Дюше шесть лет, - скоро будет. Он уже большой мальчик, а его сестричка совсем маленькая, ей только полгодика. И ещё он потому большой, что каждый третий день по очереди ходит в молочную кухню за детским питанием.

  Молочная кухня поставлена аж в середине села, возле главной колхозной конторы. Он носит молоко и горячую манную кашу сестричке, и ещё двум крохотным девочкам - Машеньке и Лиле. Они пищат в соседних дворах, у них есть бабушки, которые тоже в другие два дня забирают питание для всех трёх малюток.

  Очень вкусная манная каша. Когда Дюша очередь свою ходит, её всегда бывает меньше чем у бабушек. Он останавливается возле пустующей, с потемневшей побелкой высоченной церкви. Там между колоннами ставит сумку, и пальчиком по порядку, из каждой баночки достаёт горячую, только сваренную манку. Пробует, и уравнивает неверно налитые порции, выбирает кашу - пальчики облизывает, до того сладкая еда.

  Зачем коров запретили держать? Дома тоже умели бы варить манную кашу.

  А ещё лучше стелились бы впечатления, если бы и Дюше выдавали норму, тогда он каждый день без перерыва мог забирать вкусную еду; из своей баночки - ложкой бы ел сладкую кашу.

  Середина села далеко от дома находится; сперва надо до церковного сквера дойти, пересечь его всего по кривой утоптанной тропинке, выйти у киоска, где продают ситро, а там уже виден столб, с прицепленным наверху рупорным радио, - на всё село поёт высокое радио, из дому слышно, такой сильный голос имеет рупор.

  Возле колхозной конторы, большая кирпичная стена с фотографиями передовых колхозных людей - Доска Почёта называется, сверху написано: " Кто не работает - тот не ест".

  Дюша работает, потому и ест манку, в школу не ходит, а читать уже умеет.

  С двух сторон на портреты почётных людей смотрят два закрашенных золотистой краской деда наполовину вылезшие лицом из стены. Глядят, правильные ли колхозники приклеены на почётной стене.

  Один с бородой, без волос на голове; другой с усами и назад зачёсанные волосы, - как у дедушки.

  Каждый раз, когда Дюша подходит к молочной кухне, радио начинает отчитывать: Раз..., два, три...; раз, два, три, - всего то.

  Дюша умеет считать до ста.

  Раз - два, раз -два - производственная гимнастика начинается, под такой отсчёт можно быстро шагать, - если бы не нахальные гуси. При быстрой ходьбе они укусить норовят, в церковном парке много гусиных косяков, и индюков много. В переулках тоже бродят: гуси, утки, куры, цесарки, индюшки... - все траву пасут.

  Свистнешь, - индюки необдуманно нападают, побежишь - гусаки шипят, гонятся вслед. У Дюши хворостинка спрятана, через весь сквер её носит, защищается от красноносых. Бывают наглецы, и палочки не боятся, вытянут шеи и словно шина велосипедная прокололась... - шипят, щипают за штаны и ноги, во всю мощь убегать приходится; - удалишься, и коротколапые отстанут, устают мотать неуклюжестью бесстыдных хвостов.

  Иногда Дюша выжидает, когда взрослый человек пройдёт, пристроится за ним и идёт вслед. На взрослых - птица не нападает, мальчишки из чужих улиц тоже не пристают, когда за дяденькой шагаешь, не допытываются не хватающих трёх копеек на ситро. Дюше - "дюшес" нравится больше чем каша манная, он даже решил, что эта сладкая шипящая вода для него придумана. А три копейки монета не малая, её не стали менять, ею можно небо купить; в одно позднее утро таки угроза с неба пришла, солнце, греющее как крупный новый пятак, неожиданно стало исчезать. Тёмный диск надвигался на солнце - день в ночь превращался. Дюша никогда такого чуда не видел, он подумал, что небо на землю рассердилось, и земля расколется, в парке выползет большая трещина, она рассыплет церковь, а ров таким глубоким станет, что его невозможно будет перескочить. Все родные за рвом останутся, даже трость прадедушки не сможет протащить Дюшу через глубокую впадину земли.

  Он сел на скамейку, поставил горячую посуду остывать и заплакал, подумал, что пришёл конец света, он не сможет больше еду малышкам приносить, а может это из-за того что он кашу горячую из банок выбирал...

  По потемневшей улице только один дяденька идёт, направляется в сторону расколовшейся земли, он погладил Дюшу за головку, и сказал, что может больше не плакать, потому что солнце скоро вернётся.

  Взрослые не только гусей, но и неба не боятся. И радио на столбе тоже беззаботно поёт, оно похоже не знает, что земля мрачною без света осталась. Стишок потешный рассказывает радио, музыка забавная стелется, и Дюше стало не так тревожно, потому что день действительно снова стал светлеть, солнце выбиралось из-за круглой поляницы сгоревшего хлеба. День веселел, снова принялся светить, солнце поплыло по небу тем же ярким пятаком, - побежало нагонять обед дня. Дюша тоже побежал в церковный сквер смотреть, как земля соединяться будет. Прибежал, - она уже целою стоит.

  В один мрачный день, когда гуси по дороге особенно нагло шипели, возле стены почётных работников Дюша увидел много собравшихся людей. Они ходили вокруг, и кричали несуразности, грозили кулаками в высоту, спорили. Неужели снова солнце скроется. Некоторые держали: ломы, кирки, лопаты, - вроде как контору разобрать намерились. Дюша не хотел, что бы дневная пора снова тёмною стала, он посмотрел высокое яркое солнце в чистой синеве неба, и улыбнулся ему, пригрозил пальчиком, которым ел не свою манку.