– Вот когда будет, тогда и снимешь, а сейчас оденься. У нас посетители и, если ты не заметил, не все совершеннолетние. Если за тобой сегодня больше ничего замечено не будет, то вечером можешь к Лисице зайти, ключ от калитки под вторым срубом от нее оставлю. А за погнутый прут из зарплаты вычту, ибо нечего портить мое имущество!

Молодой человек попятился, глазея на начальника так, будто видит впервые, и очень рад их знакомству. Обернувшись к подруге он кратко, но с чувством поцеловал ее в губы и признался:

– Сова, я тебя обожаю, четное слово!

Обогнув ее, он перешел на легкий бег и, одарив их озорной улыбкой, бросил на прощание:

– Почаще заглядывай!

Вероника смотрела ему вслед жалобными глазами. «А можно я лучше с ним?» – невольно подумалось ей, когда вновь осталась наедине с источником своего сегодняшнего стресса. Она стояла – не шелохнулась и молчала, хоть и было трудно преодолеть желание развернуться и уйти. Даже потенциальный новый заказ уже мало что значил, ведь нервы дороже.

– Госпожа Верхоланцева, расслабьтесь, – Анатолий говорил размеренно, в глазах не читалось ни обиды, ни возмущения. – Я не собираюсь звереть и испепелять вас яростными взглядами из-за того, что вы сказали о том, что ощущаете, пусть и в довольно грубой форме. Вы не первая и не последняя, кого напрягает резкая смена моего настроения, но такой я есть. Обещаю, что постараюсь быть более постоянным.

Но девушка все так же испуганно продолжала на него смотреть.

– Ну, хватит уже, я серьезно.

– Я тоже! Ну не могу я расслабиться, вы меня пугаете. На секунду у меня сложилось ощущение, что вы меня ка-ак стукнете, за неподобающее поведение!

– Боже, госпожа Верхоланцева… – мужчина просто выпал в осадок, от такого заявления. Головой покачал, ошеломленно на нее глядя. – Вы с Ларионовым два сапога-пара, ей богу. Оба порой такую чушь молотите…

Он вновь не сдержался и дал волю эмоциям. Ему стало смешно.

– Ну вот, вот же! – принялась восклицать Ника. – Видите? То вы, подобно Зевсу, молнии метаете, то радостно смеетесь, как ребенок, которого щекочут. Вы очень нестабильны в этом плане. Я вас боюсь.

– Это я понял, – весело отозвался Анатолий и неожиданно отметил: – Вы порой такая непосредственная, как ребенок.

Вероника предпочла скромно отмолчаться.

– Нет, правда… я на вас не обижаюсь, и вы на меня тоже не обижайтесь. Я давно такого не встречал, поэтому так бурно реагирую. И смеюсь не над вами, а благодаря вам.

Мужчина приблизился на опасно близкое расстояние и как-то совсем неожиданно взял в свои большие ладони дрожащие руки своей собеседницы. И в этот момент он вызвал необъяснимое доверие. Синева глаз потеплела, и он стал будто более открытым, и это было приятно, но Вероника не могла понять, зачем перед ней оправдываются.

Тем временем Анатолий продолжал говорить:

– Не надо меня бояться. Я, конечно, страшный, но мне не хочется быть таковым для всех. Нужно к маме? Идите. Могу подождать вас у себя в кабинете, могу здесь, если вы ненадолго.

Все это время он держал девушку за руки, и в выражении некрасивого, но приятного лица присутствовала какая-то странная мягкость. Мужчина излучал спокойствие, а на губах поселилась легкая улыбка, которая добавляла привлекательности этому новому образу. Но как только Ника высвободила вспотевшие ладошки и сунула их в карманы, напряжение вернулось, улыбка мгновенно сошла с губ, а взгляд похолодел. В общем, он вернулся в свое обычное состояние.

– Простите, но это не совсем уместно… – несмело оправдалась Ника.

– Конечно. Прошу прощения, – лаконично отозвался Анатолий и снова вытянулся по струнке смирно.

На несколько мгновений обоих сковала неловкость, но Вероника взяла себя в руки и решила пойти навстречу.

Скромно улыбнувшись она спросила:

– Может, со мной сходите?

– Куда?

– Моя мама не может со своими детишками справиться. Я ей помочь хотела. А если я вас боюсь, то этим – указала на шумную кучку ребятишек – уж точно не составит труда испугаться. Мигом присмиреют! Глядишь и мама вам «спасибо» скажет.

На мужских губах проскочила напряженная улыбка.

– Ах, вот так… – еле слышно протянул мужчина.

Еще раз прокрутив в голове то, что только что сказала, девушка сразу ощутила вину – замялась, глаза опустила.

– Получается, что я чудовище какое-то. Хотя, не буду отрицать, раковина у меня действительно страшная.

– Сначала сказанула, потом подумала… Я не это имела в виду. – пробормотала себе под нос Ника и развернулась спиной к Товарищу начальнику. Стыдно было.

Позади усмехнулись.

– Не берите в голову. Все это не лишено оснований, так что все в порядке, – он грустно улыбнулся. – Госпожа Верхоланцева, развернитесь и пойдемте. Нужно попугать, так попугаем.

Ника, не поднимая глаз, резко крутанулась на пятках и в темпе зашагала по направлению к маме, которая уже ожидала ее, уперев руки в бока. Взгляд, в котором были ярко-выражены упрек и непонимание, метался от красной, как рак, дочери к мужчине, который не спеша шел позади нее, оценивая обстановку в своих владениях.

– Ника! – вдруг раздался звонкий детский крик, и маленькая девочка в ярко-желтом платьице со смоляно-черными волосами, заплетенными в косу, которая уже изрядно потрепалась, кинулась ей на шею.

– Ксюша, не кричи, лошадей распугаешь, – сделала девочке замечание классная руководительница, в лице Верхоланцевой Инны Александровны.

– Поняла, Кнопка? Не визжи! – строго наказала Вероника, после того, как поймала ребенка в свои объятия, расплывшись в нежной улыбке.

Инна Александровна подошла ближе и разрушила волшебство радостной встречи, строго взглянув на дочь.

– Может, ты объяснишь, в чем дело? Что это была за картина маслом?

Девушка лишь беглым взглядом по матери скользнула и головой помотала, мол, не важно это, а потом все свое внимание ребенку уделила.

– Давай тебя переплетем, Кнопка?

Присев на корточки, Ника принялась доставать из прически многочисленные заколки.

– Хорошо-о… – недобро протянула женщина, складывая руки на груди, и на правах матери поинтересовалась: – Тогда, может вы расскажете мне, зачем держали мою дочь за руки? Насколько мне известно, вашему знакомству еще суток не исполнилось. Или до меня дошла неверная информация?

Камень был брошен в огород дочери, мол, неправду матери сказала, но требовательный взгляд задел Товарища начальника, который уже стоял позади Вероники, заслоняя ее могучей спиной от палящего солнца.

– Почему же? Все верно, – подтвердил мужчина. – Я нехотя испугал Веронику и просто извинялся за то, что был не очень осторожен в общении с ней. Никакого криминала.

Женщина выслушала, настороженно вглядываясь, и вдруг настороженно обронила, оглядывая внезапно присмиревших деток:

– Не мудрено…

Левин Анатолий Аркадьевич – человек с развитым самоконтролем, не смог скрыть того, что эти слова его задели.

Инна Александровна даже немного устыдилась, но ни слова не сказала.

Вдруг маленький белокурый мальчик выбился из общей дрожащей массы ребятишек и мелкими, но уверенными шажками двинулся к Товарищу начальнику. Это был Володя – тот самый мальчик, на которого Левин как-то сорвался. И сейчас он был воинственно настроен.

Инна Александровна окликнула ребенка, но тот не обратил на классного руководителя никакого внимания. Подойдя почти вплотную, дитя воззрилось на «великана» снизу-вверх, прикрыв глазки ладошкой, как козырьком, чтобы лучше видеть. Его юное личико выражало недовольство, обиду и решительность. Володя упер руки в бока и, сильно щурясь, смело отчеканил:

– Вы – злой дядя! – сказал и умолк.

«Злой дядя» тоже молчал, не моргая глядя на мальчика, который, пока еще, стоял на месте, но когда он вновь поднес ручку к бровкам и раскрыл глазки широко, его уверенность сдулась, воинственность испарилась, и он дал деру!

Инна Александровна прыснула в ладошку, наблюдая, как поджавший хвост зайчик маскируется в толпе одноклассников. Вероника, уткнувшись лбом в грудь девочки, тихо поскуливала, а девочка ее утишала, приговаривая «не плачь, ну, не плачь». Вероника была на грани истерики, ведь было неимоверно стыдно, причем за всех: она сначала наговорила Анатолию, потом поддержала ее мама, следом парнишка…