

Камило вздрогнул от неожиданности и сдвинул в сторону слой брезента: последние лучи заходившего солнца неприятно ударили в глаза, и он поморщился. Мирабель бросила горстку веток в центре поляны и укоризненно покачала указательным пальцем.

— Эта палатка только для девочек. Вали в свою мальчишескую.

Ее тон отрезвил Камило, и тот вылез наружу, оттряхивая шорты от грязи.

— Жаль, ты не потерялась в лесу, Мирабель, — язвительно улыбнулся Камило и напоследок заглянул внутрь: Марселина тоже пришла в себя и, смахнув с лица смущение, проследовала за ним.

— Камило решил лично удостовериться, что все нормально, — поднявшись с земли, Марселина поправила на себе одежду и невозмутимо добавила: — Ты же знаешь, каким он бывает надоедливым.

Девушки рассмеялись, а Камило скрестил руки на груди и обиженно надул губы. Но надо было отдать должное: Марселина скрасила образовавшуюся между ними неловкость и мастерски отвела от них подозрения. Мирабель, казалось, ничего не заподозрила. Или заподозрила, но предпочла тактично промолчать.

— Ага. Типичный Козерог, — ответила Мирабль и под общий смех приступила к разведению огня.

***

Отсутствие Феликса вселило в этот поход дух бунтарства: Камило нравилось, что как минимум на эту ночь они были предоставлены сами себе, самостоятельно готовили еду, самостоятельно организовывали досуг и вели себя как настоящие взрослые. И пусть роль старшего досталась Луизе, Камило был благодарен ей за то, что она не превращала каждую его шутку в скучную житейскую мудрость, как это неустанно делали родители.

После ужина все расползлись по палаткам, и Камило в очередной раз обрадовался тому, что Антонио ночевал дома. Теперь в палатке было куда больше места: можно раскинуть руки, лечь в форме звезды, а еще…

Камило так переволновался из-за игры с Марселиной, что сон никак не шел, и он ворочался в спальном мешке, пытаясь найти удобное положение. Ему было то жарко, то холодно, то очередная волна возбуждения охватывала все его тело, искрами вылетая с пальцев ног. Камило никак не мог выбросить из головы неловкий кивок Марселины.

Задав наконец тот самый вопрос, на который Камило искал смелости целых полгода, он понял две вещи: во-первых, Марселина разделяла его чувства и тоже думала о нем в «запретном» ключе, что не могло не радовать. Значит, желания и фантазии Камило в ее адрес были абсолютно нормальными. Во-вторых, у друг друга они оказались первыми, и, очевидно, оба не имели никакого сексуального опыта. Но для Камило второй пункт был второстепенным. Важнейшим откровением для него стало то, что даже Марселина, девушка, которую он шаг за шагом приучал к физическому контакту и милым словам, вся такая зажатая, правильная — даже она мастурбировала, представляя в такие моменты Камило. И от этого Камило хотелось продолжить их игру, капнуть глубже и выведать все непристойные тайны, а потом и вовсе опробовать все озвученное лично. Но осуществить это, как назло, у него не получалось: сначала от Марселины не отлипала Мирабель, затем они обе ушли в палатку, пожелав перед этим спокойной ночи, а дальше и утро наступит, а с ним вернутся Феликс и Антонио, и об одиночестве вновь можно будет лишь мечтать.

В фонаре за стеклом одиноко горела свеча. Камило распахнул спальный мешок и чуть задрал край пижамной кофты, пропуская внутрь прохладный воздух. Как бы он хотел, чтобы Марселина оказалась рядом… Но со всех сторон его окружали лишь жужжание насекомых и шум падавшей с уступа воды.

Его распирало от любопытства, внутри все нестерпимо зудело, и ему всеми правдами и неправдами хотелось утолить этот зуд, но вчерашний перформанс ясно дал понять, что простым самоудовлетворением тут не отделаешься. Камило хотел большего, допускал, что Марселина хотела того же, и вновь и вновь возвращался к виду ее смущенного лица, витражом запечатленного в памяти. Если она так смотрит на него при одном лишь вопросе о сексе, то что будет, когда это произойдет между ними на самом деле?..

Камило ощутил знакомый жар в паховой области. Простонав, он поправил неудобно вставший член и несильно стиснул его меж бедер. Ему срочно нужна была Марселина. Живая, с ее отчасти вредным характером, а не безвольная фантазия, охотно соглашающаяся на любые извращения. Только вот друг от друга их отделяли палатки и две кузины, пока Камило бесцельно ворочался в спальном мешке, предаваясь мечтаниям. Его даже посетила идея воспользоваться даром и принять облик Марселины, чтобы раздеть ее и изучить каждый уголок ее тела самостоятельно, но Камило вовремя себя остановил. И хоть этот путь и казался ему наиболее простым и быстрым, он все же мысленно отругал себя за вопиющую наглость и понял, что если бы Марселина об этом узнала (а она обязательно бы узнала), то для них все могло бы кончиться весьма и весьма плачевно.

Марселина лежала рядом с Мирабель и тоже мучилась от бессонницы. Ее мысли крутились вокруг недавней игры в вопросы и ответы и подкидывали альтернативные варианты развития событий: что, если бы Камило все-таки ее поцеловал? Что, если бы они были одни, и поцелуями дело не ограничилось? Покраснев, Марселина зарылась носом в ткань спального мешка. Камило спросил об этом первый. Значит, он уже давно думает о ней таким образом… Узнать об этом было приятно, но что делать дальше? Как перешагнуть через эту неловкость и не испортить их отношения излишней спешкой?

Когда Марселина поняла, что может всецело доверять Камило, и даже подметила произошедшие в нем в лучшую сторону изменения, ее мысли и фантазии о нем тоже стали чуть более откровенными. В средней школе никто из девочек не обсуждал мастурбацию и то, что абсолютно все, без исключения, этим занимаются, но с переходом в старшую подобные разговоры будто экстерном прошли стадию «безобидного знакомства с собственным телом» и резко превратились в «хвастовство богатым сексуальным опытом»: кто во сколько лет попробовал, кому что понравилось, кто хочет повторить и так далее… Так тема секса обросла мифами и своими «страшилками», и Марселине ужасно надоело одно давившее изнутри слово — «девственность», — которое она слышала буквально от каждой второй одноклассницы ее возраста, и чем старше они становились, тем более позорный и пугающий оттенок приобретала та самая «девственность», становясь чуть ли не синонимом к слову «неудачница».

Все знали про секс и все хотели заняться им взаправду. И всех, кому еще не представилась такая возможность, останавливали страх перед неизвестностью и рассказы очевидцев о том, что это больно, неприятно, стыдно и что лучше вообще не заниматься им, пока кто-то дома, потому что вытечет много крови, и все придется убирать… Школу Марселина уже закончила, но привитые там страхи сохранились.

Но даже страх не мог полностью заблокировать возбуждение. Тем более… Странная мысль, но вполне правдивая и заслуживающая право на существование: если Марселина была сейчас здесь, если Камило, Мирабель и все остальные были здесь, то это значило, что когда-то давно у двух людей произошел секс и что он хоть и пугал последствиями и неопытностью, все же этот этап жизни был абсолютно нормальным. И бояться в нем тоже нечего.