Но, как бы то ни было, Широяма видел и недовольство, и нежелание вокалиста общаться с ним. Особенно заметным стал участившийся тик в уголке чужого рта, появлявшийся по причине и без. Не дожидаясь обострения ситуации, гитарист заявился к Матсумото домой: уж очень хотелось выяснить отношения. И, глядя на руки, недовольно скрещённые на груди певца, Широ с нетерпением мазохиста внимал вязко-ледяному:

— Что за цирк ты устроил, Юу?

Аой устроил не цирк, а эпичный скандал, требуя объяснений, словно обманутый супруг у неожиданно загулявшей жены. Таканори тут же припомнил все косяки ритмиста, касаемые не только, разумеется, работы, и разошёлся настолько, что не заметил, как перешёл на личности. Широяма огрёб сполна, но со своей стороны не преминул ударить певца по «больному»:

— Когда у тебя в последний раз был секс?

Руки не нашёлся, что ответить, запутался в рукавах толстовки и захлебнулся возмущением.

— Да ты… не твоего ума дело, понял?!

А Широяма дополнил свою речь фактом непревзойдённого эгоизма и зависти певца, который просто не способен порадоваться за других.

— Зато я… работаю за десятерых! — огрызнулся Руки.

На это Аою возразить было нечего. Аргументы взаимных обвинений вроде как исчерпали себя, но всегда оставалось что-то ещё невысказанное, поэтому, достав из кармана самокрутку, Широяма предложил выкурить «трубку мира».

Они устроились на кухне, и, попивая коллекционное вино, Матсумото расположился на небольшом стуле, сложив ноги на стоящий перед ним табурет.

— Неужели нельзя как-то, ну, хотя бы сделать вид, а? — уже расслабленно заговорил он, забирая у Широямы сигарету. — Я по-дружески прошу, — Таканори закашлялся, ибо дым с непривычки изрядно драл горло, — на работе работать надо.

— Через месяц у Дайске тур по Европе… — наклонившись к губам певца, Аой с благодарностью принимал «паровоза». Ладонь легко хлопнула по плечу, прерывая поток густого дыма, направленного гитаристу в рот. Дыхалка у Таканори работала как надо. Казалось, он мог выдувать бесконечно, и в этом присутствовал какой-то нездоровый эротизм. Сколько секса было лишь в одной артикуляции буквы «О», такой кругленькой и аккуратной, что у Аоя немедленно включалось либидо… — И я… — гитарист явно потерял логическую нить, засмотревшись на друга. Породистый профиль и пухлые губы Матсумото всегда наводили его на определённые мысли. Чёрт подери! Интересно, прекратится ли это когда-нибудь?

— Так он ещё не уехал даже… а ты ведёшь себя, как… — прищурившись, Руки посмотрел на Юу, как на умалишённого. — Опять? Да ты озабоченный!

— Я никогда ему в этом не признаюсь, — ответил Аой, опуская глаза.

— Но легко признаёшься мне, — Матсумото сделал затяжку. — Я не знаю, зачем мне-то?

— Что?

— Что! Вот, не надо мне вот этого! Не будь хуже, чем ты есть, Юу. Дай этого не заслуживает. Не можешь сказать — покажи ему наглядно.

— Как? Отсосать с обожанием на лице?

— Заметь, что ты беседуешь с человеком, который сто лет не трахался.

— Встряхнуться не желаешь? Поехали со мной, — неожиданно предложил Аой, взглянув на часы. — Через час встречаемся с Дайске, а там решим, куда двигать дальше.

Руки согласился, ибо напиться сейчас в компании друзей было всяко интереснее, чем делать это в одиночку.

***

Аой влюблялся в каждое новое утро, что начиналось с хмурого молчания и мыслей о том, какого хрена его разбудили так рано? Мрачным это представлялось лишь поначалу, пока не перерастало в осторожные поцелуи и софтовый секс. В это время Широ не признавал никакой активности: его мозг попросту ещё спал. Но ощущать волны возрастающего желания оказалось чертовски приятно, как и кончать потом от руки или минета; поэтому Дайске брал его прямо так, полуспящим. Юу не протестовал.

Формула утренних оргазмов приносила своё счастье на двоих, и это стало таким привычным, как нечто само собой разумеющееся.

В самом начале их отношений Андо очень плохо засыпал по ночам. Широяму достали недовольные вздохи, сопровождающиеся бесконечной вознёй; Дай вертелся в кровати как маленький мальчик, которому всё неудобно, и он никак не может устроиться. Напрягало. До тех пор, пока однажды, Юу не сжал гитариста в объятиях, сказав: «Ну-ка, тихо! Спать пора!» А потом убаюкивающе зашептал на ушко, как делал это с Румико, когда та просыпалась и плакала среди ночи: «…Уснул бычок. Лёг в коробку на бочок. Сонный мишка лёг в кровать. Только Дай не хочет спать… Ты расскажешь мне, что тебя беспокоит?»

«Нет», — ответили ему. Но свернувшись костлявым калачиком, гитарист вырубился — и минуты не прошло!

А секрет оказался в том, что Дайске требовалось просто обнять. Явный факт, что мальчика недолюбили в детстве. Чмокнуть в плечико, обвить руками талию… дать понять, какой он хороший. А сказать об этом любовнику прямо, Андо, видимо, гордость не позволяла.

Аой впервые встретил человека, который настолько зависел от прикосновений, и ради него гитарист приучился терпеть и сложенные на себя ноги, и держание за руку, и неожиданные хватания во сне. В общем, любой контакт, подтверждающий, что «мальчика» не бросили в одиночестве. Ну, точно недолюбили! И Широяма невольно восполнял этот пробел. По мелочам, ненавязчиво.

***

Как и было оговорено, Дайске ему перезвонил, сообщая, что доберётся до дома самостоятельно и заезжать за ним не надо. Работы оказалось больше, чем он предполагал, и пришлось задержаться на студии вместе с Каору. Ниикура-сан у Юу доверия не вызывал, а голос любовника по телефону не излучал обычного оптимизма, и чутко внимая сказанному, Широ поступил с точностью до наоборот.

— Ничего, у меня есть дела, так что, встретимся возле студии, — ответил Юу. — Я уже еду, поэтому, подождать тебя не проблема.

Разглядывая коробку с эклерами, лежащую на пассажирском сидении, Аой думал о том, не зря ли он потратил деньги. Да, первым импульсом было как-то взбодрить друга, но потом мужчину настигло осознание, а поможет ли это? В плохом настроении Андо превращался в несговорчивого упрямца, а настроение, судя по всему, ему уже испортили. Возможно, это связано с работой, но вряд ли: Дайске был настоящим гитарным задротом.

Аой никак не мог понять Каору, что он за личность такая, раз вынуждает людей буквально рвать задницы? С другой стороны, в банде, где солист постоянно треплет окружающим нервы, по-другому вести дела просто невозможно. Каких титанических усилий стоит добиться взаимопонимания, когда в твоей группе все музыканты крайне разобщённые, а творческий альянс создаётся, видимо, только для сцены? Аою не особо хотелось вникать во всё это дерьмо — он за Дайске переживал.

«На парковке, — написал он сообщение. — Первый ряд, я крайний слева».

Автомобиль мигнул фарами, привлекая к себе внимание выходящего из здания мужчины, Широяма завёл мотор и подъехал ближе.

— Ты меня избалуешь, — улыбнулся Дай, открывая дверцу.

— Прыгай, трудяжка. Прокатимся?

Дайске устало кивнул, и, увидев на сиденье эклеры, поднял брови в удивлении.

— Это чё, мне? — протянул гитарист.

— Не знал, какие нравятся, поэтому купил все, — равнодушно произнёс Юу. — Сахар повышает уровень серотонина.

— Шоколад, а не сахар, — поправил его Дай, забираясь в салон.

— Можем заехать за ним в комбини.

— Ты такой милый!

Широяма зыркнул исподлобья. Как-то не радовало, что Дайске утрирует. А ещё Андо напоминал сейчас злую собаку. Ощутимые, словно частицы пыли, его сердитые флюиды летали по всему салону автомобиля и действовали раздражающе.

— Там точно был один шоколадный эклер, — добавил Аой задумчиво. — Загляни в коробку.

— Спасибо.

— Ещё я пива купил…

Нога надавила на педаль, и машина тронулась с места.

— Отлично! — Дай безрадостно вздохнул, пристегнулся, склонив голову к плечу, и не зная, куда деть руки, начал терзать свои волосы, заплетая косу.

— Оставь волосы в покое, — буркнул Аой, повернувшись к гитаристу. Нет, Андо после этой репетиции был абсолютно не в себе. Реально, как пёс, которого покусали. — Оставь! — пальцы ловко выхватили резинку из чужой руки, и гитарист прекратил изображать парикмахера-стилиста. — В моей тачке тебя никто не обидит.