Наблюдать за страданиями Рейты не приносило никакой радости. Скорее, это были угрызения совести. И я, конечно, переживал за нервную систему басиста и окончание тура. Бесил Ютака, который считал, что я давно избавился от стресса и сейчас просто свожу счёты. Раздражал Аой, потому что выглядел слишком счастливым. Я злился на Хару, потому что тот не звонил… Дурацкие причины! Детские! Но даже осознание этого не мешало гневу пожирать меня изнутри.
Кай прав: я не был объективен. Личное — это личное, а работа есть работа. Приоритеты должны быть расставлены и отданы группе. Моя обязанность — сделать то что должен, пусть и в ущерб себе. Да, мне не особо хочется наступать себе на горло, но я люблю Газэ. Я же мазохист, чёрт подери!
Будь проклята самоирония!
— Рейта, — произношу его сценическое имя, а по телу пробегают мурашки от возникшего напряжения. — Нам надо поговорить.
Аой бросает встревоженный взгляд на Кая, который просто пожирает меня глазами, но я не смотрю на них. Моё внимание приковано к Рейте.
Он сдался. Он сломлен. Он вот-вот потеряет всё! А я устал от трагедий, завязнув в них по самые яйца.
— Наедине! — рычу, невольно вынуждая басиста подняться со стула. — Ты сиди! Говорить будем о тебе. Вы, — указываю на согруппников, — можете разойтись по номерам.
— Чего?
— Вон, блять! — Как же всё это высаживает. Почему нельзя просто, молча, выйти?
Кай что-то вымученно промычал, потирая пальцами виски. Схватив его за воротник, Уруха махнул мне рукой и потянул сопротивляющегося драммера на выход. Но наблюдать самоуверенную спину Аоя сейчас стало отдельным «удовольствием»! Он будто нарочно не спешил, а часики тикали, и моё терпение практически вышло из-под контроля.
«Боже, Юу, уёбывай, пока я не превратился в футболиста, а твоя прекрасная жопа в тот самый мяч!»
Я еле сдержался.
***
— Как же ты меня бесишь! Особенно рожа твоя унылая.
Я стою к нему спиной, глядя на закрывающуюся дверь конференц-зала, и уверен в том что хочу сделать на сто двадцать процентов.
— Думаешь, ты сказал что-то новое?
— Не хами, пожалуйста, — стараюсь говорить предельно спокойно, чтобы ничего не выдавало едва сдерживаемого бешенства. Только вот, нервный тик в уголке рта, увы, никуда не спрячешь. И Акира замечает моё настроение. — Встань и выйди из-за стола. Подойди ближе. Ещё. Вот так.
…Ну что, напряжение надо снимать! Да, рука у меня тяжёлая, даже Тошия это признал. Теперь силу удара ощутил на себе и Акира, схватившись сейчас за челюсть. Знаете, невысокий рост — не преимущество, зато я вертлявый, бью крепко и до носа достану точно.
— Не тупи! Можно уворачиваться и ставить блоки, — подсказал я, с упоением нанося удары по его торсу. — Но если поднимешь на меня руку и попытаешься дать сдачи — тебе конец! Всосал?
Сузуки кивает, делая шаг назад. Главное, он знает, кто босс, а на остальное уже плевать.
— Решил уйти, значит? — спрашиваю, глядя в его осоловевшие глаза, смотрящие на меня с выражением полного непонимания. — И кто ж надоумил-то?
Не, разумеется, Рей всё сообразит, но, не сразу, а когда осознание достигнет мозга, его нос уже будет разбит…
Я вынуждаю защищаться.
— Перестань, — рычит, выбрасывая вперёд руку, — решил сделать из меня отбивную? Других издевательств мало? Можно мне уйти хотя бы без скандала?
Ныряю под его блок и бью со всей силы под дых.
— Нельзя! — Рейта задыхается, согнувшись пополам, еле успевая закрывать от ударов лицо. До чего приятная картина! Не успокоюсь, пока не оторвусь по полной. — Ты накосячил, расхлёбывай! О группе подумал, эгоист? — Он не вправе возразить мне ни слова. Послушный мальчик для битья. — Уйти, сука, решил! Смотрите, какой гордый. И что ты этим докажешь, мудило?
— Прошу, Така! Прекрати!
— Прекратить? — Меня до безумия раздражает это его «прошу». — Ты меня изнасиловал! Испортил мне жизнь. Помнишь, как избивал? Разве ты церемонился?! Разве слушал? — Делаю подсечку, Рейта падает на колени, а я с упоением бью Сузуки по ушам. Боль оглушает и дезориентирует его, вырывая из груди хриплый стон.
— Что, неужели больно? А мне, думаешь, не было?! — Чувствую, как напряжение медленно начинает отпускать. Выплеск адреналина даёт телу неожиданную эйфорию. Мне нравится, что Рейта стоит на коленях. Такое положение порождает эстетику кровавых экзекуций. Я когда-нибудь упоминал, что люблю кровь? Вытирая вспотевшие ладони, перевожу дух. Пора завязывать. — У тебя есть выбор, сукин сын. Не всякому его предоставляют, но для тебя это шанс. Уходи, если решил — я не держу. Но… если группа — это всё, что у тебя есть… тогда стоит бороться и терпеть меня ещё лет двадцать! Как минимум.
— Ты меня ненавидишь! — хрипит он, пытаясь подняться на ноги. — Как я могу?.. — он не успевает договорить, потому что я снова бью его по лицу.
— Ненавижу? С чего бы?! — Сознание требует остановиться, ведь я на самом деле не испытываю ненависти, но… он так удобно стоит, что хочется пнуть его по яйцам. Это такой восхитительный соблазн, что удержаться просто невозможно. Прямое ощущение физического кайфа. Главное, не перестараться. Сузуки взвыл, судорожным движением закрывая пах. — Начинай уже думать, Рей. Иначе, зачем тебе мозг?
Вы знаете, какой внутренний шок испытывает мужчина, когда получает удар по промежности? Как резкая боль ломает его тело, заставляя безвольно корчиться, а на глаза наворачиваются слёзы бессилия? Ему сейчас так больно, а я стою и улыбаюсь, как маньяк.
— Полегчало? — хрипло спрашивает Сузуки, постепенно приходя в себя. — Унижай и властвуй…
— Если понадобится, — парирую я. На что-то гуманное моя фантазия сейчас просто не способна.
— Я понял! Понял! — орёт он, закрываясь руками. — Но только что мне остаётся, если тебя от меня воротит?
— Смириться, — скорее, для себя, тихо бросаю ничего не значащую фразу.
А, кстати, воротит ли? Да не особо уже. Гнев прошёл, оставляя ощущение пустоты и усталости, а вот дышать, однозначно, стало легче. А ещё, я, оказывается, могу находиться рядом, впервые за всё это время не испытывая рвотного рефлекса. И даже смог бы, наверное…
— Вставай, — протягиваю руку, помогая Сузуки подняться с пола. — И прекращай «срать» на лайвах. — Рейта шокирован, ведь я сейчас прикасаюсь к нему. Держу его за пальцы, не испытывая отвращения. В первый раз за полгода. — Забыть обо всём у меня не получится. Чудес не бывает. Но я попробую. Буду пытаться. — Он слушает и не может поверить. — Думаешь, я позволю тебе, вот так, взять и свалить? Дебил озабоченный! Не позволю, Акира. Ты нужен группе, а значит… в какой-то степени, и мне тоже.
В его глазах появилось осознание момента. И глядя на меня, Рейта вдруг заморгал, как будто пытался избавиться от попавшей в глаз соринки. Вытирая рукавом разбитый нос, не выдержал — всхлипнул зажмурившись.
— Руки… — Заплакал, как мальчишка. Навзрыд. Отвернулся, пряча лицо, в безуспешной попытке успокоиться сразу. — …Ты не должен идти против себя, — сглатывает подступавшие слёзы. — Поверь, я… ставил себя на твоё место… снова и снова. Много раз. Нет оправданий тому, что я сделал. И надежды, что ты когда-нибудь… я буду прощён, тоже нет. Поэтому…
— Заткнись. Я прощаю.
Рей поднимает глаза, и его взгляд, полный раскаяния, уже не может оставить меня равнодушным! Я знаю этого человека столько грёбаных лет. И в свете прошедших событий как-то совершенно вылетело из головы, что на самом деле он добрый и смешной, он надёжный друг. И если бы так не зациклился… Почему всегда какие-то мерзости вплетаются в душу намного глубже, чем что-то хорошее? Отчего мы не хотим помнить о светлых крупицах, когда-то промелькнувших в нашей жизни? Почему память так избирательна?
— Я любил тебя, — добавляет Акира еле слышно, — но…
— Я знаю.
Я не любил… Он дорог мне, но я никогда не любил его. При всём желании, мне бы не удалось оправдать чужих ожиданий. И кажется, что он, наконец, это понял.
— Иди сюда, — открываю объятия, позволяя Сузуки ткнуться лицом мне в плечо. — Всё, ну, не реви, не на концерте. И это вообще не мило. — Ещё и шутить пытаюсь. — Рей-чан! — хватаю его за плечи, встряхивая. Он сейчас как ребёнок, ей богу. Плачущая обезьянка. Моя. — Я разберусь с менеджментом и скажу парням, что всё нормально. Умойся иди! Ну, хватит, ну.
