— Во сколько вы закончите? — прозвучало протяжно.
— Я позво… — Дайске заткнулся на полуслове, потому что его нетерпеливо повалили на кровать, и чужой рот восхитительно и умело вобрал в себя его член. Плоть дрогнула, мгновенно увеличиваясь в размерах, и все мыслительные процессы больше не поднимались выше уровня промежности. — Полчаса, Юу, — судорожно выдыхал мужчина в чужое плечо, пока Аой, улыбаясь, раскладывал его на диване.
— Не беспокойся, мы всё успеем. Только сними эти блядские… часы.
***
Несмотря на то, что из-за произошедшего конфликта между музыкантами появилось не хилое напряжение, Дай настроился очень миролюбиво. Гитарист старался изо всех сил, чтобы личное не препятствовало работе, но в воздухе уже повисла гнетущая энергетика. Каору вёл себя настороженно и сдержанно. Репетиции, в общем-то, не мешало ничего: гитаристы нацелились на результат, а потому почти не разговаривали на отвлечённые темы. Хотелось закончить пораньше и заняться своими делами. Планы на вечер были, видимо, не только у Дайске.
Но Ниикура лажал. По-чёрному. Игнорируя красноречивый взгляд Андо, он пропускал эти моменты до тех пор, пока не выронил медиатор.
— Мне надо зафиксировать руку, — признал Каору. — Давай прервёмся.
В обычной жизни это ему не мешало, но когда музыкант брал гитару, медиатор приходилось приклеивать к пальцам. Обострение профзаболевания давало о себе знать.
— Что врач говорит? — сухо поинтересовался Андо.
— Обратимо, — ответил Ниикура. — Думаю, нам придётся упростить некоторые партии.
Технические возможности позволяли группе пустить запись гитарных треков во время выступления. В случае непредвиденной лажи её бы никто не заметил. Но Каору привык всё играть сам, и «обосраться» для него являлось неприемлемым. Поэтому Дайске лишь поинтересовался:
— Насколько упростить?
— Ну, давай разберёмся?
— Давай, — согласился гитарист, разглядывая сет-лист с пометками лидера. — Я знаю, что ты снова переспал с моей женой, — не отрываясь от этого занятия, вдруг сообщил Андо. — Так, что у нас будет вот здесь? — Он взял медиатор и наиграл отрывок своей партии. Затем поднял вопросительный взгляд на Каору, будто ни о чём другом, кроме музыки, не было и речи.
— Сыграй соло целиком, я ритмически поддержу. Врубай метроном. — Нога надавила на педалборд, и по студии разнеслись звуки мощных гитарных рифов. — Ненавидишь меня? — пронзительный взгляд коснулся Андо лишь на секунду, и внимание лидера вновь вернулось к инструменту. Они повторили отрывок несколько раз, пока он не отложился в памяти.
Дайске промолчал. И вряд ли он не расслышал вопрос.
— Понял. Что у нас дальше?
— Juuyoku.
— Реально? Может, её вообще уберём из концертов? Там же чёрт ногу сломит, Као! Тут невозможно упростить. Даже если просто партиями махнёмся… Смешно. Как будем выкручиваться?
— Если надо, сыграю большим пальцем, — сказал Ниикура, отложив гитару в сторону. — Ты меня ненавидишь, Дай? — повторил лидер свой вопрос.
Андо чувствовал острую необходимость высказаться, ибо ситуация унижала его. Мужчина занавесился волосами, задумчиво перемещая между пальцами медиатор. Без выяснений, конечно, жить не получится. Но Каору он не ненавидел. Его страшно возмущало другое.
— Ты не станешь читать мне морали! Никогда больше, Каору. Особенно при свидетелях, понял? Просто вспоминай, как поступаешь сам, — Андо склонил к плечу голову, откидывая волосы. Его лицо было серьёзным и сосредоточенным, как если бы гитарист что-то обдумывал, но к окончательному решению пока не пришёл. — Она тебе настолько нравится? Моя жена?
Каору поджал губы, пряча взгляд. Он ощущал негодование Андо, потому что тот знал ответ, но по какой-то причине для Дайске важно стало его услышать.
— Да. Нравится.
— С одной стороны я рад, что это был ты. Лучше, чем кто-то ещё. Но с другой… пиздец, что это всё-таки ты, Каору, потому что за такое убить мало. Эта женщина моя! Она моя жена, и ты её отымел, чёрт подери! Должен я злиться? Имею ли на это право? Отвечай!
— Имеешь.
— Что ты чувствовал, когда трахал её?
Трудно передать словами ощущение, когда в твоих внутренностях начинают ковыряться, вытягивая наружу то, чего бы ты никогда не сказал вслух. О чём ты, может быть, даже и не думал вовсе, но вынужден сейчас это делать. Как оправдать мерзкое состояние неловкости, будто тебя застали за чем-то непристойным и теперь требуют объяснений?
— Она манипулятор.
— Нана это умеет, — отрезал Дай. — Так что ты чувствовал, пихая в неё хер?
Как обрисовать эмоции, от ощущения скрещенных ног на твоей заднице, от тела, которое постоянно жаждет ещё… Каким словом обозначить все эти чувства? Просить прощения за такое не только нелепо, да и бесполезно. И Каору не ощущал себя виноватым за то, что был…
— Я… был счастлив, — ответил Ниикура.
— Если секс друг с другом делает вас счастливыми, то, наверное, это неплохо, — помолчав, сделал вывод Дай и отставил гитару в сторону. — Для вас неплохо, — уточнил он. — Вероятно, я заслужил быть наказанным. И как теперь это дерьмо разгребать, нэ?
Каору невольно вспомнилась фраза, с которой пришла к нему Нана: «Что обычно делают в ситуации, когда муж гей?»
— Жить дальше?
— Позволить ей официально встречаться с тобой? Она этого хочет.
— А ты сам чего хочешь?
— Это другое.
— Да нихера не другое, Дай! — воскликнул Ниикура в сердцах. — То же самое! Тебе придётся выбирать. Между ним и ею. Между ней и мной. Пожалуйста, блять. Между двух стульев не усидишь. Я говорил.
— Опять лезешь с нравоучениями, моралист?
— Извините, пожалуйста. Блять! Между Наной и мной. Выбирай. Сейчас. Дайске.
— Так что там с Juuyoku? — Андо пытался сменить тему, сурово уставившись в монитор, и разглядывая графики. Но Каору не собирался ничего предпринимать, пока тот не ответит. Молчание затягивалось, и к гитаристу неумолимо подбиралось состояние тихого бешенства. Особенно, когда он смотрел на невозмутимый профиль Ниикуры Каору, который в действительности не должен был выглядеть сейчас таким спокойным. Тот просто умел держать лицо, чего не получалось у Дайске. Холодный взгляд ухватил чуть заметную дрожь фактурного колена. Значит, у лидера всё-таки сдают нервишки. — Сука! — Конечно, Каору боялся. Но сомневался ли он хоть когда-нибудь в своих решениях? — Я выбираю тебя. И Dir en Grey… чёрт! А ты… позаботься о ней… раз уж так… вышло.
Ниикура со свистом втянул в себя воздух.
— Прости меня, Дай, — произнёс он негромко.
— Когда-нибудь… Но уж точно не сегодня, лидер-сан!
______________
Кэйго¹ — форма почтительно вежливой речи в Японии.
========== Глава девятнадцатая ==========
Wax on wax off
Mask on mask off
Heavy karma 12 folds
Wear the b**h like kimono
Ohh ohh ice cold
And we fishing for the gold
It’s a cult ×2
Run them up and run them off
Run it ×2
Run em up and run em off
Run it ×2
Run em up and run em off
We do what the f**k we want
All ya b**hes go home
Awich — NEBUTA (feat. kZm)
Концентрации — ноль, работы — ноль. Результата — тоже ноль. Gazette монтировали клип, и своим мечтательным бездействием Аой достал бесконечно! Таканори казалось, что если приглядеться, можно прочитать на лбу Аоя иероглиф со значением «хуй». У некоторых людей есть третий глаз, а у Широямы во лбу хер. Фигурально выражаясь.
Аой совсем поехал кукухой, поражая способностью мыслить исключительно о сексе, особенно, когда они с Дайске не виделись по нескольку дней. Два влюблённых гамадрила в период спаривания. И наблюдая за этим, Таканори начинал тихо звереть. Их связь приобретала возмутительные черты медового месяца, а последствия парадоксально просачивались во все сферы деятельности Таканори Матсумото.
На фоне холёного и благоухающего физическим здоровьем Широямы самооценка Матсумото падала ниже плинтуса. И дело было даже не в том, что Руки забил на себя. Певец вдруг остро ощутил, что чего-то явно недополучил в этой жизни, а довольный вид согруппника лишь усугублял его недовольство собой. И дабы привести внутреннее состояние к определённому балансу, Руки начал Аоя избегать. Например, уходил пораньше, или сбегал из курилки, когда Юу туда заходил. А если Аой заговаривал с ним, то Матсумото немедленно выдумывал кучу важных причин, чтобы сократить беседу до минимума. Потому что, когда он находился рядом с Юу, то весь накопленный им позитив куда-то исчезал. А Широяма, казалось, настолько застрял в собственной эйфории, что не замечал ничего дальше собственного носа. И это тоже не улучшало настроения певца.
