Слава Богу, все действительно оказалось не так страшно. Когда мы пришли и сняли пальто, то издатель напутствовал нас фразой: «Ну ладно, девушки, работайте», – и исчез в толпе.

– Смотри, Позднер, давай подойдем, Урагант только что зашел в зал, – ткнула меня в бок Эллочка.

Своим обширным бюстом она прокладывала себе дорогу в толпе журналистов и селебритис с неумолимостью ледокола. «Неизвестно кого» она незаметно отодвигала, не прекращая улыбаться. Глазами показывала мне на особо приметных персонажей: светских охотниц, затянутых, сделанных, зашлифованных самым стойким макияжем, с татуированными бровями, неподвижно зафиксированными ботоксом. Все блондинки, как одна, и все с бровями серого, в природе не встречающегося цвета и зорким взглядом, оценивающим периметр.

Эллочка продолжала двигаться и мигать на странных людей, пребывавших «в образе», но еще не до конца определившихся, в каком именно. Со знакомыми фотографами обнималась и перекидывалась парой слов. Опытные фотографы на мероприятии – важные люди. По тому, кого они фотографируют, все остальные ориентируются. Эллочка дружит с лучшими.

Когда контакт с Позднером был установлен, мы с Эллочкой начали озираться в поисках издателя. Надо было успеть их познакомить, пока гуру эфира не ушел в зал. Мы обе шарили глазами по фойе. Вправо, влево – издатель исчез! Не в смысле растворился в водовороте тусовки, а натурально исчез. Испарился. И нигде, нигде не маячили его… оранжевые штаны. Да, вы правильно поняли. Оранжевые.

Пытаясь сохранить остатки светского вида, скользя по мраморному полу шпильками с грациозностью молодой козы на льду, я пронеслась по залам и заглядывала в закоулки, одновременно тыча во все кнопки на двух телефонах. Абонент не абонент. Эллочка замешкалась на старте, так как не могла определиться: то ли удерживать Познера силой и не давать ему уйти в зал, то ли бежать за боссом. Сообразив, что кидаться под ноги телеведущему в толпе журналистов и прочих звезд будет… хм… неуместно, она бросила добычу и погналась за мной.

– Это уже какое-то служебное помещение, – с телефонной трубкой у уха я влетела по гладкому полу, как на коньках, в какой-то другой интерьер и чуть кубарем не свалилась с каблуков, так как к другому интерьеру прилагался другой пол. Щербатый и шершавый древний паркет. Роскошь и блеск кончились, тут царил советский шик в неизменном с поствоенных лет виде. Вдобавок сюда свалили всю лишнюю мебель и утварь, мешавшую приему, и помещение превратилось в помесь столовки, кладовки и коморки для швабр.

– Тут его не может быть, – я развернулась на сто восемьдесят градусов, как Земля вокруг оси, воткнув одну шпильку в пол, но тут мне привиделось нечто оранжевое в пыльном облачке, – ой, Эдуард, ты здесь? Почему?

– Я тут посижу, – криво улыбнулся издатель, не отводя взгляда от планшета.

– Эдуард Витальевич, пойдемте, я познакомлю вас с Познером, – пропела Эллочка, спринтерски преодолевшая дистанцию.

– Нет-нет, девушки, идите сами, – бормотал бизнесмен. Мы с Эллой ошарашенно смотрели на него.

Издатель сидел, закинув ногу на ногу, в какой-то нарочито расслабленной позе. Поза эта, видимо, должна была сообщать: «Я весь такой свободный и клевый парень, мечтал приехать сюда именно за тем, чтобы поковыряться тут в планшете». Фальшь была настолько очевидной, что нам с Эллочкой стало неловко за босса. Не за то, что он тут сидит. Каждый хоть раз в жизни плохо чувствовал себя в толпе. А за то, что врет на пустом месте. Глупо!

Мы не стали настаивать и ушли. Познер был упущен. Началась церемония, которая Эдуарда тоже не заинтересовала. И лишь когда толпа из фойе всосалась в зал, он вызвал водителя, выбрался из своего угла и уехал. И этот человек материт меня по телефону за то, что я не фокусник и не могу сделать то, за что он не намерен платить (а именно – за профессиональное продвижение журнала). Хотя, возможно, хороший директор как раз должен быть фокусником? И в этом суть работы?

Домой я добралась в два часа ночи. Я не то чтобы устала, нет, когда мы с Никой ездили по ночным клубам всю ночь и танцевали, я, пожалуй, больше уставала. Я приехала домой опустошенная и без надежд. В этом мире продвинуть журнал без бюджета – даже с Эллочкой – невозможно. Или почти невозможно? Да, теперь я точно знаю: издатель мне не помощник, он балласт.

Хорошая новость: мне не пришлось кидаться на людей с журналом в руках, они охотно знакомились с изданием сами, брали, листали, искренне интересовались, охотно оставляли контакты. Оказалось, что сам факт того, что ты можешь содействовать появлению человека на страницах издания, прямо-таки волшебно действует на всех. Даже на очень известных людей. Вот она – сила слова печатного. Плохая новость: все это только про работу, и ничего про любовь. Хотя, может, это тоже хорошая новость? Действительно, мне надо во все вникнуть, наладить все процессы, ничего страшного, если пока я буду посвящать все время новой работе и ребенку. Сплошные хорошие новости.

Следующее утро за чашкой кофе у Зины Борисовны прошло в обсуждении вчерашней метаморфозы.

– Как странно, Зина, – с заботливой интонацией излагала Эллочка, – ему, наверно, не понравилось, он не захотел ни к кому подходить, хотя я со всеми договорилась, что подойдет наш издатель, меня люди спрашивали, где он, почему не идет? Зина, там были такие люди, вай мэ, почему он не стал общаться?

Зина Борисовна слушала с живейшим интересом.

– Конечно, – неожиданно зло сказало идеально причесанное и накрашенное Второе Лицо, – это вам не менеджеров в офисе матюками гонять, никто ему там в ноги не упал, никто знать его не знает. А вы видели, как он вырядился? В оранжевые брюки и зеленый свитер. Семафор! Ему какой-то психолог сказал, что «не зажатые» личности не избегают ярких цветов, так он сразу побежал и накупил красных и оранжевых штанов. Еще сидят на нем по-идиотски, почти до подбородка их натягивает. Я ему сказала, что это смешно, но он ответил, что я ничего не понимаю.

На этой фразе я удовлетворенно хрюкнула. Заподозрить Второе Лицо в том, что оно не понимает, как должны сидеть брюки на человеке, никак нельзя. На Зине все сидит идеально, как и на подопечном Второго Лица – Славике. Но это как раз потому, что Славиком Зина Борисовна занималась лично. Сопровождала того во время шопинга и давала рекомендации, что брать и как носить. А до этого, конечно, Славик выглядел, как пугало. Ну, что с него взять, мальчик из Ростова, «колхозник». А вот поди ж ты: благодаря Зине человеком стал. «А этот…», – Зина Борисовна брезгливо поморщилась при воспоминании о штанах издателя. Раздался телефонный звонок, и в следующую же секунду она щебетала в трубку:

– Доброе утро, Эдуард, как вчера прошло? Тебе понравилось? Да, ты шикарно выглядел, да, да, тебе очень идет этот цвет, ты сразу такой брутальный, такой мааачо, я могу предстааавить, такой красавец, еще и бизнесмееен, все девушки, наверное, были твои.

Сижу, слушаю. Прикольно тут у них. Оценив водопад приятностей, излившихся на стеснительного издателя, я решила приступить к главному. У меня есть дело к Зине. Требуется как-то обуздать редакционные процессы и загнать их в рамки сроков. Если я не могу даже этого, то что я вообще могу? Надо выйти поработать в выходные, иначе никак не успеть. В прошлый раз охрана нас не пустила, хотя я писала письма начальнику безопасников, просила и лично, и официально на бумаге – и тот соглашался и устно, и письменно… В итоге сонные творческие сотрудники, притащившие себя на работу к девяти и полагавшие, что они совершили подвиг, отбывали часть подвига в предбаннике. А поскольку предбанник был маленький, то те, кто прибыл совершать подвиг с опозданием, топтались на улице под дождичком.

Нас пустили через час звонков и просьб, но пытались выгнать в шесть. К этому моменту мы еще не успели свершить подвиг, то есть доверстать очередной номер. Снова вышла стычка со службой безопасности. Час пришлось притворяться глухими и приросшими к компам, а час умолять дать нам еще часик, итого три часа. Увлекательно, но хлопотно. По этой причине я решила на сей раз подстраховаться и просить помощи у Зины Борисовны, чтобы нас пустили сразу и разрешили работать допоздна. И Зина Борисовна снова решительно и доблестно пришла на помощь, вызвала того же начальника безопасников и велела не препятствовать желающей трудиться в выходные редакции. Ура, она волшебная женщина! Милая, добрая!