Сирош протянул им нечто похожее на халаты, все одинаковые, и они стали закутываться в них.
Выходили, садились на скамейку вдоль борта, не чувствуя облегчения, но довольные относительной прохладой.
Машина тронулась, закачалась на барханах.
Сирош указал на свисающие упругие петли, и каждый вцепился в них, стараясь не задевать соседей. А Гурьев наклонился к Сирошу, спросил:
– Ты-то как?
– Есть маленько… – кивнул тот. – Знаешь, о чём я?
– Да. – Гурьев помолчал. – Все знают.
– Там у них всё есть, оборудование, всё как надо, мне уже делали, ещё будут…
– Это облако, буря…
– Испытания, – согласно кивнул Сирош. – А здесь – могильник. Постоянный уровень.
– Крепко хватанули, – произнёс Гурьев и, откинувшись, прикрыл глаза.
Опять навалилась слабость. Тошнило и ничего не хотелось. Даже вспоминать то, что когда-то учили об облучении, рентгенах, уровнях, болезни… Свободной рукой он приобнял Надю. Покачивался в этой странной машине и видел перед собой то пронизанный солнцем знойно-зелёный двор Хатема. То маленькую квартирку, с полочками книг, телевизором, широкой кроватью, прикрытой вышитым покрывалом. То подземную станцию с пультом во все стены… Видения проносились стремительно, не давая возможности ничего осмыслить. Но он и не пытался это сделать. Хотел пожалеть о случившемся, но что-то мешало…
Много лет назад, в свою первую экспедицию, он, увидев мираж, долго не мог поверить, что это несуществующее, но потом постепенно привык – и миражи стали частью его жизни. И всё, что произошло в эти дни, он тоже отнёс к своей жизни, не деля на реальность и ирреальность.
Они ехали, по-видимому, долго, он несколько раз проваливался в зыбучий сон. И Надя спала, положив голову на его плечо и просыпаясь от толчков. Остальные тоже молчали, закрыв глаза. Наконец качка прекратилась, машина пошла быстрее, с лёгким шуршанием, и довольно скоро остановилась.
Сирош распахнул двери-люк, они по очереди спустились на чистую, влажную бетонную дорожку и по ней потянулись за черноусым к приземистому зданию без окон, с массивными огромными металлическими дверьми, а навстречу спешили люди в белых халатах. Главный из них, молодой, с высоким гладким лбом и совершенно лысой головой, отделил их от людей в форме и Сироша, исчезающих за дверью.
– Ну вот, видите, как всё прекрасно получилось…
Они молча окружили лысого, не зная, чего они ожидают, а он, зная это, медлил, бесцеремонно вглядываясь в каждого, и ни один мускул на его лице не дрогнул, а голос остался таким же уверенно-благожелательным.
– Мы вас проверим, подлечим, у нас здесь хорошо, отдохнёте…
Здесь действительно должно было быть хорошо. За поразительно высокими и густыми сочными деревьями, словно их не окружала пустыня, виднелись белоснежные здания с большими, весело отсвечивающими окнами. Неощутимый ветерок шелестел листвой, и это было гораздо приятнее шуршания песка.
– Сейчас вы пройдёте соответствующую обработку, и мы снова встретимся…
Он ещё постоял, покачался, поглядывая на них, потом круто развернулся, пошёл обратно, и белохалатный шлейф потянулся за ним.
Гурьев первым сдвинулся с места, направился к двери, и она неожиданно распахнулась. Он увидел коридор, выложенный белым с розовыми прожилками мрамором, с отходящими вправо и влево кабинками, и это ему напомнило санаторий, в котором он был два года назад, когда разболелся желудок.
Навстречу им шагнула женщина в прорезиненном халате и маске, пошла впереди, распахивая двери, и они по одному заходили в маленькие комнатки. Сразу у входа на спускающемся сверху шнуре висел пакетик, а дальше комнатка закруглялась в овал, с нависающим большим блестящим диском.
– Одежду бросьте сюда. – Женщина указала на небольшое окошечко в стене. – В пакетике всё необходимое.
– А женского ничего нет? – Войкова подкинула ладонью обвисшую в халате грудь.
– Есть всё необходимое, я ведь вижу, куда кого направляю…
Женщина, наверное, улыбнулась, но из-за маски увидеть это было невозможно.
Гурьев закрыл дверь, сбросил халат, встал в овал, и тут же сверху, снизу, со всех сторон в него ударили струйки. И опять это была не просто вода. Но и не такая жидкость, как в машине. Она пахла сиренью…
Вода отключилась автоматически, его тут же обдул тёплый воздух. Наконец и он стих. Подождав ещё немного, Гурьев надорвал пакет, в нём оказались белая рубашка и лёгкие брюки. Одевшись, он почувствовал себя бодрее и вышел в коридор, глупо улыбаясь.
Откуда-то вывернулся Сирош, в таких же брюках и рубашке:
– Как тебе? – спросил он жизнерадостно. – Ничего, здесь лечат как в сказке, на высшем уровне…
Из кабинок выходили остальные, и Гурьев отметил, что выглядели они сейчас получше. На Еремее Осиповиче были такие же рубашка и брюки, немного большеватые для него, на женщинах довольно элегантные халатики бело-розовой расцветки.
– Идёмте за мной.
Женщина пошла по коридору дальше, открыла белую дверь, пропустила их вперёд, и тут, в начале нового коридора, ослепительно светлого, с окнами по обеим сторонам, их ждала такая же солнечная, светловолосая женщина, уже без маски, в приталенном и коротком, чуть прикрывающем трусики, халатике-платьице, и, улыбаясь, повела дальше.
За переходом коридор расширился, слева за окнами всё так же зеленели деревья, справа стену разбивали редкие двери. В одну из них они и вошли. Здесь, в просторном кабинете, охлаждённом кондиционером, их ждал знакомый лысый доктор.
– Генерал, – шепнул Гурьеву Сирош. – Здесь все военные. А этот – мировое светило…
Доктор опять оглядел их, увидев Сироша, сказал:
– Вы можете идти, ваша палата свободна. Друзей ваших мы разместим рядом.
Сирош потоптался и вышел.
– Ну вот… – Доктор побарабанил пальцами по крышке белого полированного стола. – Начнём с того, что ответим на вопрос, что с вами приключилось… – Он помолчал. – Я вижу, вы догадываетесь сами. Да, вы попали под облучение. Как и я в своё время. – Он провёл ладонью по лысине, улыбнулся, и все заулыбались в ответ.
Войкова не выдержала:
– А жена у вас сейчас есть?
– Жена есть, – продолжая улыбаться, ответил доктор. – Всё как положено.
Войкова подбадривающе поглядела на Еремея Осиповича.
– Вот видишь, – произнесла она. – И у тебя будет, не переживай, дурачок.
– Прекрасно, – подвёл итог своим мыслям доктор. – Я побеседую с каждым из вас позже, нам нужно будет многое обсудить. Есть ли среди вас женатые?
– Есть, – торопливо ответила Войкова. – Вот только они у нас одинокие, – показала на Еремея Осиповича и Ирочку Беловёрстову. – А у нас у всех есть, а вот они – оба здесь, муж и жена…
Доктор пристально посмотрел на Гурьева, потом на Надю.
– Вы хотите быть вместе?
– Да, – кивнул Гурьев.
– Хорошо… Прошу ответить врачу на те вопросы, которые она вам задаст, и назвать ваши домашние адреса.
Доктор надавил на белую кнопку в углу стола, вошла уже знакомая беловолосая девушка.
– Маечка, устройте их… Вот этих вместе, – показал на Гурьева и Надю.
…Палата была светлой, просторной, с установленными в нишу телевизором и книжным шкафом. Книги – новенькие, пахнущие типографской краской. Гурьев полистал их…
Две кровати разделяла тумбочка с настольной лампой и вазочкой. В вазочке рдели яблоки.
– Кажется, мы попали в санаторий, – сказал Гурьев и прилёг на кровать, источающую слабый и волнующий запах сирени.
Надя присела на краешек, положила голову ему на грудь.
– Гурьев, – тихо сказала она, – хочешь, я расскажу, что будет дальше?
Он подумал.
– Скажи, ты давно научилась этому?
– Гурьев, ты не обижайся на меня, но нам надо было туда спуститься… Когда ты потерялся, я испугалась. Я чуть не умерла. Гурьев, я никогда тебя не оставлю, слышишь…
– А это… это всё сейчас не мираж? – спросил он.
– Мираж.
Она провела по его лицу пальцами.
– А мы – мираж?
Надя не ответила.
Она касалась кончиками пальцев его лба, он старался не забыть этих ощущений и погружался в сладкий сон, в котором все они: он, Сирош, Кира Евсеевна, Ирочка Беловёрстова, Еремей Осипович, Войкова, Надя – поднимаются все выше и выше, и вот уже далеко внизу остаётся Земля, с её голубыми океанами, белыми извилинами гор, зелёными лесами и жёлтыми пустынями, покрытая, словно язвами, нарушающими эту гармонию и единство, пятнами городов. И Гурьев ищет глазами среди пятен одно, маленькое, почти забытое, но как ни старается, не может разглядеть. А Земля всё отдаляется, и он знает, что так уже было и он вернётся сюда…