— И что ты тут передо мной ржешь! — Это вопит Михална — аж на визг срывается. — Пиши объяснительную немедленно!

Ржет, когда на него орут, — наверное, Женя. Да, это он: выходит — весь красный, встрепанный, рукава рубашки закатаны. За ним следом — Михална, такая же красная и встрепанная. У них там спарринг на швабрах был, или что происходило? Мы с Сушковым стоим столбами, Михална возвращается к себе в кабинет, Женя — на кухню.

— Ну дела, — задумчиво говорит Сушков, глядя Жене вслед. — По конференции давай так: Володя пусть сам ко мне подойдет, обсудим.

— А он не подходил?

— Не-а. Только ссылку сбросил.

Ну Володя, ну социофоб хренов…

На кухне Сушков наливает чай, а я разогреваю свой обед. Женя, хоть и не красный уже, но все равно какой-то нервный: трет тряпкой стол так, будто дырку в нем проковырять хочет. Когда Сушков уходит, я, бросив свою еду, подхожу к Жене.

— Что случилось? — спрашиваю я вполголоса.

— Давай позже, — полушёпотом отвечает Женя. — Сделать тебе кофе?

Мы не планировали сегодня встречу, но ему, кажется, она нужна. Да и я сгораю от любопытства.

— Не надо кофе, спасибо. Может, сегодня ко мне?

— У меня запись к зубному на семь вечера… — задумчиво начинает он. — Ладно, сам потом приеду.

Приезжает он часов в девять — румяный с мороза, заметно уставший, и с порога прыгает ко мне на шею обниматься. Хочется скорее у него все разузнать! Немедленно слиться в экстазе тоже хочется, но любопытство побеждает — я говорю:

— Рассказывай, что на тебя Михална так орала.

Женя тычется в меня холодными губами, явно не собираясь отвечать и как бы намекая, чтоб я заткнулся. Моя дурная школа, ё-моё… Я отбиваюсь и повторяю:

— Рассказывай.

— Это неважно.

— Рассказывай.

Женя, цыкнув, морщится и отводит взгляд:

— Ирина Михална спалила, что я беру… всякое.

— Всякое — это что?

— Она зашла в хозяйственную, когда я сливал жидкое мыло.

Вот так поворот.

— Зачем оно тебе?

— Просто. Себе домой. Мыло уж больно хорошее, — оправдывается Женя. Что-то он явно недоговаривает.

— Не верю, чтоб она так орала из-за флакончика мыла.

Молчание, а потом тяжелый вздох:

— Ну ладно. Я еще молоко беру, коробочку-другую, а она, видать, их пересчитывала каждый день и что-то заподозрила. Сахар иногда отсыпаю. И чай. И кофе, и печенье. Туалетную бумагу тоже. Вот Михална и сложила два и два… Она на меня еще три разбитые чашки свесила — якобы я их списал и забрал себе.

— А ты не брал?

— Только одну.

Украл не три чашки, а всего-то одну — а обиды в голосе, будто он школьник, и его наказали не за себя, а за того парня. Он глупый или просто клептоман?

— У тебя что, совсем денег нет? Почему ты воруешь туалетную бумагу с работы? Какой с этого полезный выхлоп?

В ответ мне — только дурацкая улыбочка. Как маска. Ну давай, поиграй со мной в гляделки — я же выиграю.

— Я коплю на объектив, — наконец сознается Женя. — Помнишь, я линзу поцарапал, когда ездили в заповедник.

А тогда сказал, что все в порядке, лгунишка. Это было месяца четыре назад, и он только сейчас спохватился? Или… он все эти четыре месяца и крысит туалетку?.. Ну, блин, Женя. Обкрадывать офис, притворяясь прилежным работником, — еще круче, чем улыбаться тому, кого хочешь прямо сейчас отмудохать. Превзошел все мои ожидания.

— Михална тебя не уволила?

— Она сказала, что мою судьбу еще не решили.

Тьху ты, Барсик! Я думал, меня хтонь за ногу схватила и сейчас сожрет, а это он хвостом меня трогает. Подкрался и начал тереться об ноги — и об мои, и об Женины. Жрать хочет. Как хтонь.

— У меня дома ты хотя бы ничего не берешь? — говорю я. — А то, может, из кошачьего лотка отсыпаешь чего-нибудь в карман.

Женя смеется. И не понять — то ли шутка понравилась, то ли он на взводе.

— Не беру. С тобой я честен.

— Ты смотри, мы с котом будем за тобой следить. Да, кот?

Барсик отвечает тягучим «мя-я». За его лоток я, конечно, спокоен, а вот за свои вещички — уже не очень.

— Что ж ты не сказал, что у тебя с деньгами проблемы? Я бы помог.

— Зачем было тебя загружать, — отмахивается Женя. И только я начал его целовать, весь в предвкушении — он выскальзывает у меня из рук. — Хочу в душ.

В ванной шумит вода, а я валяюсь на кровати и осмысляю всю эту историю. Что ж за режим жесткой экономии такой, что даже мыло воровать приходится? Сколько он зарабатывает? Мог бы меня попросить купить ему мыло, эта пара сотен рублей — вообще не деньги.

Женин мобильник разрывается мерзким «тр-р-рынь», похожим на звонок старого дискового телефона. Бесит-то как… Беру, чтоб хоть звук отключить, а неочевидно, как. Сбросить, может? Иконка даже горит — мол, вероятно, спам. Пофиг, сброшу, раздражает меня это трыньканье… Стоп-стоп. Это что — у него на заставке телефона — наша фотка из заповедника, которую Лиза снимала?.. Женя каждый раз, когда включает мобильник, видит наши обнимашки? Более того — поставил ее намеренно и решил, что именно это он и хочет видеть? Ну и в хрень же я вляпался… Разговор вспоминается, который после этой фотки был — когда я нажрался водкой и заливал Жене, как я его люблю, трамвай куплю. Я сделал вид, что все забыл, Женя тоже об этом не заикнулся ни разу — зато фотку поставил на заставку. Любуется. Он что, по мне втихаря сохнет? Или своим парнем считает? Непонятно.

Трамвай я так и не купил, да и не пригодится он — объектив нужнее и дешевле. Только хрен знает, что за объектив Женя тогда кокнул — у него же съемных несколько штук было… Хм, а ведь в каждой фотографии есть метаданные…

***

Утро, в офисе сонно и уныло, работать лень, и в календаре есть свободных пятнадцать минут. Подхожу к Володе поздороваться, протягиваю руку, а он мне сразу:

— Это правда про Женечку?

От Сушкова узнал. Сто процентов. Сделаю невинное лицо:

— Что?

— Что он офис на тридцать тыщ нагрел.

Ни хрена себе Женя наотсыпал сахарку! Я вру:

— Неправда.

— Говорят, на него Ирина Михална вчера орала так, что стекла дребезжали.

— Это было.

— За что?

— У него самого лучше спроси.

— Ты знаешь, я уверен. Расскажи, — не унимается Володя.

— Не хочу я сплетни тебе подбрасывать, — говорю я. Лучшая защита — нападение: — Ты мне ответь: с Сушковым поговорил про конференцию?

— Еще нет.

— Почему? Я зря его просил, что ли?

— Поговорю, не нервничай.

— Так же, как пригласил на свидание Лизу?

Отвел взгляд. Мне эта издевка никогда не надоест, он каждый раз начинает отпираться:

— Я приглашал, но из-за ее командировки не вышло.

— Ищи отговорки дальше. Почему ты такое ссыкло? В чем твоя проблема?

Закатывает глаза. Сам ведь понимает, что я прав.

— Я подойду к Сушкову. Сегодня. Честно-честно.

Почему я должен его уговаривать, будто это мне надо, а не ему… Впрочем, я с другим делом:

— Слушай, ты знаешь, как по метаданным с фотки выяснить, на какой объектив она была снята? Я в этом вообще не аллё.

— Думаешь, я аллё?

— Ты легко разбираешься во всякой непонятной фигне.

Он мне вопросительный взгляд — я ему такой же. Его взгляд еще вопросительнее — и я не лыком шит, тоже умею рожи строить.

— Ладно, присылай свою фотку, — сдается Володя.

Уже со своего места отправляю ему в телегу фотку — ту самую, где мы с Женей на скале стоим. В ответ приходит: «Я хотел пошутить про голубцы, но передумал, только жрать захотелось», «Посмотрю».

Ай да я. Не «свалил муторную скучную хрень», а «делегировал». Надо работать, чего-то аж с девяти утра встречи с клиентами накидали.

У меня телефон, кажется, вибрировал. Ух, уже 11:43… Мне Володя писал: «Ну ты и Зина», «Тип объектива написан прямым текстом в метаданных», и следом — набор цифр и букв: видимо, название модели… Да, гуглится. Пишу Володе: «Я же говорил — ты легко разбираешься во всякой фигне», «Спасибо» и смайлик-поцелуй. Реакция незамедлительная: «С Женечкой своим целуйся». Живо представилось, как я целуюсь со своим Женечкой, его колючая щетина, нежные губы, и захотелось сразу… Радует даже больше, чем удавшийся троллинг Володи.