Как только я дохромал до остановки и увидел под козырьком прикорнувшего на лавочке Андрея, меня отпустило. Маршрутка ещё не виднелась вдали, и я присел рядом. Предугадывая звонки возмущённой моим бегством Сашки, поставил телефон на беззвучный режим. Потом поговорим, если что.

Белая спортивная повязка сейчас была накручена вокруг запястья Андрея. Он обнимал свой небольшой рюкзак, а макушкой упирался в стену остановки, вздёрнув подборок. В мочке его левого уха я заметил дырку от серьги и даже не удивился. Ему шёл образ разгильдяя или парня, который никому не подчиняется, который сам себе на уме, и, мне казалось, именно таким он и являлся. Причём, одновременно добрым и открытым. Таким, каким хотелось быть мне самому, но меня вечно что-то останавливало. Мне не хватало смелости лишний раз говорить людям о том, что я думаю, о том, что я не согласен, о своих желаниях и о своих страхах, мне проще было промолчать, но Андрей наверняка говорил всё прямо. Он бы не стал врать насчёт матери и не поставил бы телефон на беззвучный. Ему бы даже в голову не пришло.

По козырьку остановки вдруг застучал дождь, и асфальт стал покрываться влажными пятнами от капель. Крупные, они били надо мной так сильно, что оглушали меня, и негативные мысли растворялись в воздухе, наполненном озоном.

В детстве мне нравилось попадать под дождь и промокать до ниточки. Мама потом ругала, грозя пальцем, и говорила, что заболею, но я так ни разу из-за этого и не заболел.

– Какой же ужасный будильник… – потягиваясь, сонно пробубнил Андрей и лениво огляделся. – Не могу спать под звук дождя. Поэтому осенью у меня бессонница. Как начнёт тарабанить по окну… – потёр ладонями лицо.

Из-за его тёмных кругов под глазами казалось, что сейчас как раз осень.

– А я, наоборот, осенью впадаю в спячку.

– Как медведь?

– Наверное. – Я зачесал мешающиеся волосы назад, но они всё равно опять упали на глаза. Резинку где-то посеял.

Андрей косо глянул на меня и задумчиво произнёс:

– Ты не похож на медведя. Скорее, ты – енот.

Пф, ну и сравнение. Он что, видел, как я полоскал варган в озере?

– Эт с чего это я енот? – выпрямившись, сложил руки на груди и скептически изогнул бровь.

– Ха… – усмехнулся тот. – Ты так же забавно дёргаешься, если тебя напугать. И в мусоре ковыряешься, – начал копаться в невидимых мешках, быстро-быстро шевеля пальцами в воздухе, – перебирая там всё.

Игра одного актёра, мне даже захотелось зааплодировать, что я мысленно и сделал.

– Ну, спасибо. А еноты в мусорках ковыряются? – не догнал я.

– Тебе видней, – он пожал плечами, а я решил, что нужно будет погуглить.

Отложив рюкзак в сторону, Андрей встал, снял с руки повязку и, надев её на голову, демонстративно посмотрел в даль в ожидании маршрутки. Дождь усилился, как и мой страх, что ребятам вздумается тоже из-за непогоды поехать домой, и они увидят нас вместе. Вроде, ничё такого, подумаешь. Ну, встретились случайно, допустим. Тем не менее, я мысленно посылал водителю сигналы, чтобы он приехал поскорее.

Андрей вытянул руки вперёд, поднимая кисти вверх и подставляя их под капли. Вода ручейками стекала до локтей и продолжала свой путь по плечам, смачивая майку. Татуировка становилась ярче, будто сухое дерево вот-вот зацветёт.

– А ты – ёж, – сказал я не то, что хотел, и не таким заворожённым голосом, каким он звучал в голове. Скорее, безэмоциональным, не передающим ничего. Пытался что-то скрыть не от Андрея – от себя. Обмануть. Но оказалось, других обманывать легче.

– Я что, колючий? – обернулся с белозубой улыбкой на лице, и мне стало понятно, что колючий здесь точно не он.

– Надеюсь, нет, – честно признался я и поджал губы.

Улыбка неожиданно спала с его лица, а мой взгляд опустился на красные кеды. Они так сильно выбивались из всего окружающего, что невольно напоминали своего же хозяина. Такие же яркие, такие же заметные и притягивающие. Казалось, что я один их вижу таким цветом, что я дальтоник. Что другие этого всего не замечают в то время, когда я не могу от них оторваться надолго…

Они стали приближаться, а по ощущениям – будто на меня надвигался танк. Никуда не скрыться, одно лишнее движение – и всё, атака. Я мышь, а Андрей – змея. И никакие мы не енот и ёж.

И только я видел всё это. Только я – дальтоник.

К моему счастью, подъехала спасительная маршрутка, и мы, немного замешкавшись, залезли во внутрь, слегка попав под дождь. Прохладные капли немного отрезвили меня. Расплатившись, мы уселись назад. В салоне тихо играл шансончик и пахло табаком. Андрей покопался в рюкзаке, достал наушники и, подключив их к телефону, протянул мне один динамик.

– Угощаю, – произнёс он. Его лицо находилось так близко, что я, забрав наушник, слегка отодвинулся в сторону.

Маршрутка тронулась.

– И что у нас на завтрак? – поинтересовался я, ставя рюкзак под ноги. Сейчас бы и правда поесть не помешало, но, предвкушая дальнюю поездку по кочкам, мой желудок жалобно проскулил, сообщая, что он не готов, иначе вся еда вырвется наружу где-нибудь на въезде в город.

– А что ты любишь? – Андрей сосредоточенно шарился в телефоне.

– Эм… Мне всё равно.

Никогда особо не задумывался над тем, что мне нравится есть на завтрак. Если мы вообще сейчас говорили о еде.

– В смысле «всё равно»? – Андрей посмотрел на меня, как на идиота. С лёгкой усмешкой. – Каша, яичница, омлет, чай?..

Видимо, о еде.

Может, у него в телефоне как раз содержалась вся информация обо мне, скопированная с вживлённого в меня чипа? Снова будто копался в моих мозгах. Словно он психотерапевт или психолог, а я – пациент. Да. Прямо как на сеансе, только кресло не такое удобное, как обычно показывают в фильмах.

– Что мама поставит, то и ем, – вздохнул я, откидывая голову на спинку сиденья.

– А если она поставит перед тобой, ну, не знаю… – он на пару секунд задумался и продолжил: – Борщ! Утренний борщ. Ты когда-нибудь ел утренний борщ?

– Нет, – прыснул я, разглядывая покрытую ржавыми пятнами крышу маршрутки. – Тогда, наверное, я бы удивился, – покосился на него и пожал плечами: – Но съел бы.

Вскинув брови, он громко выдохнул через рот, раздувая щёки, и покачал головой.

– Так дело не пойдёт. У тебя же есть выбор, – толкнул мою ногу коленкой, и я выпрямился, – а ты даже не пытаешься его использовать. Почему?

Мои мысли скопились где-то в области нашего соприкосновения. Кожа там словно горела, и мне пришлось с усилием заставить себя вспомнить заданный мне вопрос.

– Ну… – я нахмурился. – Мама может обидеться, если я откажусь.

Не то чтобы мама часто обижалась на меня, скорее, больше на папу. Она постоянно была им недовольна, говорила, что он как ребёнок, что он неблагодарный и вообще, она всё в семье тянет на своих хрупких плечах. Она не закатывала истерики: недовольно причитала под нос, но так, чтобы слышали и понимали все присутствующие.

– М-да, запущенный случай, – скептический взгляд Андрея заставил почувствовать себя бесконечно глупым. – Так, ладно. Давай для начала с музыкой определимся. Что предпочитаешь?

Не хотелось отвечать, что и тут мне, в принципе, всё равно. Не любил привязывать себя ни к каким музыкальным направлениям, считая, что это ограничивает, ставит рамки, которых у меня и без того целый океан, просто Андрей ещё об этом не догадывается. Я одинаково с удовольствием слушал как попсу, так и рок, и джаз, и всякие инструментальные исполнения, а также часто попадались неплохие саундтреки. Но он так внимательно смотрел на меня, что мне всё же захотелось поскорее определиться, что ответить, а то вдруг снова начнёт вытягивать из меня… меня же. Я вспомнил тот самый – пригвождающий к месту – взгляд со сценки. Прокашлявшись, тихо ответил:

– Ну, мне понравилась та, что играла вчера вечером. Когда вы выступали, да, – кивнул своим же словам. – Она мне понравилась.

– Ты это говоришь, чтобы меня не обидеть, что ли? – Андрей снова толкнул меня коленкой, но на этот раз просто вильнуло маршрутку. Наверное.