…Вообще-то Руки всегда тянет к таким, кому он на хрен не сдался, а этот басист… вряд ли думает о каких-то перспективах, кроме секса. И Таканори ведется, словно наркоман, используя любую возможность улизнуть к нему за дозой. И дело даже не только в сексе. Есть другие причины, которые не дают мне покоя. Он слишком восхищается его игрой и песнями, которыми набит чужой плеер, слушает их музыку и сравнивает звучание. Разумеется, с умением анализировать и предвосхищать то, что принесет нам в будущем успех, Така способен взять лучшее, но влияние Хары кажется колоссальным… Его невозможно упрекнуть в отсутствии интеллекта и уж тем более обозвать тупым. Это ведь я обезьянка в наморднике, а он красивый и умный, и, черт, спустя какие-то пару недель знакомства Таканори уже почти переехал к нему. Порой кажется, что ревность убьет меня прежде, чем я найду способ обуздать это чувство.
Я не могу позволить чертову басисту влиять на наше творчество, не допущу его присутствия ни в звуке, ни в единой ноте наших песен, как бы Матсумото ни старался. Не дам! И я готов. Готов устроить депрессию, удар ниже пояса, душевный вакуум, стресс и боль. Готов на подлость. Сублимация страданий рождает шедевры, и я подарю тебе это, Руки. Знаешь как? Вычеркнув Хару из твоей жизни точно так же, как ты вычеркнул меня.
***
Такси выплюнуло Сузуки где-то в одном из темных закоулков Токио. Водитель был счастлив избавиться от дотошного клиента и побыстрее уехать, поскольку устал плутать по темным улицам в поисках неизвестности.
Оглянувшись по сторонам и с трудом распознавая местность, Рейта подумал, не ошибся ли он адресом, но вроде все было правильно. Развернувшись вокруг своей оси, басист проорал так громко, как только смог:
— Кэтсу, эй!
На его вопли никто не отреагировал, но железная дверь полуподвального помещения напротив со скрипом приоткрылась, и яркий свет резанул по глазам. Прикрывая их ладонью, басист поплелся туда, где обозначилась жизнь. Но неожиданно щелкнул замок, дверь захлопнулась прямо перед носом Сузуки, и все снова исчезло в темноте сумерек.
— Кэт, твою мать!
— Не ори. Не дома, — тихо шепнул ему голос прямо за спиной.
— Охайо, Катя, — вздрогнул басист, — не пугай так.
Он родился полукровкой, которого русская мамочка назвала Катей, вероятно, из-за тоски по далекой Родине, а японец-папа, который мечтал о сыне, дал ребенку имя Кэтсу. Накаяма оказался из тех несчастных, коим не повезло родиться в теле женщины. Иногда случается, что Ками-сама наверху чего-то перепутает, помещая душеньку в неправильное тело, а тело потом всю жизнь расхлебывает.
В возрасте шести лет Кэтсу неожиданно заявил родителям, что никакая он не девочка, и после многочисленных безуспешных попыток излечить этот странный недуг с фактом его трансгендерности в семье, наконец, смирились. Имя для удобства сократили до «Кэт», и папа где-то в глубине души был рад…
По мере взросления Накаяма вдруг открыл в себе гея: мужское окружение волновало его, словно морской бриз — песчаное побережье. И Кэтсу мечтал. Но совсем не о том, о чем в его возрасте мечтают обычные подростки: он верил, что когда-нибудь избавится от ненавистной груди и других частей тела, которые мешают ему быть счастливым. Он взращивал идею, что в будущем, во что бы то ни стало, обязательно станет мужчиной…
Хорошие мозги — великая вещь на плацдарме выживания. Скопив достаточную материальную базу, он постепенно становился на ноги. О его обширных связях народ предпочитал помалкивать, но услугами активно пользовались. Поговаривали также, что за его деятельностью стоят якудза. Слухами, как говорят, полнится мир, и чего там только не обсуждают.
Когда Gazette только начали свое восхождение к вершине музыкального Олимпа, их ритм-гитарист — Широяма, пребывая в запойной депрессии, неосознанно поставил под угрозу продвижение группы, и Руки вовсю забил тревогу, пытаясь найти выход из сложившейся ситуации. Допингами в разной степени тогда увлекались все, и Накаяма волей случая завел выгодное знакомство в качестве милого посредника, а позднее в его лице «Газэ» обзавелись собственным дилером.
Аой, разумеется, был в курсе загадки «девочка-мальчик» и неожиданно для себя повелся. На одной из вечеринок, воспользовавшись заинтересованностью юного транса, Сузуки практически подложил его под упитого в хлам Широ, предоставив гитаристу хлесткий стимул, чтобы взбодриться… Гендерная фишка зацепила искушенного гитариста настолько, что тот даже протрезвел. Его словно волшебством манили тщательно спрятанная грудь, длиннющие ноги, а еще больше то, что скрывалось между ними, точнее говоря, то, чего нет у мальчиков, но есть у всех девочек. Гитарист расплавился под очарованием серых с поволокой глаз, и желание заполучить и отыметь не только это тело, но и чужие мозги превратилось в манию. Ему захотелось поиграть в любовь, подминая под себя незнакомую психику.
Что же касалось Кэтсу, то Аой оказался единственным человеком, поколебавшим веру Накаямы в истинность природы своего мужского «я». И он, влюбившись по уши, сдался на милость победителя. Роман закрутился, но загвоздка была в том, что Кэтсу не мог переступить через себя и позволить возлюбленному расширить границы дозволенного, в результате чего Широ вскоре загрустил и начал терять терпение от отсутствия более интересной перспективы. И однажды, слетев с катушек, он сознательно «промахнулся». Накачав любовника наркотой, он взял Кэт так, как хотел. Жестко, безжалостно, бескомпромиссно, он присунул ему, словно бабе, не признавая ни воплей протеста, ни горьких слез своей жертвы. Кэтсу орал, вцепившись тому в волосы, пытался сопротивляться, но тело предавало: оно само двигалось, влажнело, синхронизируя амплитуду движений любовника со своими собственными. Аой, наслаждаясь процессом, ласково шипел: «Катенька, мы на земле живем. Неважно, в какую из оболочек заключена душа. Все мы животные, когда дело касается секса. Поэтому не имеет значения, каким способом я заставлю тебя кончить». Юу был очень убедителен в том, что делал, и, как результат, мужская натура Кати, обливаясь слезами, испытывала унизительные оргазмы, а гитарист ликовал.
Но для Кэтсу все же имело значение, каким образом ему кончать. Он не смог простить этого падения ни себе, ни любовнику, и вскоре они с Широямой расстались. Связь сыграла свою роль, возвратив блудного гитариста в лоно шоубиза. Аой молчал, чувствуя себя виноватым, и в дань этому с наркотой на время завязал.
…Извращенное воспоминание о не менее извращенной лжи…
— Я Кэтсу, Рей. Давай по делу.
— Помнишь, ты кое-что… давал Юу, когда… ну… — Рейта многозначительно уставился на дилера. — И нужен тот номер в отеле.
— Не помню. — Тема воспоминаний не доставляла Накаяме никакого удовольствия. — Номер занят.
— Перестань, тогда он скормил тебе твое же зелье, — безжалостно выдал басист. — Нет времени, Кэт. Надо бы скорее.
— Ах, ему надо! — Заливистый смех нарушил тишину квартала. Кэтсу искоса смотрел на Сузуки, как тот пытается поддеть носком ботинка маленький камешек, подбрасывая его в воздух. Рейта не умел лукавить: в его словах отражалась лишь констатация факта, о котором негласно помнили оба. «Кусок дебила», — ругнулся про себя транс, а вслух добавил: — Ничего не изменилось — убейтесь, но Рею приспичило.
— Так можно это устроить или нет? — Сузуки пытался скрыть раздражение, но получалось плохо. — Я в средствах не ограничен. Если дело в цене — говори сразу.
— Может, в цене, а может, и не в ней, — ответил Накаяма. Хоть в темноте было почти ничего не разглядеть, Акира чувствовал, что цепкий взгляд полукровки внимательно изучает его лицо. — Кто этот несчастный, Сузуки?
— Я что, обязан отчитываться?
— Не хами. Манерами так и не обзавелся, — Рейта уловил насмешку в словах, но благоразумно удержался от комментариев. — Каким ты был, таким ты и остался-а-а… — неожиданно запел Кэт на незнакомом языке.
— Чего?
— Деньги переведешь сюда. — Пальцы, скользнув по отвороту рукава, отыскали ладонь басиста и вложили в нее бумажку. Рей достал айфон и, включив фонарик, разглядывал нацарапанные цифры, хмуря лоб. Кэтсу терпеливо дожидался, пока тот наглядится, и басист в итоге согласно кивнул, убирая листок. — Часика через три жди звонка. Устроит?
