Как же Джим радовался, когда на соревнованиях, куда его по жалости (Мориарти скрипел зубами!) взяли в качестве группы поддержки, Карл пошел ко дну. Судороги, которые своей агонией мучили его, вызвали в Мориарти бурлящее, прямо-таки горящее чувство собственного достоинства.
А кроссовки стали первым памятным сувениром нового Джима.
«Я отомстил ему с хитринкой, Моран, как ты и сказал».
========== 2. Юность. ==========
После случая с Карлом Пауэрсом Джим наконец-то стал королем положения. Небольшая скорбь по «талантливому мальчику, так нещадно и быстро покинувшем нас» сменилась обычными для всех буднями, в которых имя школьного обидчика Мориарти уже практически не появлялось. Зато Джим, избавившись от соперника, наконец стал лидером на плавании, однако вскоре понял, что оно ему к чертям не сдалось: главным для него все же был дух соревновательности с Пауэрсом, а противника он давно и безвозвратно победил. Плавание Мориарти наскучило, и вскоре, несмотря на недовольство тренера, он его бросил. Тем более, Моран, выпустившись из школы, перестал ходить в секцию, а больше никого даже из подобия друзей там у него не было.
Убийство Карла во многом стало для Джима отправной точкой. Никто так и не понял, что мальчишка погиб, все посчитали произошедшее трагическими обстоятельствами. Мориарти лишь хихикал и ликовал: его мастерство удалось! Это и дало толчок для формирования новой личности. Джим понял, что люди в подавляющем большинстве своем глупы и ими можно легко манипулировать и превратить их в свои марионетки, а значит, можно устраивать целые представления. Поначалу он таким образом стравил друг с другом целые классы, благодаря его влиянию и хитрым козням отчислили многих ребят, когда-либо вредивших ему, однако никто так и не понял, кто за этим стоит. Нахождение в школе Джим перестал считать хоть сколько осмысленным: знания он прекрасно получал и сам и учебное учреждение ничего ему не давало, а играться с глупыми заурядными педагогами и учениками ему наскучило. Через несколько месяцев школа была заброшена, а Мориарти окунулся в бешеную дикую юность.
В четырнадцать Джим уже считал себя взрослым. Первые деньги, заработанные на перепродаже синтетических наркотиков, которые Мориарти тайком готовил в подвале дома, дали ему уверенность в себе, а когда спустя несколько месяцев нового дилера стали искать местные наркоторговцы с целью изувечить за нелегальное взятие территории, Джим натравил против них одного из бывших прихвостней Морана: он слышал, что с Себом они давно поцапались, так что Мориарти уж тем более не чувствовал за собой никакой вины. Джим ликовал: он снова уделал всех! Синтетический наркотик распространился далее, у него появились свои работники — впрочем, для них Мориарти и сам представлялся не более чем мелкой сошкой, посредником на побегушках, а мифическая фигура руководителя нового наркокартеля обрастала такими жуткими подробностями, что Джим с ехидством смаковал их перед сном — никто и предположить не мог, что всем заведует четырнадцатилетний пацан, все свободное время, как считали многие, проводивший в алкогольном угаре.
Веселиться Мориарти действительно научился: алкоголь, сигареты, иногда — собственные наркотики стимулировали сознание и давали Мориарти безграничную власть над каждым, кого бы он ни захотел. Никто не подозревал подростка в чем-то криминальным, кроме постоянных тусовок. Мать, в кои-то веки очнувшаяся от алкогольного тумана, орала, но Джим давно ее не слушал и не выносил. Женщина в угаре умудрилась привести домой какого-то мужика и понесла от него близнецов. Мелкие девчонки орали и постоянно чего-то требовали, и Мориарти считал их не более чем личинками. Отчим несколько раз пытался научить Джима уму-разуму с помощью подзатыльников и ремня, но после череды отравлений даже в его пропитый разум закрались подозрения и испуг, и Мориарти он почти оставил в покое. Джим был не прочь повторить опыт с Пауэрсом, однако пропивший весь мозг отчим не являлся для него первостепенной целью и вообще чем-либо важным. Даже если бы тот пошел в полицию, никто бы не поверил пропитому хмырю, и Мориарти это знал.
Дом перестал быть для подростка безопасным местом, и вскоре свою лабораторию он перенес в недра одной из заброшек, где был чуть ли не отшельником, и дома порой появлялся лишь затем, чтобы поспать, а развлекался на подростковых и молодежных тусовках. В одну из них привел его туда, как ни странно, Моран, заприметивший подростка однажды на прогулке поздно вечером.
— Да ладно тебе киснуть на улице, Джим, — фыркнул он, угощая Мориарти сигаретой. — Даже гениальному уму иногда нужно развлечься. Пошли.
— А домой назад тащить ты меня будешь? — язвительно заметил он, беря ее в руку.
— А что если и да, — усмехнулся тот, поджигая сигарету Джима. — Да и всегда можно там остаться заночевать. На крайний случай могу притащить тебя к себе и там оставить, пока в себя не придешь и не уйдешь сам, вот проблему нашел.
— Спасибо, но мне не хочется получать подзатыльники от твоей матери, покорно благодарю, — засмеялся Мориарти.
Об Агате Моран ходили страшные слухи, и эта женщина действительно оказалась самых строгих правил, и Себастьяна порой искренне жалели, особенно когда она гонялась за ним и его братом с ремнем, впрочем, оба быстро удирали. Однако сам Себ, казалось, не шибко боялся матери и на ее попытки научить его уму-разуму реагировал довольно спокойно. Отец же казался буддистским монахом, который на все реагировал с нейтралитетом, оттого Моран его совершенно не боялся.
— Да ладно, тебя она не тронет. А я уже привык, — улыбнулся Моран своей акульей улыбкой. — Пойдем! — Мориарти все же согласился и позволил себя увести.
В новой тусовке его наркотики ходили прекрасно, и Мориарти это удовлетворило. К тому же его — парня, который знал, у кого из ребят купить его же наркотики и как смешивать безопасные лекарства таким способом, чтобы получить качественный приход, ценили. Особую власть он почувствовал, когда заметил, как продукт его творчества употребляет Моран. Правда, это же и вызывало некоторую необъяснимую тревогу, которую Джим предпочитал запивать алкоголем. Впрочем, Себастьян не сильно усердствовал и все вечеринки предпочитал проводить не в наркотическом угаре, а с алкоголем и с самыми разными девушками. Мориарти старался не отставать и в чем-то Морана даже уделывал, ведь ему было абсолютно плевать на пол партнера. Особой толикой юмора для него стало присутствие бывшего друга Патрика на вечеринках. Джим чувствовал ликование, когда на одной из вечеринок трахнул его девушку.
Однако во всех этих тусовках разновозрастных ребят ему не хватало внимания одного человека — Морана. Да, парень, недавно чудом закончивший школу, нередко пил с ним и курил, перебрасывался парой фраз, но и только. Балагур и весельчак теперь уделял не всегда много внимания своему товарищу из детства. И хоть Мориарти не был идиотом и понимал, что Себу элементарно не слишком интересно иметь дело с подростком, однако такая холодность бесила. Моран на самом деле не слишком любил таблетки, сделанные Мориарти, но уважал траву. Иногда подсаживался к Джиму и, затягиваясь и выдыхая красными чуть обкусанными (чертовы бабы) губами дым, наклонялся к нему и говорил:
— Не переусердствуй с наркотой, от нее отходняк нехилый.
Мориарти, сглатывавший вязкую слюну по отчего-то красному болезненному горлу, пялился на его яркие губы и спрашивал:
— Нашел кому говорить. Сам-то каждый раз с травкой.
— Тю, травка — это так, фигня! — смеялся Себастьян, обнажая пугающие, но поразительно привлекательные акульи зубы. — А ты таблетки любишь, будь осторожен.
— Боишься, что до дома не дотащишь? Сочувствую, но необязательно меня тащить к матери.
— Балбес ты, Джимка, ой, балбес, — улыбался Моран и отправлялся по своим делам.
По правде говоря, несколько раз Мориарти действительно умудрялся перейти порог вседозволенности, и как ни странно, единственным, кто оказывал ему помощь, был именно старый… друг? Знакомый? Кем бы ни был Моран, но именно он, приметив, что Джима настигал отходняк, подходил к нему и выводил на свежий воздух, силком поил водой, несколько раз придерживал тело, скукожившееся в рвотных судорогах, обтирал его льдом и укладывал отдохнуть. Один раз даже умудрился где-то добыть (или, кто его знает, сварить) легкую кашу для измученного синтетикой желудка. Каким бы ни был передоз, Моран всегда легко находил Мориарти, даже если тот валялся где-то в углу, и спасал, наплевав на очередную вешавшуюся на него фифу или новую партию алкоголя или танцы.
