Обычно я просто ставила в известность: «Ваше общество мне неприятно», и все, больше никогда не видела, не слышала, не вспоминала. А тут…
Приятно его общество или нет, а одной мне до ближайшего города добираться будет сложно. Придется терпеть, тем более привыкла уже. Но в том-то и дело, что раздражение у меня на него какое-то непривычное. Вот скажу я ему: «Мне неприятно твое общество», и он убежит довольный, потому что не ценит, какую я ему честь своим обществом оказываю. Наоборот, обрадуется только!
То есть я могу ему, конечно, заявить, что я дракон-оборотень из рода Асэншейн, но вот есть у меня предчувствие – не проникнется. Даже самого факта, что я дракон, не осознает, потому что бездоказательное заявление получается. Они тут вообще считают, что драконы вымерли! И имя рода отца для него – пустой звук.
Я сразу решила не представляться ему полностью, едва он попытался мое имя сократить!.. Тупой же…
Ка-арис ему не запомнить, он меня до Арис сократить попробовал, потому что Карис ему не понравилось, а двойное «а» выговаривать сложно и смысла нет. Так бы и… стукнула чем-нибудь!
За все свои двести лет я физически выражала недовольство раза три или четыре, потому что большинство окружающих меня людей понимали слова, а драконы – мысли.
Когда я в первый раз по щеке ударила слишком уверенного в себе придворного, мать отвела меня в сторону и объяснила, что цивилизованным созданиям дана речь, а силу надо применять только после того, как разочаровался в своем собеседнике и его цивилизованности. Я запомнила.
Особенно после состоявшегося вечером того же дня разговора с отцом:
– Нельзя поднимать руку на того, кто не сможет тебе ответить. Ты – женщина и высшая, дважды неприкасаемая. Если ты считаешь себя оскорбленной, ты можешь приказать казнить оскорбившего или попросить равного ему по статусу вызвать его на дуэль. Можешь выразить свое неудовольствие и изгнать грубияна, лишив его нашей поддержки. Но пачкать руки самой – значит опускаться до уровня того, кого ты ударила.
И я училась выражать свое неудовольствие, пользуясь словами, только словами. Прямо, честно, спокойно, глядя в глаза. Предупреждение, дуэль, казнь, изгнание…
Но этот… дикарь… он совершенно не понимал слов! И как еще мне донести мое неудовольствие? Только опустившись до его уровня или… подняв его до моего!
– Да куда ты опять прешь, чахла, чтоб тебя кикиморы унесли! Все, давай привал делать.
– Прямо здесь? – Я обвела рукой… болото! Ледяные грани, вот как он место для привала выбирал? Впереди тропа, позади тропа… И там, где мы стоим, – тоже тропа!
– А где еще? Поляны специально для тебя поблизости нет. До нее еще минут двадцать мне бежать и часа два тебе плестись.
– Я не хочу спать прямо… на дороге! – У меня от возмущения внутри снова начал зарождаться фонтан магии, поэтому я закрыла глаза, сосредоточилась и попыталась успокоиться.
Если обернуться не получится, магия не сможет выплеснуться и мне будет очень плохо. Больно.
Тха-арис долго учился обороту, очень долго. Я уже была в сознательном возрасте, когда у него стало все получаться с первого раза. И я очень хорошо помню, как ему было больно… ведь он был драконом нашего клана, а мы все чувствуем друг друга, порой даже на расстоянии. Конечно, основную боль забирал отец, потом мать, сестра… и какой же огромной она была, раз доставалось даже мне?!
– А я не хочу бродить несколько часов в ночи – заплутаем, век не выберемся.
– Сам же сказал, двадцать минут! – Я уставилась на дикаря в упор, а он даже не поежился, так же в упор уставившись на меня. И только спустя вечность, когда я уже готова была сдаться и отвести взгляд, махнул рукой:
– Ну что, чахла с гонором, сейчас повеселимся…
И… перекинул меня через плечо, сверху на мешок! Головой вниз! А потом побежал… Дикарь! Тупица! Чудовище зеленое!
– Придурок! Как ты посмел?! Как?..
– Сама хотела на поляне спать. Спи!
– Прямо на траве? А костер? А…
– Кровать? Матрас? Спальный мешок есть, но он один.
– Спальный мешок меня устроит, – облегченно выдохнула я. – И костер разведи. Холодно.
Костер этот зеленый придурок развел довольно быстро и даже где-то нашел воды, в которую насыпал травы и чего-то сушеного… главное, чтобы не мух!..
Стараясь не задумываться о компонентах, быстро выпила горячий бульон из миски и вопросительно посмотрела на чудовище. Он медленно – уверена, что нарочно медленно, – съел все, что оставалось в котелке, снял широкий пояс, сразу вместе с висящим на нем в чехле топором, пробубнил о том, что завтра надо будет поохотиться. Затем достал из рюкзака большую, сшитую пополам мехом внутрь шкуру и… залез в этот мешок сам!
– Давай, поганка, тут еще три таких, как ты, влезет!
– Да как ты… Как… Как тебе в голову только… Уф-ф-ф-ф!
– Не пыхти ты, как напуганный ежик, залезай. Кикиморы никому не расскажут, не переживай.
– Да при чем тут кикиморы! Главное, что я сама буду знать, что лежала рядом с… Уф-ф-ф-ф!
Ледяные грани, нет слов… нет сил… нет желания… и очень хочется спать.
Внезапно я осознала, что сейчас не принцесса, не дракон, а просто слабая беззащитная девушка. И мне действительно холодно, сыро, темно… страшно. Мне – страшно?!
Я огляделась вокруг, вслушалась в странные ночные звуки лежащего впереди леса и оставшегося позади болота. У костра было более-менее тепло, но… Да и ладно! Это ради моего личного удобства!.. Вынужденная необходимость.
Я быстро-быстро, чтобы не передумать, втиснулась в спальный мешок, прижалась спиной к дикарю и чуть не застонала от удовольствия. Тепло-о-о!
– Спи, поганка, – сонно проворчало мне в ухо чудовище, обхватило своей лапищей, прижимая к себе поплотнее, и… я уснула.
Может быть, отвар подействовал, может быть, усталость, но мне ничего не снилось. Ничего плохого… Проснулась я отдохнувшая, поерзала, попытавшись освободиться из крепкого захвата, но ничего не вышло. Страшилище вцепилось в меня намертво. Но едва я повернулась, чтобы его разбудить, он сам открыл глаза, и мы застыли, неотрывно глядя друг на друга.
Если забыть про цвет кожи и не опускать взгляд чуть ниже, на клыки, то… дикаря можно было бы даже назвать… симпатичным. То есть… ну… ресницы у него были красивые! Длинные, пушистые, черные. Волосы густые, жесткие… и клыки на самом деле не такие уж страшные.
– Чахла, ты давай дуй по своим делам, а потом я пойду поймаю нам кого-нибудь на завтрак. А то на одном бульоне я скоро сам похудею. Будем с тобой как две немощи – ты бледная, я зеленая.
Вот кто его за язык тянул, а? Такой милый был… пока молчал!
Часть 1. Глава 7
Синдр:
Я иногда от ее наглости просто теряюсь! Ну была б орчанка сильная или как мать моя – юркая и вездесущая, а так… Немощь чахлая, быстро идти не может, без костра мерзнет, готовить явно не умеет, а то б помогать кинулась. Ну не сможет умеющая готовить баба спокойно смотреть, как я в кипящую воду все без разбора кидаю. А она даже не дернулась и потом все что вышло еще и съела. Даже не поморщилась.
Но ведет себя так, словно в любой момент встанет и одна пойдет. Может, она дурная? Может, головой об валун стукнулась? Там выступов подходящих хватало… Ну вот куда она без меня дойдет? Лешаки уже себе животы от смеха надорвали, наблюдая за этой путешественницей. А трясинницы устали облизываться и, по-моему, уже сами ее на тропу обратно запихивали, потому как позорно ж такую беспомощную утаскивать.
А пигалица эта бледная вместо того, чтоб вцепиться в меня и радоваться, что я ее провожать вызвался, командовать еще пытается. Поганка белобрысая!
Ночью совсем насмешила, когда еще раздумывать у костра уселась – влезать ко мне в спальник или нет. Вот можно подумать, выбор у нее прям на все четыре стороны. Но долго капризничать не стала, залезла, прижалась ко мне и уснула, сладко так. Ну я ее так пристроил рядышком, чтобы волосами мне лицо не щекотала, и тоже задремал. А потом и совсем заснул, убедившись, что вроде бы все хорошо.
