Игорь снял очки, обнял Светлану и впился губами в её рот. Светлана отстранилась, губы её были раскрыты и поцелуй получился неприятным.

– Подожди, – она упёрлась ладонью ему в грудь. – Отчего ты решил, что я хочу целоваться?

– Все девчонки этого хотят, – шумно дыша, произнёс Игорь и попытался вновь поцеловать её.

Но Светлана отступила и недовольно предупредила:

– Я уйду.

– А зачем ты тогда пошла со мной? – с вызовом спросил он, надевая очки.

– Зачем?..

Светлана прошла к выключателю, щёлкнула, зажмурилась от яркого света и вернулась к стоящему у доски Игорю.

– Зачем? – повторила она. – Просто ходят такие сплетни… А вот скажи, если бы сейчас была я и та девушка, с которой ты… Кого бы ты выбрал?

Игорь улыбнулся уголками губ, помолчал, то ли выдумывая ответ, то ли не решаясь быть искренним и коротко ответил:

– Её.

Ответ огорчил Светлану и разделил их. Игорь уже не казался интересным, ей захотелось посмеяться над ним, как она делала прежде, хотя она понимала, что теперь он не простит этого. И ей очень хотелось увидеть незнакомую ей девушку, оказавшуюся для Игоря желаннее её, а значит, и красивее.

– Почему?

Он молчал, и она, не дожидаясь ответа, спросила:

– А у тебя её фотка есть?

Он помотал головой, глядя в окно.

Вдали послышались шаги и, торопясь, она попросила:

– Напиши, пусть пришлёт.

Игорь не успел ответить, в кабинет вошла Римма Васильевна.

– А я смотрю, свет горит, – произнесла она, окидывая всё замечающим взглядом и комнату, и их, особенно Светлану. – Надоело танцевать?

– Да вот Игорь мне рассказывал, как провёл лето, – нашлась Светлана.

– Ну да, лето… – задумчиво произнесла Римма Васильевна, обходя кабинет по периметру, по пути прикасаясь ладошкой к крышкам столов, словно удостоверяясь в их наличии. – А куда, Светочка, ты поступать будешь?

– Я ещё не решила. Или в пед, или в химико-технологический…

– А Игорёк у нас в горный, насколько я помню.

– Я передумал.

– Вот как? – удивилась Римма Васильевна. – И куда же?

– В архитектурный. А Виталий где учится?

– Он будет строителем, – с гордостью произнесла Римма Васильевна. – Пишет, что ему всё нравится, и институт, и друзья.

– Там танцы ещё не кончились? – перевела разговор Светлана.

– Да, уже всё завершается.

– Тогда мы пойдём.

Светлана первой вышла за дверь и, не ожидая Игорька, торопливо пошла в спортзал.

Вторая четверть, между двумя праздниками, – самая короткая. А оттого, что самая холодная, ещё и самая продуктивная: малышня пропадала днями в спортзале, а десятиклассники после уроков оставались на всякие факультативы, консультации, репетиторство. Правда, не все. Альбина и Тима заявили, что никуда поступать не собираются, им хватит и десятилетки. Тима выучится на шофёра и тракториста, а Альбина сказала, что летом открывается столовая-ресторан она пойдёт туда официанткой и, возможно, выйдет замуж, но только вот пока не выбрала, за кого.

– На твоём месте я бы зацепилась за Вовку, – посоветовала она Светлане. – Кто тебя ещё так полюбит. Я ведь знаю, он по тебе сохнет. И учти, он ревнивый жуть. Если узнает, что другой у тебя, убьёт.

– Это он просил тебя мне об этом сказать?

– Ничего он не просил, – взвилась та. – Я тебе, можно сказать, по секрету, если узнает – мне достанется.

– Ну так вот, для твоей же пользы будем считать, что ты ничего мне не говорила.

– Не говорила, так не говорила. – Альбина прищурилась, отчего её полные щёки поднялись вверх. – Только Игорь тебе тоже не светит, ты ему разонравилась.

– Всё-то ты знаешь, – бросила Светлана, стараясь не показывать, что это её задело.

Она сама не могла понять, как относится к Игорю. Порой, незаметно наблюдая за ним, она испытывала острое желание приласкать и защитить. Такие у него беззащитные под очками глаза. Порой же вытянутое, маленькое лицо Игорька было ей неприятно.

Последнее время она ловила себя на том, что стала замечать в других то, что прежде не видела. Например, наталкиваясь иногда взглядом на Тиму, она удивлялась его выражению безразличия ко всему, что происходит. Нередко вспоминала лицо Вовки Сивкова и взгляд его тёмно-синих глаз, которые в последнюю их встречу излучали откровенную мольбу.

Впрочем, подобные мысли навещали её редко: она решила во что бы то ни стало поступить в институт и усиленно занималась.

Софья Лазаревна в последнее время перестала интересоваться её жизнью, Розочка вступила в переходный возраст, а у них в классе образовалась компания, помешанная на зарубежной музыке и журналах, и она пропадала невесть где целыми днями, и круглые пятёрки сменились чётко выведенными четвёрками и даже кричаще жирными тройками. Софья Лазаревна пыталась объяснить младшей дочери пагубность подобных увлечений, но Розочка, похоже, её слов не воспринимала.

Римма Васильевна приватно побеседовала и с Софьей Лазаревной, и с тремя другими мамами – в компании было два мальчика и две девочки, разъяснив, чем чревато увлечение идеологически чуждой культурой и обрисовав самые драматичные перспективы. На какое-то время компанию удалось растащить, но Розочка от этого прежней не стала и даже с сестрой перестала делиться своими секретами.

Единственным человеком, который продолжал жить в прежнем ритме, был Осип Давидович. Он рано утром уходил на работу и поздно вечером приходил, зачастую засыпая ещё до Софьи Лазаревны. Но даже из редкого семейного общения и девочки, и Софья Лазаревна знали, что все его труды не напрасны, потому что Осипа Давидовича представили к правительственной награде и поставили в льготную очередь на приобретение автомашины. Реальность того и другого становилась всё более очевидной ещё и потому, что теперь Осип Давидович был мастером, у него в подчинении были две бригады, одна строила, а вторая занималась внутренней отделкой и морозы теперь не прерывали рабочего цикла.

Зима в тот год была не очень холодной, морозы держались около сорока градусов, актировок всего-то с неделю и было, и то не для всех: старшеклассникам занятия не отменяли. И эти дни Светлане особенно нравились: в школьных коридорах непривычно тихо и пусто, малыши не лезли под ноги и не толкались, можно было не торопясь прогуляться на переменке или не торопясь выпить чаю с пончиками в школьном буфете.

Здесь к ней за стол пару раз подсаживался физрук Гарик, предлагал вернуться в секцию (Диана после восьмого класса уехала на материк, остались три девочки, нечётное число), убеждая, что у неё есть способности и она вполне может стать мастером спорта и даже чемпионкой. Но она, сославшись на необходимость готовиться к экзаменам, отказалась. Гарик стал интересоваться, куда она собирается поступать, и усердно рекомендовал Ленинградский институт физкультуры, который закончил сам, в крайнем случае советовал поступать в какой-нибудь питерский вуз, потому что Питер – самый интеллигентный город страны. Светлана возразила, что самые лучшие вузы в Москве, а живёт она в Подмосковье, зачем же ей ехать в промозглый Ленинград.

– Но мы бы могли там с тобой встречаться, – перегнулся через стол Гарик, отчего его шея и выглядывающие из-под спортивной майки плечи налились упругой краснотой, словно приглашая их потрогать.

– А у тебя там жена.

И этот наглый переход на «ты», и, главное, то, что она знает о наличии жены, подействовали: физрук торопливо отставил стул и заспешил в спортзал, на ходу привычно окидывая оценивающим взглядом входящих в столовую восьмиклассниц…

Николай как-то незаметно исчез с горизонта, да о нём и не вспоминали, лишь Розочка в начале декабря обмолвилась об обещанном фильме о море. Только тогда от Осипа Давидовича они узнали, что Николай, поскользнувшись на сходнях, упал со второго этажа, сломал ногу и лежит в больнице.

– Какие же мы бессердечные, – вздохнула Розочка и, надевая шубку, выдохнула: – Как хочется лета.

– Надо бы навестить, – ни к кому не обращаясь, произнесла Софья Лазаревна.