Уитни сняла перчатки и с недоуменной улыбкой взглянула на явно встревоженную чем-то подругу.

– Не расстраивайся из-за пустяков, сейчас внесу все необходимые изменения в расположение мест для гостей, только и всего.

– Дело не в этом, – уныло пробормотала Эмили. – Видишь ли, объезжая лавки, они повстречали месье Дю Билля. Он спросил Маргарет о тебе, и Элизабет сказала, что ты сейчас гостишь у меня, и он, естественно, приехал с ними…

Уитни ощутила, как предчувствие надвигающегося несчастья окутало ее, словно облаком, еще до того, как Эмили сказала:

– Я была вынуждена пригласить и его тоже. Понимаю, в какое неловкое положение поставила тебя, особенно если герцог все-таки решит приехать, но я была абсолютно уверена, что месье Дю Билль отклонит приглашение, сделанное в последнюю минуту.

Уитни рухнула в кресло.

– Но Ники не отказался, верно?

Эмили покачала головой:

– Я бы с радостью удушила Маргарет в эту минуту. Он, очевидно, интересовался только тобой, но она цеплялась за его руку, как… как пиявка, умоляя согласиться. Господи, хоть бы родители успели выдать ее замуж прежде, чем она опозорит себя и их. Она самое навязчивое, неразборчивое, злобное создание на свете, а Элизабет такая добрая, милая и позволяет ей всячески унижать себя.

Не желая никому и ничему испортить радостное ожидание грядущего вечера, Уитни ободряюще обняла Эмили.

– Не расстраивайся ни из-за Маргарет, ни из-за Ники. Все будет хорошо, вот увидишь.

Клейтон швырнул на противоположное сиденье экипажа отчеты, которые просил привезти брат, и откинул голову на подушку, сгорая от нетерпения поскорее оказаться в городке и увидеть Уитни.

Лошади замедлили шаг, приближаясь к замощеным улочкам города, и Клейтон выглянул из окна. Тяжелые тучи низко нависли над домами, безнадежно и плотно закрыв неяркое осеннее солнце. Дорогу неожиданно загородили перевернутый фургон и несколько пустых колясок, чьи владельцы пытались поставить фургон на колеса и поймать разбежавшихся овец.

– Макрей! – раздраженно окликнул герцог. – Когда мы подъедем поближе, остановись и помоги чем можешь. Иначе мы весь день проторчим здесь.

– Будет сделано, ваша светлость, – отозвался Макрей с высоты своего сиденья.

Клейтон посмотрел на часы, и уголки губ брезгливо опустились. Он ведет себя как потерявший голову идиот, мчится сюда на день раньше, чем обещал!

Гонимый нестерпимой потребностью поскорее увидеть Уитни, Клейтон покинул дом брата в шесть часов утра и направился прямо сюда, вместо того чтобы провести весь день в Лондоне, как рассчитывал раньше. Они мчались семь часов с такой скоростью, словно вся жизнь Клейтона зависела от того, как скоро он увидит Уитни, останавливаясь лишь затем, чтобы сменить лошадей.

Он не должен был оставлять ее на целую неделю, в сотый раз твердил себе Клейтон. За это время она наверняка успела поднять очередной мятеж против отца, да и самого Клейтона, поскольку они вынуждают ее отказаться от Севарина. Что за упрямая маленькая дурочка! По-прежнему уверена, что любит это ничтожество! Прелестная, живая, вспыльчивая, великолепная маленькая дурочка! Да питай она к Севарину хоть какие-то чувства, в жизни не стала бы отвечать так страстно на его ласки!

Чресла Клейтона напряглись при одном воспоминании о том, как она целовала его, прижималась, неумело ласкала после бала у Ратерфордов, когда он привез ее в дом Арчибалдов. Шампанское помогло ей забыть о девических предрассудках, но сладостное желание, которое она испытывала к нему, родилось не в тот вечер, а несколько недель назад. Уитни хотела его и, не будь она столь чертовски упрямой и слишком молодой, поняла бы это давным-давно. Он же стремился наполнить ее существование радостью, а ночи – наслаждением, добиваясь, чтобы Уитни полюбила его так же сильно, как он ее.

Клейтон мрачно нахмурился при этой смехотворной мысли, а потом с долгим, презрительным вздохом был вынужден сознаться, что лгать самому себе больше не имеет смысла. Он влюблен в Уитни. В тридцать четыре года, после бесчисленных женщин и бесконечных романов, он пал жертвой невыносимо дерзкой, ослепительно неотразимой девочки-женщины, которая не задумываясь вызывала его неудовольствие, издевалась над титулом и наотрез отказывалась подчиниться его власти. Ее улыбка согревала сердце Клейтона, а прикосновение зажигало огонь в крови, она могла пьянить, чаровать и бесить его, как ни одна женщина в мире. Он не мог представить себе будущего без нее.

Оказавшись лицом к лицу с печальной истиной, Клейтон и теперь еще сильнее хотел поскорее увидеть Уитни, снова ощутить безоглядное счастье при виде девушки, держать ее в объятиях, слышать нежный голос, познать пьянящее наслаждение, прижимать к себе это стройное, роскошное тело.

Макрей остановил экипаж перед лавкой аптекаря и спустился, чтобы помочь поймать последних овец и сунуть их в поднятый наконец фургон. Не в силах больше выдерживать семичасовое заточение в душном экипаже, Клейтон тоже вышел и присоединился к зрителям, наблюдавшим, как мужчины гоняются за овцами. Улыбка коснулась его губ, когда пекарь, сделав отчаянный рывок, бросился на лохматую беглянку, промахнулся и сбил с ног другого добровольного помощника, уже успевшего схватить овцу.

– Весьма забавное зрелище, не находите? – осведомился мистер Олденберри, выходя из лавки и присоединяясь к зевакам. – Однако поистине волнующие события вы все-таки пропустили. – Аптекарь лукаво подмигнул и наградил Клейтона дружеским тычком под ребра. – Новости разлетелись по всему городу! Сразу две помолвки!

– Неужели? – равнодушно бросил Клейтон, по-прежнему не сводя глаз с фургона, который наконец оттащили на обочину.

– Да, представьте себе, – продолжал мистер Олденберри. – Однако вы не успеете поздравить обеих невест – они уехали в Лондон. – И, понизив голос до сценического шепота, добавил: – Лично я думал, что девчонка Стоуна выберет вас, но она всю жизнь гонялась за Севарином и наконец его заполучила. Они обручены. И буквально на следующий день я слышу, что мисс Аштон объявила о помолвке с мистером Редферном. Удивительно, как все было спокойно, ничего не происходило, и вдруг…

Клейтон резко повернулся, и мистер Олденберри в ужасе застыл, натолкнувшись на убийственный взгляд ледяных глаз.

– Что вы сказали? – почти неслышно, но от этого не менее зловеще осведомился Клейтон.

– Я… мисс Стоун и мисс Аштон обе обручились в ваше отсутствие.

– Вы либо лжете, либо ошибаетесь.

Мистер Олденберри даже отступил – такое бешенство полыхнуло во взгляде герцога.

– Н-нет, вовсе н-нет. Спросите любого в городе, и все скажут вам, что это правда. Мисс Стоун и мисс Аштон обе уехали вчера утром и почти одновременно. Мистер Аштон сам сказал, что они собираются заказать себе приданое в лучших магазинах, – заверил он даже с каким-то отчаянием. – Мисс Стоун погостит у леди Арчибалд, а мисс Аштон – у дедушки с бабушкой.

Аптекарь явно стремился доказать, как хорошо осведомлен.

Клейтон, ничего не ответив, повернулся и направился к экипажу. Мистер Олденберри подошел к собравшимся, беззастенчиво пытавшимся подслушать его разговор с мистером Уэстлендом.

– Видели, как он взглянул на меня, когда я сказал, что мисс Аштон уехала в Лондон покупать приданое? – спросил он, азартно блестя глазами. – И подумать только, все это время я был уверен, что он ухаживает за девчонкой Мартина.

– Поместье Стоунов! – рявкнул Клейтон Макрею, впрыгивая в экипаж.

Лошади подлетели к крыльцу дома Уитни, и навстречу поспешно выбежал лакей.

– Где мисс Стоун? – осведомился Клейтон. Ледяной голос остановил на полпути руку слуги, уже потянувшегося к дверце кареты.

– В Лондоне, сэр, – ответил тот, отступая.

Прежде чем экипаж успел остановиться перед домом, который являлся временным жилищем Клейтона, он уже успел соскочить.

– Вели запрячь свежих коней, – бросил он изумленному кучеру, – и будь готов ехать в Лондон через десять минут.