Он шагнул в кабинет и положил на кресло для посетителей букет ромашек, перевязанный белой лентой. Тех самых. Как-то резко стало не до ревности и ухаживаний мужчин. Я закрыла лицо руками, а когда очнулась, Сокол уже ушёл.

Ромашки остались.

Такие же белые, как розы, но совсем с другим привкусом.

Горечь утраты, сожаление.

Предки, неужели вы исполнили моё желание так быстро? Лучший убийца клана больше ко мне не подойдет? Его чувства угасли, едва разгоревшись? Всё кончено?

Совесть беспощадно грызла меня. Нелепое стечение обстоятельств, привлёкшее в мой кабинет сразу два букета, тяжёлым камнем висело на шее. Сокол мог подумать, что я специально подговорила Марко прийти именно сейчас. Разыграла спектакль. Вчера разрешила ухаживать за собой, а сегодня вот так щёлкнула по носу. Конечно, лучший убийца разозлился. Имел право хлопнуть дверью и не вспоминать об идеале, громко рухнувшем с пьедестала. “Та девочка, которую я знал”.

Так, стоп. Она выросла вообще-то! И не виновата в том, что за ней годами никто не ухаживал, а в одно не самое доброе утро явились сразу два мужчины!

– Хватит, – простонала я, убрала важные бумаги в сейф и вышла из кабинета.

Лучший способ забыть о несложившихся отношениях – загрузить себя работой.

Люди Гордея почти закончили ремонт, и я мысленно похвалила себя за правильное решение. Как выяснилось, золото мотивировало куда лучше, чем долгие уговоры и просьбы подойти к выполнению задания со всем пониманием.

Слава предкам, воспитательницы в моей школе были не такими закостенелыми. Они даже радовались тому, как быстро строители перестали ходить с постными лицами по детским спальням.

– Ясного неба, – поздоровалась Анна, встречая меня на пороге старого приюта. – А мы вас заждались. Тут такой аврал, мы с ума сходим!

– Что стряслось? – спросила я, забирая у неё Дэвида.

Ему не нравилось сидеть на руках, но стоило отпустить на пол, сбегал. Да так быстро, что ловить приходилось всей школой. Он считал салочки забавной игрой. Справедливо считал, но нам было весело только в первые десять минут.

– Новенькие, – вздохнула воспитательница. – Отказались от еды. Младшие проплакала всю ночь и всё утро. И бессалийские малыши сами на себя не похожи. Я попросила Невила посидеть с Эмиром, пока водила в купальню девочек. И знаете что? Наш всегда спокойный мальчик устроил форменную истерику. Ужас, что было! Я из подвала прибежала. Думала, что-то случилось. А он просто сидел на полу и рыдал в три ручья!

Анну переполняли эмоции. Страх, озадаченность и усталость. Даже злость лишь скромно пряталась за ними. У меня голова закружилась от обилия ароматов. Приют пропитался страданием. Нужно было успокоить воспитательницу словами: “Всё пройдёт. Период адаптации всегда такой сложный. Эмоции новеньких заражают тех, кто к приюту давно привык. Особенно малыши любят подхватывать эстафету дурного настроения. Один заголосит и все ему подвывают, а потом также дружно успокаиваются”. Но ситуация с беспричинной истерикой Эмира действительно странная. Что-то пошло не так.

– Где он сейчас? – спросила я Анну.

– Эмир?

– Нет, Невил.

Он единственный был рядом. Мог больно толкнуть малыша или укусить. За что? Сложный вопрос. Невил тяжело переживал уход из дома. Его забрали от братьев и сестёр, оставили без матери. Если мальчик, не справившись с чувствами, сорвался в агрессию, то нужны срочные меры. Никакого наказания, разумеется. Тепло и поддержка с посылом: “Здесь безопасно, тебя никто не обидит”. Если всё получится, его защитная реакция выключится. Жаль, семилетку уже не поносишь на руках. Было бы проще.

Он сидел в мягком уголке, наблюдая за младшими. Обнял колени и обложился подушками, будто стену выстроил. Никто больше не плакал, но сам Невил готов был взорваться. Вот от кого разило страхом и болью.

– Невил, – позвала я его, усаживаясь на пол так, чтобы наши глаза оказались почти вровень. – А почему ты такой кислый? Что случилось? Расскажи, пожалуйста, я не знаю.

Да, маленькая ложь от меня и возможность для мальчика озвучить свою версию. В любом конфликте важно выслушать обе стороны, хоть взрослые в нём участвовали, хоть дети.

– Ничего, – буркнул он и крепче вцепился в подушки.

Так, запахло горьким шоколадом. Стыд выходил из воспитанника плотным облаком.

– Ты что-то сломал или разбил? Ничего страшно, всё можно починить. Это всего лишь вещи, Невил.

– А люди? – спросил он, не поднимая взгляд. – Их тоже можно починить?

Бездна, вот это вопрос! Особенно от маленького мага со спонтанными проявлениями дара.

– Конечно, можно, – ответила я, сглотнув слюну. – В клане есть лекарь. Мы откроем портал и позовём его. Лишь бы не было слишком поздно. Скажи, ты нечаянно кого-то ударил?

– Нет, – пискнул он из-под подушек и сжался в комок. – Я не трогал его. Пересадить хотел с холодного пола на ковёр. Мама ругается, когда младшие на полу сидят. Я подошёл, только руку поднёс, а оно само. Я не хотел! Я не виноват.

– С Эмиром всё в порядке, – напомнила я. – Он испугался и потому закричал. Малыши долго привыкают к другим детям.

– Нет, ему было больно, – гора подушек пошевелилась. – Из-за меня. Не говорите матери, лина. Она будет пороть.

Ещё не лучше. Лея была в курсе опасных выбросов магии и ничего нам не сказала. Хотя нет, что-то такое пробурчала. “Сами с ним возитесь, если хочется”. Проклятье, я ни разу не сталкивалась с такими детьми! Тут нужен опытный боевик с полным набором поисковых артефактов. Неизвестно, чем Невил “бьёт” окружающих. Как защищаться от него, и, главное, как его самого защитить? От испуга, стыда и острого чувства вины он начнёт давить выбросы, чем доведёт себя до катастрофического состояния.

– Тебя никто не будет ругать, – пообещала я. – Мы же в школе, здесь как раз и учат обращаться с магическим даром. У тебя будет наставник. Магию можно приручить, поверь. Она больше никому не причинит вреда.

– Правда? – после робкого вопроса над стеной из подушек появилась сначала кудрявая макушка, а потом большие глаза.

– Клянусь, – я поцеловала два сложенных вместе пальца.

На этот раз почти не соврала. Магия причиняет такой вред, что деревянные манекены на полигоне в щепки разлетаются, но Невилу не обязательно идти в боевики. Вдруг у него дар целителя? Там прямое воздействие на тело. Ох, показать бы Эмира лекарю. Внешне малыш здоров, однако перестраховаться в нашей ситуации не помешает.

– Хорошо, – ответил сын Леи и проделал брешь в своей баррикаде из подушек. – Я согласен учиться.

– Вот и славно, – я протянула руку. – Пойдём искать наставника прямо сейчас. Посидишь у меня в кабинете? Я пару писем напишу.

Он кивнул, сжимая мои пальцы и тут я на собственной шкуре почувствовала, почему Эмир бился в истерике. Руку пронзила совершенно невыносимая боль. Слёзы брызнули из глаз. Сдержаться не удалось, тело реагировало быстрее мыслей. Я выдернула руку и подула на пальцы, пытаясь заклинанием слабого исцеления хоть как-то уменьшить страдания. Не получалось, они горели. Даже кожа покраснела

– Простите, простите, – запричитал мальчик и забился обратно под подушки. – Я не хотел! Оно само.

Разумеется, само. Чтобы так жахнуть, боевики годами учатся. Святые предки, лишь бы не заорать на весь приют! Я продолжала дуть, пока краснота хоть чуть-чуть не сошла. Потом вытерла слёзы и отдышалась. Линней мальчика в отряд без испытания зачислит. Можно считать, что одного сироту я уже благополучно пристроила. Кстати, о командире отряда боевых магов. Вот кому я напишу.

– Всё в порядке, мне уже не больно, – заверила я Невила, пряча руку за спину. – Пойдём. Первый урок состоялся. Пока тебе лучше никого не трогать. У меня в кабинете есть перчатки. Они должны помочь. Зато мы знаем, как проявляется твой дар. Это хорошо.

Будущий боевик смотрел на меня недоверчиво, но ароматы страха и стыда уменьшились. Отлично. Осталось довести его до кабинета и снова сесть за письменный стол.