–Слава первому! -мечтательно повторил брат Ги -Заимею деньги .куплю себе овцу…или стадо овец.

Тут его грубое и простое крестьянское лицо, стало проще совсем уж не куда.

В это самое время, поёживаясь то ли от утреннего холода, то ли от страха, обер-бургомистр фон Экк. стоял на балконе Ратуши и наблюдал как площадь перед ним превращается в декорацию языческого праздника костров, что справляли на день летнего солнцестояния местные латгалы, прыгая через огонь и распевая при этом своё „līgo, līgo”. Шатёр в центре площади постепенно затягивало дымом. который поднимался всё выше ивыше. и уже добрался добалкона, и начал окутывать ноги стоявших на нём Экка и Аэция Фрейберга. «Бог наказывает меня! Наказывает!»: шептал про себя обер-бургомистр.

–Вы что-то сказали.герр обер-бургомистр –обернулся к фон Экку Аэция Фрейберг

–Я молился, чтобы Всевышний отвёл от нас все беды – ответил обер-бургомисрт

–Приезд герцога Кетлера будет считаться за беду?– спросил ратман.

–Как знать, как знать. Городской секретарь сегодня показал мне счета за аренду замка! Кетлер на эти деньги быстро отстроит свою новую резиденцию, то ли в Голдингене, то ли в Кирхгольме… – фон Экк помолчал- …и наконец-то уберётся из Риги со всеми этими своими курляндскими и семигальскими ландтагами!

–Почему бы нам не купить замок? Он же предлагал.

–Он хочет устроить торг между нами и поляками,а спор с папистами нам не выиграть!

–Разве мы так бедны?

Фон Экк повернулся к Аэцию Фрейбергу и совсем по мальчишески посмотрел на него прищурившись.

–Скажите, мне следует вас числить в ряду своих друзей, или может быть врагов? –спросил Экк ратмана.

–Политически я ваш противник, но во всем остальном вы можете, если пожелаете, считать меня своим другом – ответил Фрейберг.

–Хм, это хорошо!– удовлетворённо воскликнул фон Экк- Друг мой, это мы богаты, а не город. И эта возбуждённая толпа ремесленников, что ходит теперь под своими знамена под балконом, тоже это знает…

–Разве у вас есть причины быть недовольным? Вы же получаете свою долю от аренды загородных владений города?

–Штатгуты? –фон Экк пожал плечами –Видимо получаю, но после того как не стало отца, я не вник в эти дела, и довольствуюсь прибылями с его долей в торговых миссия наших купцов в других городах, и жалованьем обер-бургомистра…Но…– тут фонн Экк внимательно посмотрел на смотревшего на него с некоторым удивлением ратмана- очень скоро денег будет очень много. Я думаю даже слишком. И мы купим замок. Откроем школы, приюты и госпитали.

–В отличии от вашего отца, вы создаёте впечатление очень мягкого и не решительного человека –заметил Фрейберг, решив не расспрашивать обер-бургомистра откуда будут деньги, «много…даже слишком».

–И что же?

–Друзья вам этого не простят, а враги воспользуются.

–То есть вами я прощён не буду?

Фрейберг улыбнулся и сказал: »Мне надо будет ещё привыкнуть к нашей дружбе»

–Знаете что? – вдруг совсем развеселившись сказал фон Экк –Я заметил, что циркачи продают там внизу сладких петушков на полочках. Я так любил их в детстве! Давайте ка спустимся, да купим парочку.

Фон Экк направился к выходу с балкона, а удивлённый Аэций Фрейберг последовал за ним.

Иван проснулся от скрипнувшей половицы ,и открыл глаза. Посреди комнаты.в пламени свечи.стояла девушка и смотрела на него. Она смущённо улыбнулась и сказала:

–Я такая неуклюжая! – она поставила свечу на тумбу, и подойдя к окну принялась открывать ставень. в комнату проник свет зимнего утра- Как спалось, господин офицер?

Иван с чего-то решил нагнать на себя суровости, и строго спросил:

–Почём знаешь, что я офицер?

–Ваши товарищи рассказали о вас -ответила девушка задувая свечу -О том как вы сражались против разбойников в лесу, и о том что вы хранитель знамени, котороё вам вручил сам московский император.

–Они то понарасскажут! -усмехнулся Иван, но тут же сообразив. что товарищи желали ему только добра, добавил -Уж я то да…того…в лесу татей окаянных одной рукой четверых уложил! Пятый вот проворней оказался, оставил мне памятку!

–Давайте посмотрим эту вашу "пам`ятку? -улыбаясь бахвальству парня сказала девушка.

Иван только кивнул. Когда девушка осматривала его рану, чувствовал он себя так же, как в детстве, когда заходил в гости к соседу немецкому мастеру Базилию Глаасу, с дочкой которого подружился на улице. Марта была весёлой, не в пример другим немецким девчонкам, жившим в слободе оружейников, не смеялась когда Иван путал или коверкал немецкие слова, и как-то позвала в дом. Мастер Глаас, узнав, что Иван сын литейщика Захария Покатова, охотно принял мальчика у себя. С тех пор Иван и Марта больше времени проводили в доме, где у мастера было настоящее сокровище- с десяток немецких и латинских книг. Девочка с разрешения отца брала их и они с Иваном сидели над плотными листами бумаги с текстом, украшенными гравюрами. В эти часы Иван жадно впитывавший в себя знания которыми делилась девочка, чувствовал себя перед ней робко, не потому, что она могла говорить на двух языках, или потому. что вот так просто могла брать в руки дорогую вещь, а потому ,что непонятное ему томление в груди делало его перед ней слабым, и чтобы справится с этим не понятным чувством напускал он на себя суровости, и порой бывал нарочито груб. Марта только улыбалась на это, была она на год его старше, и видимо чувствовала в мальчике не убегающим от уличных драк, всегда вступавшемся за младших, и справедливость. как понимали её дети на улице,будущего мужчину. способного постоять за тех кто ему близок и дорог. Вот и теперь, когда девушка прикрыла его грудь куском полотна, и на крыла сверху толстым двойным, с соломенной прослойкой, льняным покрывалом, почувствовал Иван слабое томление в груди. и нарочито грубо спросил:

–Тебя девка как зовут то? Забыл я!

Девушка улыбнулась, а потом посмотрела на Ивана так пристально, что он отвёл глаза в сторону.

–Имя данное мне при крещении Екатерина -назидательно, вгоняя стрельца в краску. с расстановкой ответила она -А рана ваша заживает хорошо. Шов не разойдётся. Мой отец настоящий мастер!

–Ага, палач! -дурашливо произнёс Иван, и тут только понявший, что возможно вот только что обидел девушку к которой испытывал какое-то ему ещё не понятное чувство приязни.

Катерина Бёме изменилась в лице, стала суровой и произнесла:

–А вы солдат, и тоже отнимаете жизни когда вам прикажут ваши командиры. Так устроена наша жизнь, отнимая жизнь вы защищаете другие жизни, а мой отец, помогает тем чья жизнь в опасности, и кто может лишится её безвинно.

Сказав так.девушка вышла из комнаты,даже не обернувшись на слова Ивана: "Слышь, девка…Катерина! Ну дурак я, мало что Иван!".

Дверь закрылась. Иван остался лежать. С досады он попробовал сесть на кровати.Удалось ему это без труда. хотя боль в груди ещё не отпускала.

–Правильно бабка Иулиания говорит, что у меня ума палата полная, только все двери и окна на замках, не достучатся! -вздохнул Иван -А может и нет у меня вообще ума то, пусты палаты! Чего девку обидел! У самого отец пушки льёт, да что отец все дядья и братья оружейники. Из пушек и пищалей не только на престольные праздники палят!

Иван вздохнул, поморщившись от не сильной боли. Осмотрелся, сказал: "Хорошо в гостях, но пора и к свои возвращаться", и попытался встать. Встал легко, но всё с той же болью в груди. будто бы бабкиных иголок в него натыкали дву на десять штук. И тут вернулась Катерина. В руках у ней была миска и кусок хлеба, а вот под локтем девушка держала нечто.что Ивана заинтересовало -это была книга.

–Уже встали господин офицер -улыбнулась девушка, ставя на ночную тумбу миску и хлеб, а сама уселась на табурет с платяным сиденьем.

–Чего ты меня так величаешь то? Не офицер [Примечание:слово "офицер"было заимствованно в немецкий язык из французского языка только накануне Тридцатилетней войны 1618-1648 гг.] я вовсе, а десятник по нашему. По вашему… -Иван задумался -По вашему я капралом получаюсь. ну и ещё. раз я царёво знамя несу, это «фане» по вашему, я ещё и фенрих.