Вопреки ее ожиданиям, Давид нашелся на кухне. На нем были мягкие серые штаны и фартук, державшийся на честном слове. В открытое окно врывался прохладный ветер и трогал тонкий тюль. Из колонки лилась попсовая песня времен их детства, пока сам Давид переворачивал оладьи черной лопаткой. Рядом с ним на небольшой тарелке высилась горка румяных толстых оладий, блестящих от сливочного масла и источавших невероятный аромат, от которого у Янины заурчал живот.

— Доброе утро, — произнесла Янина, входя на кухню и крепче запахивая кардиган.

— Доброе, — отозвался Давид, улыбнувшись ей через плечо.

Янина достала с полки кофе. Открыла банку с мелко молотой арабикой и глубоко втянула аромат. Заправила кофеварку, пока Давид наливал на сковороду новую порцию оладий. Из колонки послышался легкий стук барабанов, к которому через несколько мгновений примешались звуки гитары и наконец женский вокал.

— Это Дидо, да? — вспомнила Янина, доставая кружки для кофе.

— «Thank You», — дополнил ее догадку Давид и протянул Янине руку ладонью вверх.

Янина свела брови в немом вопросе, но автоматически вложила в протянутую руку свою. Давид улыбнулся уголками губ и, притянув Янину к себе, увлек в медленный танец по кухне. Он вел, кружа с Яниной между холодильником, обеденным столом и плитой. Подняв их сцепленные руки над головами, заставил Янину кружиться вокруг оси, отчего полы кардигана разлетелись в разные стороны. Взгляд Давида упал на грудь Янины. Улыбнувшись, он снова прижал ее к себе.

— Подгорят, — напомнила Янина, с несвойственной ей легкостью отдавая контроль Давиду.

С трудом признавая, что наслаждается собственной податливостью, Янина смотрела в черные глаза Давида и видела в них блеск ленивого удовольствия, которому не помешают ни подгоревшие оладьи, ни журчание кофеварки. Это удовольствие передалось и ей. Растеклось по мышцам, заставив улыбнуться и сложить голову Давиду на плечо.

Песня кончилась резко, будто бы на полуслове. Давид, поцеловав Янину в скат плеча, мягко отстранился и вернулся к плите. Ловко перевернул оладьи и ничуть не расстроился, увидев почерневший контур.

За неожиданно ранним и сытным завтраком они обсуждали предстоящие дела. Потягивая остывший, как он любит, кофе Давид сообщил, что ему не нравится, как стучит задняя подвеска, поэтому запланировал поездку в автомастерскую. Янина между делом заметила, что нужно заехать в магазин, потому что у Давида кончились моющие, и вычитать отчет о Хабаровском заводе, который сейчас находится в планах у генерального. При упоминании отчета Давид устало вздохнул и сделал большой глоток кофе.

***

— У тебя здесь все есть на понедельник? — накидывая куртку, спросил Давид. — Надо заезжать к тебе?

Янина замерла у зеркала с губной помадой в руках. Несколько секунд размышляла, глядя на Давида в отражении.

— Нет, — наконец ответила она, улыбнувшись. — В твоем шкафу висит мой фиолетовый костюм.

Давид улыбнулся и кивнул, пока Янина убирала помаду в сумку. Они спустились по лестнице, поддевая друг друга плечами. Янина громко рассмеялась, когда Давид споткнулся у самого выхода. Он наигранно фыркнул, придерживая для нее дверь. На подземной парковке их ждал черный Эквинокс, громко пискнувший от пульта. Янина привычно заняла переднее пассажирское сидение и пристегнулась. Давид расположил правую руку на переключателе передач, левую на руле и, выждав минуту ровной работы двигателя, тронулся.

— Мне кажется, бессмысленно держать в моем шкафу костюм, — бесцветно произнес Давид, когда они оказались на залитой солнечным светом улице.

Янина перевела на него удивленный взгляд, с трудом справляясь со странной горькой смесью чувств. Машина свернула направо, в сторону Театрального Бульвара и встала на красный сигнал светофора.

— Перевози остальные вещи, — продолжил свою мысль Давид и взглянул Янине в глаза. — Переезжай ко мне.

Янина оцепенела, испуганно глядя на Давида. Она хлопала ресницами и молчала, пока его слова звучали в ее голове словно раскаты грома. Сигнал светофора сменился на зеленый, и машина тронулась.

— Я… — начала Янина, но не нашла, что сказать дальше.

Собственная косноязычность и заторможенность оказались неожиданностью, к которому она была не готова. Янина считала, что в свои тридцать три года способна воспринять и в кратчайшие сроки обработать любую информацию, поступающую в ее мозг, но предложение Давида оказалось громом среди ясного неба. Это было так ново и так странно, что выбило ее из колеи.

— Мне надо подумать об этом, — приняв решение, мягко сообщила Янина и облегченно выдохнула.

Вслед за ней расслабился Давид. Его рука мягче перехватила руль. Оставшийся путь до автомастерской они молчали, обдумывая слова друг друга.

Оставив машину на парковке, Давид вошел в помещение администрации и скрылся за тонированной дверью. Янина разглядывала окрестности новой для нее части города — южные окраины были ей не знакомы. Пышные деревья и кусты занимали всю, не занятую приземистыми зданиями и домами, территорию. Над автомастерской, как дальний родственник Эйфелевой башни, возвышалась вышка связи, на которой склочно щебетали воробьи.

— Они смогут заняться машиной только через час, — из-за спины раздался голос Давида. — У них форс-мажор.

Янина, вырванная из своих мыслей, обернулась и неожиданно увидела Давида другими глазами. Его предложение задело ее сильнее, чем она предположила вначале. Сильнее, чем она хотела бы. Глядя в черные глаза напротив, Янина задавалась вопросом, как можно с легкостью управлять подразделением огромной лесозаготавливающей корпорации, решать многомилионные вопросы и совершенно теряться перед предложением мужчины жить вместе. Ответ не приходил, зато пришла злость на Давида. Как он мог вот так просто предложить ей это? Без какой-либо подготовки брякнуть это по дороге в какую-то пригородную автомастерскую? Янина закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Давид терпеливо ждал, чуть склонив голову на бок. Янина скрипнула зубами. Он безошибочно определял моменты, когда ей было нужно остаться наедине со своими мыслями и давал ей такую возможность. Обычно она была благодарна ему за это, но не в этот раз. Янина снова сделала глубокий вдох и перевела взгляд на вышку связи, чтобы не смотреть на Давида.

— Что будем делать? — спросила она.

— Рядом есть красивый сквер, — кивнув в сторону особо густой растительности, ответил Давид. — Можем съесть мороженое на лавочке. Можем продолжить разговор, который начали в машине. Или я могу отвезти тебя в супермаркет и через час заберу с покупками. Или, — продолжил он словно через силу. — Я могу оставить тебя в покое до тех пор, пока ты не будешь готова смотреть мне в глаза.

— Мороженое, — ответила Янина, выпрямившись во весь рост, но взглянуть на Давида так и не смогла.

Они прошли по узкой тропинке между кустами, пересекли кипящий жизнью двухэтажный микрорайон, и оказались на широком выложенном булыжником сквере. По центру сквера, как яркие островки пышно цвели клумбы с петуниями, бархатцами и розами. Среди этого разнообразия возвышались кусты можжевельника, а редкие хлипкие на вид беседки были густо увиты виноградом. Ларек с мороженым был вписан в одну из таких беседок.

— Клубничное, два, — сообщил Давид тонкому мальчику с модной челкой, который стоял за прилавком.

Мальчик засуетился и вскоре вручил Давиду два рожка, в которые щедро наложил шарики розового мороженого.

— Орешки? Конфетти? — спросил он, спохватившись.

— Нет, спасибо, — отозвался Давид и протянул Янине ее рожок.

Они отошли от ларька, глядя по сторонам. Янина задумалась о том, как они выглядят со стороны в этом тихом, почти по-деревенски уютном пригороде. Высокие, в темных очках. В кожаных куртках и дорогих джинсах. До этого момента она даже не задумывалась о том, что они с Давидом даже одеваться стали одинаково. На нем была кожаная куртка, и Янина надела кожаную куртку. На Давиде были синие джинсы, Янина тоже была в синих джинсах. Оба были в тяжелых ботинках и солнцезащитных очках. Они стали настолько близки, что невольно переняли манеру одеваться друг у друга. Пытаясь отвлечься от собственных умозаключений, Янина сконцентрировалась на мороженом. Это было не так-то просто для женщины, которая привыкла решать вопросы здесь-и-сейчас. Мороженое оказалось вкусным и невероятно сливочным, заставив Янину ощутить легкий прилив ностальгии.