— Эти твои ремни… — начал он задумчиво. — Не знаю, где ты их откопал, но ими только свежевать. Я возьму строгач. Ты не против?

— Нет.

— Как друг, я собираюсь помочь тебе… во всех смыслах, — продолжал Терачи.

А Тошия оценивал неоднозначность сказанной фразы:

— А не как друг?

— Выверну наизнанку. Мне нравится, когда от экстаза по подбородку текут слюни.

— М-м, — Тотчи поморщился. — Давай останемся друзьями, и при этом ты просто…

— Сделаю тебе больно? — Фраза Каору про «Выбить дурь» ни на секунду не оставляла мыслей драммера.

— Типа того.

Не то чтобы басист испытывал кайф от болевых ощущений, ему больше нравилось обратное действие, как и Шинье. Примеряя на себя роль боттома, Хара снова отыскал способ сбежать от реальности. Хотелось заменить эту непроходящую тоску болью настоящей — физической, и поэтому мужчина старался не думать о том, что творится в голове у Терачи. Хара доверял ему.

— Бельё оставь, так будет удобно. И ещё, Хара, при любом раскладе держи руки связанными. Сейчас я твоя плеть, и ты меня слушаешься. Во всём.

— Да, сенсей.

Шинья открыл шкаф и достал флоггер из толстой сыромятной кожи с длинными жёсткими хвостами, и ещё два, которые выглядели менее устрашающе. Терачи часто использовал девайсы в паре. Но первая плеть относилась к категории «строгих». И хоть Хара был достаточно подготовлен для подобных «нежностей», всё-таки Шин оставил строгач на потом. Порывшись в ящике и выудив оттуда склянку с маслом, сенсей вопросительно взглянул на друга, но тот отрицательно махнул головой:

— Лишнее.

— Зря. Могу перестараться.

Хара иронично поднял бровь.

— Не смеши, — негромко произнёс басист, и, подойдя к стене, упёрся в неё двумя руками.

Круговыми движениями флоггеры заходили по телу. Терачи приступил к разогреву, традиционно начиная с ягодиц. Разминался, рисуя на чужой спине восьмёрки, скрещивал руки; менял техники, наблюдая, как от ударов кожа Хары понемногу розовеет.

Плети взлетали по траектории маятника и дразнили параллельными ударами с двух сторон, захватывая зону бёдер и паха; ложились накатом. Спина — ягодицы — пах — спина — ягодицы, ляжки и снова пах. Тотчи улавливал ритмично возрастающую динамику, ведь он и сам действовал по той же схеме. И то, что хвосты невзначай касались зоны аута, было делом привычным — Терачи стимулировал его намеренно. Ему нравилась отдача. Чем быстрее среагирует тело, тем интереснее получится игра. Он забавлялся и будил внутри Хары низменные инстинкты, а в голову басиста невольно закрался вопрос, не слишком ли тот увлекается?

— Шин…

— Заткнись, — ухмыльнулся Терачи. — Ты можешь просто получать удовольствие?

Хара лишь вздохнул.

Строгач со свистом коснулся тела, обжигая кожу. Инерция движения прижала Хару к стене, заставляя мышцы инстинктивно сократиться, и неожиданно остро накатило возбуждение. Терачи бил, не прилагая усилий, но делал это с большим размахом, позволяя хвостам полностью ложиться на тело. Он регулировал скорость падения, разгоняя её только в конце траектории, тем самым, делая удар более резким. Эти ощущения по интенсивности стали для Тошии абсолютно другими: эмоционально сильными и болезненными.

Когда-то подобное уже происходило. Давно и в плане эксперимента. Сенсей учился манипулировать, и Тотчи поддавался, позволяя доводить себя до умопомрачения. Неизвестно, что чувствовал при этом Шинья, ведь он только управлял, редко касаясь Хары напрямую. Но сейчас, басиста не очень радовало такое сопряжение.

Хара не был сабом в прямом значении этого слова — он мог в любой момент отказаться, или же насильно изменить сценарий. Такое было, когда раздираемый противоречиями, Тошимаса начинал сопротивляться. И сейчас он вдруг резко отодвинулся от стены на вытянутых руках.

— Я не хочу, чтобы ты… — басист не договорил, но Терачи понял его. Хара не хотел принуждения.

— Как пожелаешь.

Тотчи было необходимо не просто физическое воздействие, нужен был стимул извне, который помог бы ему сконцентрироваться на ощущениях. И Шинья решил использовать что-нибудь наглядное. Образ Руки, например! Не стоило и сомневаться, что Хара среагирует на него, как бык на мулету.

Шинья взял в руки небезызвестный журнал, из которого выдернул страницу. Он закрепил фото на столбе, и Хара тут же выругался, делая шаг вперёд.

— Грязный ход, сенсей.

— Просто смотри.

Представьте, что видите изображение человека, который вам нравится. Нравится настолько, что колени дрожат. Вам жизненно необходимо ощущение его близости. Вы застреваете на изучении деталей, испытывая восторг, либо от избытка чувств льёте слёзы, но… перед вами всего лишь фото.

«Просто смотри». Хара не мог просто смотреть. Он жаждал этого мужчину с фотографии, хотел как никого другого, и даже не представлял, что этот его фетиш превратится в манию. Изображение причиняло боль, создавая в душе полный хаос, и на мгновение Тошии показалось, что вырвавшись на свободу, это адское пламя из эмоций сожжёт не только его, но и уничтожит весь окружающий мир…

Взглянуть в глаза реальности, чтобы не отвергать ее? Отлично! Ткнуться носом в истинную причину физиологических метаний, чтобы принять себя? Напряжение становилось слишком ощутимым. Как справиться с чувством, которое вот-вот выйдет из-под контроля?

Увидев нужную реакцию, глаза Шина заблестели. Ему оставалось лишь направлять и корректировать.

— Насколько в тебе это сильно по шкале от одного до десяти?

— На десять, — сглотнув, ответил Хара, глядя на фото. Он даже не задумался, что именно Терачи имеет в виду под этим «насколько сильно». Насколько сильно что? «Болит» или «хочу»? Неважно. Наверное, всё сразу.

— Почему запрещаешь себе приближаться к нему? — спросил Терачи, помещая девайс под мышку.

— Я дал слово не вмешиваться.

— А если всё-таки вмешаться?

— Не спрашивай. Я даже сам себе не знаю, что ответить.

— Знаешь, малыш. Вот он, прямо перед тобой.

Встав вполоборота, Терачи резко выбросил руку вперёд. Выверенное движение кисти снизу-вверх, придало плети максимальную скорость. И как только хвосты коснулись кожи, Тошия зашипел от боли, хватаясь руками за столб.

Слова… всё это бесполезные слова. Глупые буквы. Почему о чувствах надо говорить? Разве нельзя их выразить как-то иначе? И Хара вдруг прижался губами к фотографии.

«Хорошо».

…Каждый удар вжимал его в столб, провоцируя трение о деревянную поверхность. Под ударами плети кожа словно плавилась, вызывая во всём теле вспышки неконтролируемой дрожи. Своеобразная мастурбация, но для Хары она перестала быть принудительной. Капельки пота стекали с его волос и подбородка, немели бёдра, и ныла спина. Хвосты впивались в него словно иглы, но эта боль вызывала эйфорию. Чувствуя скорый финиш, Хара невольно застонал.

— Я… не могу так…

Девайс вильнул, изображая в воздухе кривую линию. Удар с протяжкой, и флоггер заскользил по коже, создавая режущий эффект. Красиво. Хара вскрикнул, откидывая голову назад. Колени подгибались, вынуждая беспомощно скатиться на пол.

— Шин…

Отбросив плеть в сторону, Терачи ухватил дезориентированного басиста за шею, разворачивая к себе.

— Представь его, — сказал он. — Давай.

Горячий рот накрыл его собственный, сминая губы в таком исступлении, что Шинья засомневался, сможет ли справиться. Трансформируясь в объект желания, он очень рисковал. Вовлечённый в глубокий и чувственный поцелуй, драммер не мог не отвечать на ласки, и ощутив под собой холодный дощатый пол, вдруг осознал, что в своём желании помочь, он сейчас близок к провалу, как никогда. Совершая неимоверное усилие, Шинья рывком освобождается из объятий, напоминающих тиски.

Хара со всхлипом накрывает рукой промежность. Ему плевать, что на него сейчас смотрит Терачи. Все его эмоции направлены на Матсумото. За возможность ещё раз прикоснуться к объекту своей страсти, он отдал бы всё что угодно не задумываясь.

— Я люблю его, — судорожно слетает с губ.