— А вы так скромны и сдержаны сегодня, Андо-сан…

— Не беспокойтесь, — ответил тот, обрывая Юу неожиданно жёстко. — Если мне чего-то захочется, — говорил мужчина, глядя в рот собеседнику, — уж будьте уверены, я своё возьму. — Появившиеся в голосе стальные нотки открыли гитариста в новом свете. Гордый. И нетерпеливый!

Аой опустил глаза, уставившись на чёткую линию чужого подбородка. Почему-то именно сейчас он заметил высокие скулы и красивый овал лица, и когда гитарист склонял голову к плечу при разговоре, или просто, рассматривая что-то, этот жест Широяме уже нравился. В характере Андо не было ничего особенного, но характерную фишку мужчина понял.

Упрямый. И увлекающийся. «Упоротый» — перефразировал про себя Аой.

«Я своё возьму». Масару Андо. Цитата.

Широяма не был настроен на романтику от слова «совсем», но что-то внутри ухнуло, ударяя желанием по телу. И, наверное, это-то и удивило его больше всего. Одной какой-то фразой, не связанной с сексом, Андо заставил ритмиста захотеть его. Эти слова отразились на Аое совершенно неприемлемым образом. Обычно срабатывал какой-нибудь внешний раздражитель: запах, картинка, воспоминание. В чём подвох? В голосе, интонациях? А взгляд напротив, видимо, наполнился решимостью его добить, потому что Андо ухватил это неоднозначное выражение на лице ритмиста.

— Скажи, мы всегда будем на «вы», вне койки? — прозвучал вопрос нейтрально. Дайске залпом допил кофе и почти мгновенно натянул бейсболку, скрывая лицо за широким козырьком. Нервничал. Но уходить не спешил, потому что ждал ответа.

— А должно быть иначе? — вылетело абсолютно бездумно. И как-то пренебрежительно. В последний момент Аой одёрнул себя, осознав, что лгать человеку, который ясно дал понять, что ты ему нравишься не есть хорошо. К чему выпендриваться, если либидо уже взбудоражено, а слово «койка» прозвучало очень соблазнительно?

Но сомнения такая нехорошая штука…

Гитарист Диров напряжённо улыбнулся, поднимаясь со стула.

— Я понял вас. Прошу извинить. Рад был повидаться.

Аой почувствовал, что облажался, и вместе с тем осознал, что сожалеть — это более неприятно, чем сомневаться. Разгорячённый мозг обрабатывал варианты: забить или остановить? А Дайске тем временем двигался к выходу.

— Андо-сан? — прозвучало негромко. Надежды на приятную перспективу всё же победили сомнения.

— Что?

— Ты кое-что забыл… — Тот растеряно вернулся, начиная судорожно проверять карманы и разглядывать предметы на столе. Расстроился, конечно, и даже не пытался скрыть. — Ты забыл взять мой номер телефона.

В прояснившемся взгляде Андо читалось возмущённое «Не мог не парить мне мозги?» и радостное «С-сука».

«Да, детка, — подумал Юу, с улыбкой, — оторвись на мне».

Комментарий к Глава пятая

Ну, черкните автору чего-нибудь. Понимаю, что неохота, но всё-таки…

========== Глава шестая ==========

«You’re like poison on my tongue.

So bittersweet, but I like it, I love it!

Poison on my tongue.

And it keeps killing me,

But I like it, I love it»

«Poison» By Sick Puppies

…А ведь Матсумото кучу времени потратил, чтобы научить свою левую руку всему тому, чем занималась его выбывшая из строя, правая. Насколько это было возможно в данных обстоятельствах. На ресепшене сказали, что его уже ждут, и, подхватив небольшую сумку с вещами, певец поспешил на выход. Он не сожалел о том, что дохаживать в гипсе придётся целых две недели. Эта раздражающая тяга, когда немыслимо уже хочешь чего угодно, но только не чувствовать день изо дня, как из-за твоей беспомощности сливается драгоценное время. Нет, разумеется, Таканори пытался работать в условиях постельного режима и последующей реабилитации, но… много ли от этого толку? Он дико устал от врачей, лекарств и однообразия.

Широяма видел всё сам. Своими глазами. Руки, заключённый в стенах госпиталя, начинал психовать уже по-любому поводу, и, наблюдая за его терзаниями, Аой закинул удочку о том, нельзя ли Матсумото выписать досрочно. Под свою ответственность. Это значило взять певца под опеку, а конкретнее — стать нянькой, пока тот не выздоровеет окончательно. И преподнести это так, чтобы Таканори ни за что не догадался.

Стоило выйти на улицу, как ветер тут же растрепал волосы. Одной рабочей руки певцу точно не хватало. Пытаясь пригладить причёску, Таканори уронил сумку. Чёрная кожаная торба распласталась на земле, будто собачья туша, содержимое нутра спасла лишь плотно застёгнутая молния.

— Чёрт! — Вообще Руки не слишком ожидал с утра увидеть заспанную рожу ритмиста, но оценил, что ради него Аой поднял свою задницу так рано. Хотя, какое рано? Десять почти.

— Что, утро добрым не бывает? — Широяма неотрывно следил за передвижениями певца, но первым импульсом, конечно, стало выйти и помочь с сумкой. Внутри не соображающей головы всплывали слова сочувствия, но в предложения, увы, не складывались. Мужчина даже не сдвинулся с места, потому что ему было чертовски тяжко шевелиться. Его друг состоял из противоречий, а ритмисту очень не хотелось быть снова посланным куда подальше.— Помочь? — Аой всё же рискнул поинтересоваться.

— Да пошёл ты!

Брюнет усмехнулся уголками губ, вскинув голову. Как раз то, чего он ожидал. Взгляд певца, полный недоверия, усугублялся нахмуренными бровками и поджатым ртом.

— Ты пил? — Это больше походило на возмущённое утверждение, чем на вопрос.

Что бы такое ответить, чтоб достоверно, а?

— Ел, скорее, — протянул ритмист. — В холодильнике у меня остались одни каперсы. Я запил их колой и… — Широяма потёр глаза, пытаясь отладить мыслительные процессы. Он лёг поздно, вырубился и не услышал будильника, а проснувшись, сразу же метнулся в больницу. — Соль, как ты знаешь, задерживает жидкость в организме, вызывая отёчность.

— Алкоголь тоже.

— Не нравится, иди пешком.

— Ага, щас, — язвительно выплюнул вокалист, кидая сумку на заднее сидение авто. Кряхтя пролез в салон и плюхнулся рядом. Явно приготовился читать лекцию о вреде алкоголизма. Даже выражение лица специальное состряпал. Но… запаха перегара от Широямы не исходило. — Офигеть! Серьёзно? Это ещё хуже, чем я предполагал. Ты торчок занюханный.

— Уже отпустило. Пристегнись, дорогуша, поедем с ветерком!

Разумеется, Руки забуксовал с ремнём безопасности. Широ нагнулся, перехватывая эластичную ленту, и со словами «замри», протянул ремень, со щелчком запихивая в паз.

— Я думал, Ютака приедет, — прозвучало пространно.

— Он проспал. Спасибо скажи, что я смог.

— Тебе-то? — Ехидно.

— Мне-то! — С вызовом.

Детский сад — мериться пиписьками, когда не надо. Матсумото был уверен, что Широ спровоцировал срач с Укэ, чтобы скататься за ним в больницу. Но подал это, извратив весь смысл: все вокруг безынициативные пугала, и только он, — Аой — святая мать Тереза. Доставать Кая – забава отдельная. Но стоит отдать Юу должное: он хороший друг. Проблемный, сложный, но…

— Спасибо, — вдруг смягчившись, произнёс Матсумото. Потянул руку к бардачку, с шумом открыл крышку. Нелепый жест, конечно, и Юу упреждающе поймал певца за кисть, мол, сигареты в другом месте, но всё содержимое уже полетело на пол. Матсумото сделал это из вредности. А сигарет в бардачке не оказалось. — Ах, незадача! — выплюнул певец несдержанно. — Не вздумай ржать!

— Почему ты всегда думаешь обо мне хуже, чем я есть? — Впервые за утро Юу решился заглянуть Руки в глаза — тёмные, глубокие, не скрытые привычными линзами.

— Потому что знаю тебя. Не пялься.

Достав из кармана пачку, Широяма прикурил и протянул сигарету Таканори. Пухлые губы тут же раскрылись, плотно обхватывая фильтр. В этом жесте изначально не было ничего эротического, но Аой почему-то подумал о минете. Красивый рот, чувственно вбирающий в себя чей-нибудь благодарный член. Волнующе. И Широяма вновь окинул взглядом знойный профиль. Глубоко затянувшись, певец откинулся на широкую спинку кресла и закрыл глаза. От сигаретного дыма его подташнивало. Наблюдая за неровностью чужого дыхания, гитарист скидал предметы обратно в бардачок, и, хлопнув крышкой, ухватился за руль. Он снова засмотрелся на согруппника, неожиданно осознав, что как-то не по-дружески это всё.