Я мальчишка смелый,

  Пули не боюсь

  В танкисты запишусь...

  Дайте мне винтовку

  Пойду я на врага:

  За Ленина, за Сталина

  Ура!.. Ура!.. Ура!..

  Дюша взял с парты карандаш, и провёл им по пустоте - показал, как он будет записываться в танкисты, и пойдёт на врага: - за Ленина, и за Сталина.

  Не надо за Сталина, - сказала учительница, - правильно говорить: - За Ленина, за Партию...

  - Меня дедушка так научил - обиделся Дюша.

   - А чему ещё тебя дедушка учил?

  Дюша долго молчал..., - надо со всеми здороваться, и всегда правду говорить.

  - Скажи правду, ты вчера покупал хлеб?

  - Да...а, - просипел забывчивым носом Дюша.

  - И что ты сказал продавцу, кому хлеб берёшь?

  Дюша опустил голову, молчал, стал щупать звёздочку с кудрявым мальчиком в середине.

  - Я..., йя, других учителей не знаю...

   - Ну вот, а учительница, которую ты знаешь - осталась без хлеба. Что на это сказал бы твой дедушка?..

  У Дюши два деда, - старый, и самый старый.

  Один сказал бы, что плохо, - подумал про себя Дюша, другой никакие Дюше замечания не говорит, всегда защищает его. Сам он не знает, почему ему захотелось, учительский хлеб есть.

  - В войну, мы хлеб по карточкам получали, - тихо стала вспоминать Лидия Петровна, - нам по двести грамм взвешивали. В нашем подъезде пять семьей осталось жить, мы всегда по очереди голодными ходили норму отоваривать...

  - Совсем как я на молочную кухню - подумал Дюша.

  - Никто, никогда, даже крошки чужой не съел, не смел от чужой нормы, частицу малую ковырнуть.

  Дюша опустил голову, - он в чужую норму пальчиком ковырялся.

  - А ведь голод ленинградский свирепствовал; мы тысячами в безмолвной толпе, стоя слушали у рупоров на столбах стихи старца Джамбула, и все сочувственно плакали, словно вдоволь наелись...

  Дюша по рупор-радио космос слушал, медленно полез в торбочку, достал завёрнутый остаток вчерашней буханки, газета громко шуршала в тишине умолкшего класса.

   Он учительнице на стол, скомканный остаток чёрного хлеба положил.

   И тоже заплакал...