========== 12. Поцелуй меня (good dick will imprison you) ==========

Яркий свет утра заблудившимся лучиком брызнул в лицо. Разомлевшее от ночных развлечений тело по инерции продолжало отдавать и отдаваться. Только на этот раз разнеженно и медленно. Пальцы непривычно легко касались расслабленного тела, а губы с упоением зацеловывали затылок и шею, лаская спину так нежно, так мягко и так невыносимо хорошо. «Еще… Еще… Черт…» Возбуждение незаметно нарастало, и, не дав повода развитию тянущего дискомфорта, чужая ладонь уверенным движением накрыла пах. Таканори застонал и проснулся.

— Чёрт, Хара!

— Что?

— Только во сне меня ещё не трахали!

— Ты уже не спишь, — промычал Тошия, продолжая ненавязчивые ласки. — Мне прекратить?

— А ты остановишься?

— А может, ты перестанешь ворчать и мы займемся любовью? — это было скорее утверждение, нежели вопрос.

— Прости, чем?

Тошия вел себя странно. Матсумото не совсем понимал, с чем связаны перемены в настроении любовника. В любом случае, долго так Хара не продержится и обязательно вернется к стандартам излюбленной жесткой игры. Но переломный момент все никак не наступал, а тело певца изнывало под мягкими ласками. Таканори решил, что даже если он и не знает, как объяснить происходящее, то более прекрасных мгновений и придумать невозможно, когда Хара такой вот, как сейчас… Какой? Матсумото боялся открыть глаза и спугнуть этот неожиданный прилив обрушившейся на него нежности. «Заняться любовью» — надо же!

— Сексом, — промурлыкал Тошимаса замершему певцу, — что снилось?

— …Не помню, — пробурчал Руки, дернувшись всем телом, когда прохладные пальцы сжали его сосок.

Хара на мгновение замер над любовником, а затем сполз ниже, и его губы дразнящим касанием скользнули к низу живота. Руки почувствовал, что задыхается. Погружаясь в пленительную влажность рта, ему хотелось с силой схватить Хару за угольные вихры и надавить, заставляя принять себя целиком, но вокалист не решился.

— Предлагаю тебе встречаться.

Сон испарился безвозвратно.

— Встречаться? — Матсумото резко сел в кровати, двумя руками отодвигая любовника от себя и заглядывая в глаза. — Я что, настолько жалок, что ты решил сделать мне одолжение? — Тошимаса молчал, лишь его взгляд отражал удивление реакцией Руки. — Это отвратительно!

— То, что я предложил, с жалостью не связано, — говорил Хара, пытаясь вложить в слова всю серьезность намерений, но, убедившись, что Таканори уже накрутил себя и, надувшись как филин, буравил его испепеляющим взглядом, басист в безнадежности развел руками: — О! Я знаю, что ты сейчас скажешь…

— Это не смешно! Хватит ржать надо мной, лось!

— Ага! Еще добавь, что ты не пепельница…

Не выстави Тошимаса вовремя блок — ему бы хорошо прилетело по носу, а потом еще и в челюсть. Басист мгновенно перехватил руки любовника и, удерживая их, рывком притянул Таканори к себе.

— Поосторожнее, внезапный мой. Не делай резких телодвижений.

— Твою мать, да я уже мозг сломал! Не разъяснишь?

Да уж. Действительно. Пора. Из-за мнительности Руки уносило совершенно не в том направлении, а Хара так хотел обойтись без подробностей, поскольку и сам плохо осознавал, что к чему. Но разговор был необходим.

— Ладно, слушай… — Перехватив томный взгляд, Хара покачал головой. — Черт подери, ты не мог бы хоть ненадолго перестать пялиться мне между ног?

— Что? — Руки вдруг среагировал. — Ах, это… Сложно сосредоточиться, когда… — он, тяжело вздыхая, прикусил губу, — ты им в меня упираешься.

Солнце нагло пробивалось сквозь плохо задернутые занавески, освещая бледный торс Матсумото, и Тошии на секунду показалось, что его кожа светится.

— Извращенец, — Хара выпустил любовника, прикрываясь одеялом. — Только давай без фокусов. Руками не размахивай.

— Ну, — устраиваясь поудобнее, промычал Матсумото.

— Это бесконтрольно. Желание трахать тебя выносит мне мозг. Я рассчитывал, что со временем все утрясется, но ошибся.

— И что? Ты пытаешься сейчас сказать мне о чувствах?

— Я реалист, а не романтик, Руки-кун. С такой деятельностью, как у нас, невозможно ничего надолго. Мы ведь оба не принадлежим себе! Я…

— Но ты только что предложил мне встречаться, разве нет?

— Да, потому что я хочу и дальше спать с тобой.

— Хара, — Вокалист опустил взгляд, обхватив себя руками.

Тошимаса физически ощущал, как в Руки разрастается болезненное разочарование, но что он мог еще ответить ему?

— Послушай, я могу представить, что ты чувствуешь, но, ситуацию мы ощущаем по-разному. Я не могу предвидеть перспективы — вернее, могу, но не имею право строить далеко идущих планов, понимаешь? Все это звучит до противного банально, но это правда. Помимо «спать», есть желание быть рядом, потому что ты нравишься мне. Во что это выльется дальше — не знаю.

— Как насчёт того, что ты не позволяешь прикасаться к себе, не целуешься в губы, соблюдаешь дистанцию?

— Давай обсудим, и… ты прикасался!

— Ага, один раз. И не помню уже, когда это было…

— Ой, все. Чего ты хочешь?

— Ты просто боишься, потому что затянет.

— Уже затянуло… В отношения, которые я никогда не приветствовал… Чего ты хочешь, ну?

— Для меня это не просто секс! — в голосе Таканори послышались нотки отчаяния.

Руки не ждал слов, он искал ответа во взгляде, который сейчас не хотел отпускать его. В глазах цвета кофе отражались напряженное ожидание и готовность идти на уступки, а это значило, что Хара действительно заинтересован в том, о чем говорил.

— Знаю.

— Черт! Тогда зачем?

— У меня… будет время разобраться, — пробормотал Тошимаса, — когда я уеду.

— С тобой свихнуться можно!

Тотчи понимал, что это время, скорее, понадобится ему самому, нежели Руки. Матсумото давно уже отпустил свои чувства: принял, смирился и смотрел сейчас так, будто его мучают.

— Достаточный срок, чтобы отвыкнуть. Или же наоборот… — сглатывая слова, произнес Тошия.

— Ты поцелуешь меня, наконец? — взорвался Руки. — Блять! Хоть когда-нибудь? Или я так и останусь в твоем восприятии всего лишь пепельницей?

Тело среагировало раньше, чем Хара успел подумать. Мозг зафиксировал движение, когда губы уже прикоснулись к раскрывшимся губам. Отступать стало поздно и некуда. Идея фикс выпускала на свободу чувства, которые разум пытался держать в заточении слишком долго. Какие-то простые слова разрушили стену, срывая цепь запрета. Тошия целовал вожделенный рот, открывая мягкость губ, подающихся его напору, познавал движение языка, который, отвечая так неуверенно, через мгновение уже дерзко сплетался с его собственным.

— Еще!

Невозможность отказать этому требованию возбуждала желание позволить Таканори вести. Этот чуть сладковатый влажный вкус срывал тормоза. Сердце синхронизировало ритм другого сердца, позволяя рукам беззастенчиво исследовать и ласкать свое тело. Ощущение блаженства вырывало из груди стоны, заменяя их судорожными глотками воздуха, чтобы вдохнуть лишь на мгновение и затем утонуть в этом снова. Тотчи растворялся и исчезал в эйфории, которую давал ему этот неожиданный поцелуй.

— Забудь чертовы запреты, Хара! — задыхаясь, шептал ему вокалист. — Давай займемся любовью. На равных.

— Сукин ты сын, Руки… кун…

***

flashback

Когда человек дуреет от ревности, никто и ничто не может удержать его от безумных поступков. Что бы сделали вы на месте Рейты, узнав, что ваш бывший счастлив с другим гораздо больше, чем с вами? Тем более, если этот другой на целую голову выше вас, выглядит как модель, да еще и на басу играет, словно Бог. Кое-кто, конечно, пожелал бы Руки счастья, наплевав на собственные чувства, и, обливаясь слезами безысходности, все же оставил его в покое. Но этот кое-кто, к сожалению, не Акира Сузуки. Да, басист не мог не признать, что до уровня Бога ему еще пахать и пахать, а ненавистный Хара уже достиг всего: его мастерство не нуждалось в апгрейдах, да и не требовало дополнительной прокачки. Признав себя лузером, Рейта негодовал от бессилия, хотя и понимал, что, окажись на месте Таканори, то, скорее всего, он и сам выбрал бы конкурента в любовники. От этой мысли бедолага приходил в бешенство. Ревность, знаете ли, такая штука, которая лишает зрения и отнимает способность думать.