Моя теория кажется более сомнительной. Поэтому я забываю о ней, когда мы идём по улице с обилием стрит-артов. Денис внимательно рассматривает каждую стену, с энтузиазмом замечает интересные для себя детали.

— Не сфотаешь? — не замечаю, как спрашиваю.

— Нет, — улыбается Денис. — Нет желания. Мне… мне нравится просто смотреть. Так чувства реальнее что ли.

Денис продолжает осматриваться.

— А ты, Вадим?

— Если нравится, фотаю. Обычно это пейзажи и родители.

— Да? — загорается.

Предвижу его следующие слова:

— Покажешь? — свирепо трещит.

— Не хочу, но ты можешь посмотреть.

Протягиваю телефон.

— Мне потом хуже будет? — думает Денис и не берёт.

— Нет, — я смеюсь. Почти в горло. Он поверил. — Смотри.

Я расслабляюсь, а Денис, кажется, напрягается. Но, когда берёт телефон, сомнения отходят.

Денис выглядит увлечённым, пока водит пальцем по экрану.

— Тебе нравится небо?

Если бы мне оно нравилось.

— Оно бывает разным. Облака, цвет.

— Я часто этого не замечаю, — смущается Денис.

— Я тоже.

Иногда забываю о существовании неба. Вижу только его осколки.

Денис смотрит дальше.

— Твои родители?

— Ага.

— Красивые, — говорит как зачарованный. — Вы же много… ну, общаетесь.

— Ну, да, — подковыриваю я.

— Это, ну, здорово. Очень, — Денис замечает, что повторяется, пытается улыбнуться, то ли паразиту, то ли своим словам, но его губы показывают что-то отдалённое. Кривое. Искажённое.

Он хочет, знает, что надо улыбнуться этим словам, в такой ситуации, но он не может. Выдаёт себя. Свои проблемы. И поэтому возвращает мне телефон.

— А с твоими как? — спрашиваю я и не отвожу глаза от Дениса.

— Что… что с моими? — он опускает лицо.

— Тебе очень здорово с твоими родителями?

Та тема, которую Денис избегает. Та, которая прячется за семьёй. Та, которую Денис сам хочет потерять из виду. Так я думаю, когда смотрю на него.

— Всё, — Денис гладит между пальцами край футболки, — всё сложно, — на издыхании. — Просто сложно.

По-простому сложно. И по-сложному просто.

Денис даже не думает смотреть на меня. Он не хочет говорить, но напрямую не скажет об этом. Это – не его метод.

Это – не он.

— Душно, — смято роняет Денис и отходит в сторону.

***

— Я, — несколько раз Денис, начиная, не может продолжить. Так и сейчас. — Я не могу, — обрывает он, а я хочу допытать: что не можешь? Что с тобой? Твоей семьёй? Что происходит? Как? Почему?

Может, потому что дел немного, возник интерес. Как аппетит. Хочется, и не откажешь.

Но я молчу. Если Денису потребовалось много попыток для «я не могу», сколько уйдёт на полный ответ? Когда он сможет? Через сколько?

И это имеет значение?

Наверняка.

Тогда бы он избегал меня, а не ждал. Не проверял, далеко ли я иду, и не пытался заговорить.

Хочет сказать и нет одновременно.

Мы похожи. Действительно похожи.

Наверняка, в этом схоже множество людей, но именно сейчас это – мы.

========== 28. Вторник, 02.07 ==========

Вечереет. Небо блекло жёлтое. Теряет цвет и не уходит трагично с красным отливом. Уходит так, как любой трудяга поднимается со своего рабочего места по окончанию смены.

Иду за Денисом и ловлю свои мысли. Самая крупная: я безумно спокоен. Могу ждать до самой ночи. А мог бы разозлиться. Рычать на Дениса за то, что молчит, вроде не обращает внимание на меня, но следит, как бы я не пропал. Он тоже ждёт. Своего.

Но о чём думает и думает ли, я не представляю. Но я не хочу заканчивать день вот так.

— Это странно, — говорит он и подбирается ко мне.

— Что странно?

— Всё это, — понятнее не становится. — Эта ситуация. Это… молчание, — его голос надламывается. — Почему ты… идёшь. Продолжаешь идти. Разве… это стоит того?

Это – всё это? Которое ситуация, молчание и…

Вздыхаю и поднимаю голову, будто жду ответ, но говорю первым:

— Наверняка стоит. Я не знаю.

Я не знаю, чего жду. Чего-то, что придумал сам. Какую-то проблему для Дениса с родителями.

Почему я уверен, что она есть? Почему я вообще так уверен в себе?

Небо сереет.

— Если ты не знаешь, то… как можешь сказать, что стоит?

— Потому что не знаю, потому и могу сказать. Ты же понимаешь, это – игра словами. Пока не скажешь, как есть, мы ни к чему не придём.

Денис идёт в ногу со мной, молчит. Но точно понимает. Не может не понимать.

Небо быстро темнеет. Быстрее, чем приходит хоть какое-то осознание.

Осознание того, сколько можно упустить словами, сказанными и замолчанным. Сколько теряется за мыслями и сколько находится. Сколько надо времени, чтобы испортить. И исправить.

— Денис, — звучит мужской голос.

Денис замирает как по команде и вскидывает голову. Смотрит на человека впереди.

Он худой и бледный. C медицинской маской на подбородке. В сером костюме, застёгнутом пиджаке, несмотря на духоту и жару.

— М-максим, — говорит Денис, двигает губами и удивляется. Следом удивление становится тяжёлым пониманием. — Точно… — шепчет он.

Максим первым подходит к нам. В его глазах что-то похожее на безразличие. Но я не понимаю, что в них такого, что не даёт мне однозначно сказать, что это – безразличие. Всматриваюсь и вижу, он не просто бледный. Скорее белый. Как бумага. И это отталкивает. Говорит держаться от него подальше.

— Надо представиться, да? — сухо спрашивает он и в упор смотрит на меня. — Максим. Его брат.

Он поднимает руку и будто сам замечает кожаную перчатку. Снимает её с тяжёлым вздохом и протягивает белую руку.

А жать её я не хочу.

— Вадим, — говорю и поднимаю ладонь, пересиливая себя. Пересиливая то, что отторгает в нём. Что-то незаметное. Скрытое за прилежным видом делового костюма и уложенной причёски. — Учимся в одном классе, — я пытаюсь расслабить лицо, но мышцы сковывают его.

Кажется, брату Дениса это неважно. Он жмёт руку, не рассчитывая силу и не ориентируясь на меня. Будто важно сделать, а как – не имеет значения. Точно не имеет значения, что есть я.

Когда он отпускает, я замечаю, что стало холоднее. Его рукопожатие было не только «крепким», оно было холодным. Словно хватился за сталь на морозе.

— Денис, — я смотрю на Дениса, который, как застыл, так и не сдвинулся. — Скажи, сколько времени? — спрашивает его брат.

— Я… — Денис глотает воздух и не выдаёт звуков, — я знаю, что уже поздно. Загулялся, — оправдывается. Запугано. Дрожа.

Как тогда, по телефону.

Я опускаю глаза, на его руки. Они сцеплены в замок. С такой силой, что пальцы покраснели, а ногти наполовину побелели.

— И что с тобой прикажешь делать? — неожиданно громко и бахвально звучит Максим. От чего Денис не становится спокойнее. Кажется, он бы сжал пальцы крепче, если бы мог. — Пойдём, — заключает он и смотрит на меня. — Надеюсь, нагулялись. Ибо хватит.

В животе прихватывает. Будто мне говорят убраться. Будто я – простуда летом. Неуместная. Ненужная. Непонятно откуда взявшаяся. А мне что ответить?

Ничего же не сказали. Это я… почувствовал.

— Да, — соглашается Денис. Тихо. По-другому.

Не верю, что это – Денис, что именно такой он – настоящий. Не хочу верить, что такой Денис может быть частью того человека, который столько наседал на меня, лез ко мне, когда я посылал его, который столько скрывал, прятал и всячески пытался быть другим.

Это действительно он?

Максим разворачивается, Денис идёт за ним. Оборачивается, и… я не понимаю, что вижу на его лице.

— Ну, — заминается он и потирает пальцы. Я знаю почему: сгибы болят и кожу щиплет. — Я пойду, — говорит, будто это неочевидно. После слов его брата. — У-увидимся.

Я завёлся: мне кажется, отпускать его опасно. Максим не вызывает ни доверия, ни спокойствия. Наоборот, с ним спокойствие расшатывается. Судя по Денису, вплоть до паники.