– Hola! – выдала я единственное слово, известное мне из испанского лексикона, вежливо улыбнулась, подняла глаза и замерла на месте. Полицейский не двигался. Он и не мог двигаться. Это был хорошо сделанный в человеческий рост памятник какому-то военному. Да-да, просто памятник, благодаря которому я смогла не сойти с ума и пережить эту нелегкую ночь. Я просто села там, где только что стояла, а мой дикий хохот со слезами, которые не лились, а брызгали по сторонам, огласил испанские окрестности. Истерика никогда не была особенностью моего темперамента, просто у моего спокойствия, наверное, закончился срок хранения.
– Я могу вам чем-то помочь? – эти слова вмиг привели меня в чувство. Передо мной стояла молодая девушка в спортивной одежде. «О спорт, ты жизнь!» – сразу пронеслось в голове и в одно мгновение высохли слезы. Какое счастье, что маршрут ее утренней пробежки проходил как раз в том месте, где я рыдала у ног памятника. Почему она сразу поняла, что я русская, осталось для меня загадкой. Скорее всего меня выдали шляпа и каблуки-предатели. Нет, не так, каблуки-спасатели. Я готова была эту девчонку обнимать, целовать, вокруг нее танцевать, и лишь страх напугать ее остановил меня. Ее русская речь звучала в моих ушах самой лучшей музыкой.
– Я дико устала и готова продать душу и все остальное дьяволу за туалет, чашку кофе и кусок хлеба – выдала я, собравшись с мыслями.
– С дьяволами здесь напряженка, – девушка широко улыбнулась, – а все остальное можно найти на автостанции. Это совсем недалеко, за углом, от силы метров двести.
Через пять минут я была на той самой автостанции-потеряшке. Появилась уверенность, что мой ночной квест близок к завершению. Посетив испанский туалет, я поняла, что хотела бы там остаться на какое-то время пожить. Потом я подошла к зеркалу, сняла шляпу, потрогала странгуляционную борозду, оставленную ею и проходящую через центр лба, вытерла остатки размазанной туши, безуспешно попробовала реанимировать прическу. Лицо выглядело как будто после боя. Жить опять расхотелось, даже в этом роскошном туалете, а шляпа снова заняла свое место, прикрывая все издержки долгого пути и непростой ночи.
Я вошла в просторный полупустой зал автостанции, держа в руках два огромных стакана капучино. Хотелось съесть что-нибудь посущественнее, но ничего такого, что соответствовало бы моей системе правильного питания, я не нашла. Петьки в зале не было, сигнального костра тоже, поэтому я не стала делать походку от бедра и держать спину. Каблуки неестественным образом изгибали мои и без того отекшие ноги, ремешки врезались в кожу, оставляя глубокие следы, как будто я покупала эту обувь в состоянии транса и меряла ее на ногу продавщицы.
Я проковыляла к креслам, стоящим в самом дальнем конце, прямо напротив входной двери, и заняла самую удобную наблюдательную позицию. Рядом сидел только немолодой пузатый лысый мужик и с удовольствием жевал сочный бургер, источавший невероятный и запрещенный для меня запах котлеты и горячей булки. Я покосилась на его живот, дрожащий в такт жеванию, прикрытый майкой с влажными пятнами пота, в очередной раз подумала о пользе здоровой пищи, передвинулась подальше и стала неспешно пить свой кофе. С каждым глотком в меня возвращалась жизнь. Добравшись до второго стакана, я уже не понимала, я пью кофе или кофе пьет меня. А Петьки все не было. Я не сводила глаз с входной двери и понимала, что когда-то это все со мной уже происходило. Дежавю вкрадчиво заползало в душу, задевая все на своем пути острыми коготками. Петька не появлялся. Может, он меня ищет в другом месте, ведь мой автобус прибыл уже давным-давно? Изо всех сил я старалась не киснуть и придумать ему оправдания, но получалось, если честно, не очень. Дядька доел свой заморский бутерброд и начал ерзать на сидении, кряхтя и сотрясая весь ряд скрепленных кресел, страшно раздражая меня своим присутствием. Я пересела на следующий ряд позади него и теперь могла любоваться на его побитый молью затылок. Мой организм начал все больше поскуливать головной болью и ноющими ногами, лоб под шляпой неистово чесался, злобный бюстгальтер-бультерьер на спине уже, наверное, прокусил дырку.
Я прикрыла на секунду глаза и, наверно, даже задремала.
… Где-то в тумане настойчиво раздавался телефонный звонок. И вдруг я услышала Петькин голос, такой хорошо знакомый, родной голос, с узнаваемой легкой хрипотцой, с горловым звуком на протяжных гласных и слегка шелестящий на шипящих, такой соблазняющий и будоражащий одновременно. Магия его голоса пробежала сразу по всем нервным окончаниям и вмиг пригвоздила меня к креслу. Голос раздавался совсем рядом со мной, как-то слишком рядом. Я медленно, как будто боясь его спугнуть, повернула голову и не сразу поняла, как такое может быть, что сидящий передо мной толстый и потный дядька с остатками седых нечёсаных волос по краю загорелой лысины, разговаривает по телефону голосом моего Петьки.
Мыслительный процесс запустился не сразу. Осознание ситуации стало полным только через несколько минут. Я сидела, не в состоянии пошевелиться. Во мне все сопротивлялось пониманию этой действительности. Я закрыла глаза и стала глубоко дышать, считая про себя до десяти. Один, два… …предатель, ну разве можно со мной так поступать, он не имеет право быть моим Петькой, это дон Педро какой-то, расстроил больше, чем утренний памятник … три, четыре, пять… он меня тоже не узнал, хоть мы сидим тут уже второй долбаный час, – значит, тоже ждет ту Анечку тридцатипятилетней давности… Шесть, семь… может, постучать ему в спину и сказать детским голоском, что заждалась уже, когда он меня наконец узнает… он повернется ко мне, и я сразу увижу все его разочарование, потому что он не успеет и не сможет его скрыть… «У нас в плане посещение Королевского морского клуба, Дворца фестивалей и ночные купания в Атлантическом океане!» – вещал кому-то потный дядька Петькиным шелестящим голосом необыкновенного тембра …восемь, девять… я на секунду представила ночные купания с этим чужим пузатым дядькой, и решение бежать пришло сразу после десятого выдоха.
Я уверенно зашла в туалет, сняла одновременно каблуки, лифчик, шляпу и чуть не умерла от удовольствия. Потом я умылась вместе с головой и волосами, сделала удобный высокий пучок, надела темные солнечные очки и кеды. Покупка обратного билета в кассе прошла без сучка и задоринки. Слово «Ницца» и мой решительно выставленный вверх указательный палец были поняты в кассе без промедления.
Я ничего не чувствовала, ну совсем ничего. Анестезия была полная – всех моих органов и систем. Наверное, Петька хороший специалист в своем деле, настоящий врач-анестезиолог. Мне не было больно, и я отчетливо понимала, что мне нечего делать в этом Богом забытом испанском городке рядом со старым чужим дядькой. Было одно единственное желание: побыстрее отсюда слинять и никогда больше не возвращаться. Хотелось бежать не только от нового Петьки, но и от себя, от реальности настоящего, которая угрожала вытеснить мое прекрасное прошлое и посягнуть на священный уголок памяти, доступный только нам двоим.
«Ну вот и все!» – мелькнуло в голове итогом. На мгновение я задумалась, метнулась в кафе и купила себе толстый двойной бургер с котлетой и сыром. Вот теперь точно все, и уже через каких-то пять минут я начала свой путь возвращения из прошлого к нормальной жизни.
УШИ
Я полюбил ее за уши, ну может не сразу полюбил, но обратил внимание точно. Она сидела передо мной на лекции, и я никак не мог приспособиться, чтобы нормально и полноценно все видеть. Уши загораживали то доску, то лектора. Я еще какое-то время пытался смещаться в разные стороны и что-то слушать, но взгляд снова возвращался к ушам. Они торчали из волос почти перпендикулярно, удивляя замысловатыми изгибами, просвечивали на солнце, отливали розовым цветом и привораживали. Все сосуды контурировались настолько четко, что при желании по ним можно было изучать систему их кровообращения. Я даже не заметил, как окончательно потерял нить лекции и целиком переключился на впереди сидящие уши.