— Румико, иди ко мне, солнце моё! Видишь, дядя сердится. Умница, — похвалил он, подхватывая дочку на руки. — Да ты, моя мартышечка! — И он принялся целовать пухлые щёки младенца, наблюдая реакцию Таканори. — Обезьянка! Когда подрастёшь, папа купит тебе гитару и доску для сёрфинга. Поедем кататься…

Руки, глядя на это, лишь закатил глаза.

— Может, хватит, а?

— Вот, будут у тебя свои дети, тогда… — но договорить ему Така не дал.

— Хватит паясничать! — зарычал Матсумото. — Мне больно, Юу, — неожиданно признался он. Голос певца вдруг зазвучал хрипло и устало. — Говорить, дышать, шевелиться. И ссать, кстати, тоже. Чёрт… у меня даже мозг болит. Хрен знает, сколько мне ещё тут валяться? У нас работа стоит, а я даже думать нормально не способен. Пожалуйста, не доставай, я тебя очень прошу.

Румико потянула пальчик к окну, требуя немедленно показать ей окрестности, и увлеклась странным цветком на подоконнике. А Широяма смотрел на Руки и не мог оторваться. Насколько хрупким может быть человеческое тело, и как просто сломать кому-то жизнь? Почему мы не бережём то, что имеем? Юу очень хотел поддержать друга. Отбросить ненужную маску, стать собой, просто сказать правду. Ведь бывали времена и похуже, и что бы ни происходило в их неспокойной жизни, до членовредительства всё-таки не доходило. У Рейты — это точно болезнь, а не любовь никакая. Это ж надо так слететь с катушек… А Руки, он же… добрый на самом деле. Всегда простит. Как так можно?

— Слушай, — начал Юу, — ты не думай, что я не способен понять, просто… Ты мой друг, я не мог не… ну, а что, по-твоему, делать было? Смотреть на всё, сложив руки? И… я до сих пор зол на него, — сказал гитарист. — Ну, кто бы для тебя ещё такое сделал?

Но больше всего Аой винил себя, Матсумото это чувствовал. По тому, как тот прикрывается показным равнодушием и прячет взгляд. По тому, что не звонит первым. Юу всегда был слишком импульсивен — раб эмоций. Только сейчас он научился их преобразовывать в фарс.

— И ты выбрал худший способ из всех… — тон певца смягчился. — Что ты этим доказал, Юу?

— Не знаю. Хочешь пожить у меня, когда выпишут? — предложил он.

— Сменил тему. Теперь с тобой пожить?

— Я не секс предлагаю, — усмехнулся Аой, отворачиваясь. На самом деле, он был не против. Но никогда бы к Таке и пальцем не притронулся без разрешения.

— Ну, ещё бы! Домработница точно сойдёт с ума.

— Я уволю домработницу.

— Вынуждая меня заниматься уборкой вместо неё? — засмеялся Руки, закашлявшись. — Чёрт. Нет, спасибо.

Широяма сделал к нему шаг, сильнее прижимая к себе девочку, которая в свою очередь, прижала к себе стакан со смузи.

— Да не психуй, ты! — сказал он. — Адвокат уладил все формальности. Скандала не будет. С менеджментом тоже утрясли… Короче, ничего криминального Акире не грозит, кроме исправительных работ и сеансов с мозгоправом. Ну, и собственной совести. В группе мы решили какое-то время к тебе его не подпускать. Я…

Матсумото подумал, что Ланцелот из Широямы получился хреновый. На рыцаря он точно не тянул, ибо благородства лишён начисто. «Не подпускать» — являлось исключительно его решением. А бедный Акира, наверняка, даже не знает.

— Ты — мудак! — в сердцах произнёс Руки. На большее его просто не хватило. Даже злиться на гитариста уже не было сил.

— Мудак, — невинно повторила за ним маленькая Румико, и мужчины неоднозначно переглянулись между собой. Выражение «Устами младенца…» сейчас оказалось близко к истине как никогда.

— Ну, спасибо, Руки-сан, — сердито выплюнул Аой, — научил ребёнка «хорошему»! Это плохое слово, милая, — ласковым голосом сказал он дочери, — давай, мы его говорить пока не будем. Пока ты не вырастешь большая.

— Папа, — засмеялась Руми-чан, тыкая в Аоя маленьким пальчиком, — мудак!

И злой огонёк в глазах ритмиста Gazette уже не казался Матсумото неискренним.

— А я предупреждал, что нехрен таскать её с собой по больницам! — парировал Руки.

— Я бы тебе ответил…

***

Дайске Андо считал, что любовь к сладкому присуща исключительно женщинам, поэтому тщательно скрывал, что парфе и пирожные с кремом являются его слабостью. Гитаристу было неловко признавать страсти, ставящие под сомнение его мужское начало. Тем не менее, пару раз в месяц мужчина позволял себе вылазки в кафе или кондитерскую. Сегодня был особенный день, когда Андо решил себя порадовать, посетив магазин перед закрытием. Через стекло витрины он окинул помещение оценивающим взглядом. Людей внутри оказалось всего три человека.

Мужчина поправил камуфляж — бейсболку, надвинутую на самый нос, и с энтузиазмом зашёл в помещение. Две девушки, к счастью, уже забрали свой заказ. Увидев на витрине последнее пирожное, Дайске сначала напрягся, но потом расслабился, решив, что вряд ли стоящий перед ним мужчина захочет его купить. Но каковым же было разочарование гитариста, когда парень указал именно на тот самый эклер, на который нацелился он сам! От неожиданности даже перехватило дыхание: какого чёрта! Позабыв все правила приличия, дрожащим голосом, Андо задал продавцу единственный, но очень важный для себя вопрос:

— Это последний?

Продавец сочувственно кивнул, а парень перед ним, будто издеваясь, заказал себе порцию шоколадного парфе.

«А жопа не слипнется?» — злобно подумал гитарист. — Мне, пожалуйста, то же самое, — попросил он вслух, провожая взглядом спину в чёрной куртке. Мужчина не спеша сел за свободный стол, и, поставив перед собой лакомство, стянул с лица маску.

— Простите, но у нас закончилось мороженное, — вдруг сообщил работник кафе.

— Что?

— Вы можете выбрать что-нибудь другое за счёт заведения.

«Но я не хочу ничего другого!» — воскликнул про себя Дайске. Случившаяся несправедливость его возмутила. Он решил во что бы то ни стало заглянуть в глаза этой сволочи, которая лишила его десерта. — Ничего не нужно, — сказал гитарист продавцу и повернулся к парню.

Любитель сладенького щурился от удовольствия и чуть ли не мурлыкал, поглощая углеводы. Не просто любитель — конкурент, мать его! Длинная чёлка, спадавшая на глаза, тёмные волосы и полуулыбка, выдавали в парне что-то очень знакомое. Выругавшись мысленно, Андо всё-таки взял себе кофе.

— …Ты! — Ткнул гитарист пальцем, подходя ближе. За столом, самозабвенно слизывая с ложечки шоколад, сидел Широяма Юу.

— Мы знакомы? — прозвучал сухой вопрос, и Дайске остановился как вкопанный. Что? Снова проблемы с памятью? Но Аой неожиданно засмеялся: — Вечер добрый. Присаживайтесь, Андо-сан.

Гитарист усмехнулся.

— Спасибо, Широяма-сан, — отозвался мужчина, занимая стул напротив.

То, что Андо его пристально рассматривал, казалось Аою в порядке вещей. В конце концов, они успели познакомиться достаточно близко, чтобы не изображать официоз, а потому, возникшая тишина не вызывала неловкости. Сколько прошло с тех пор? Месяц? Не сказать, чтобы Юу особо соскучился, но ту весёлую ночку вспоминал. Дайске сейчас показался ему недовольным, но сопоставив факты, Юу разобрался почему.

— Судя по всему, я забрал последнее парфе?

— Да ничего, как-нибудь переживу, — Андо всё же отвлёкся на кофе, сосредоточив внимание на золотистой каёмочке, обрамлявшей верх чашки.

— Могу поделиться эклером.

Вскинутая бровь выдала секундное замешательство. У гитариста Диров, оказывается, выразительная мимика.

— Спасибо, не нужно. Вы очень любезны.

— Так и будете пялиться, с завистью заглядывая мне в рот? — с аппетитом поглощая мороженное, говорил Широяма. — Возьмите эклер. Я настаиваю. Из-за вас мне неловко.

Дай улыбнулся, сохраняя хладнокровие. Аой его дразнил, зараза. Ему ли не знать значения подобных взглядов? Интерес пикантного свойства. Негодование отпустило, уступая место новой эмоции.

— Считаете, я должен за это извиниться?

Ухмылка и рука, поправляющая волосы. Уже знакомый Широяме жест, относящийся к срочному поиску вариантов, что бы такое ещё добавить… О чём думал Юу? Ему нравилось цеплять гитариста. Встреча с Дайске его обрадовала, но привычка зубоскалить, могла всё испортить. Рядом с этим человеком не было скучно. И Юу не хотелось, чтобы тот ушёл раньше, чем это будет необходимо.