— Часть мира стоит на костях рабов. Это неизбежно.

— Да, но тогда время другое было. Оно уже прошло. Мы-то сейчас живём. Тут. За стеной. Нас укрывает то, что может всех убить. Оно контролирует и защищает. Это тоже странно. Потому что наши жизни под угрозой, всегда, но мы этого не чувствуем. Нам кажется, что это нормально. Что так и должно быть. Потому что никто хода не делает. И потому что, если один сделает ход, ход сделают другие. И тогда ничего не останется. Странно, да? — Денис выдавливает улыбку, будто такая точка в монологе стоит своего содержания.

Улыбки Дениса кажутся судорожными. Ненастоящими. Чем дольше смотришь, тем больше он напрягается. Зато сейчас его слова другие, тон замедлился. Он размышляет, говорит более ясно и чётко. Не падает с желанием полностью укрыться.

— Разве контроль может защищать? — я смотрю на Дениса, а он на меня. — Он управляет. И этим самым заставляет тебя думать, что защищает.

Денис не отвечает. Будто зависает. Отворачивает голову и опять трёт руку.

— Ну, — кажется, он снова замолчит, пропустит мои слова и не найдёт им ответа, — может быть и так.

Будто не хочет думать об этом.

***

Солнце садится, ветер холодает. Окна домов становятся оранжевыми.

— Останешься? — спрашивает Стас.

Я смотрю на него. Светлые волосы и бледная кожа впитывают рыжий оттенок.

— Я думаю.

В глазах мелькают пятна из-за отражения солнца.

— Совсем делать нечего? — с понимаем говорит Стас.

— Да. Похоже на то.

Из-за того, что нет школы, домашних заданий, дополнительных занятий, времени стало слишком много. Вот и провожу его со Стасом, Денисом и родителями. Без них делать нечего: я не могу сидеть на месте и смотреть сериалы или играть. Такие дела наскучивают. От них хочется избавиться.

— Что ты делаешь, когда делать нечего? — спрашиваю и щурюсь от света.

— А. У меня такого не бывает. Я или работаю, или на роликах. Или отсыпаюсь. Могу добавить, что ещё трачу время на готовку, уборку и какой-никакой уход за собой. А самое приятное: когда, после работы, я забываю купить продукты, — Стас слабо улыбается. Его голос звучит тяжело.

— Нелегко тебе, — сочувствую я.

Под светом, тени от морщин на лице Стаса углубляются. Их слишком много для молодёжи. Как-то Стас сказал, что это от наркотиков. Я думаю, от переживаний. От мыслей… которые неприятны.

У Стаса таких много. Это понятно.

И он говорит. Не всегда напрямую, но я чувствую, как он хочет, чтобы полегчало.

Мне бы тоже было нелегко. Я бы не смог без поддержки родителей. Не знаю, кем бы я был без них. Без их участия и готовности занять мою сторону, даже если я не самый хороший. Без их присутствия и сочувствия. Без их улыбок и прикосновений.

— Друг, как ты?

— Жаль тебя, — говорю и не могу поднять глаза.

***

— Экзамены реально такой стресс вызывают? Ты слышал, что каждый год, из-за ЕГЭ, кто-нибудь да умирает? Хотят как лучше, много занимаются, ходят по репетиторам, чтобы набрать достаточно баллов, а потом не выдерживают. И всё. Предстаешь? Я не могу. Насколько ужасным должно быть всё вокруг, чтобы самоубиться? Непонятно. И, похоже, в таких случаях, никто не замечает, что человеку реально плохо. Все думают об одном и том же: «Скоро экзамены». Потом пройдёт. А уже ничего не пройдёт. Нечему больше проходить. Не у кого.

Речь Дениса несла траурный тон, но он оставался самим собой. Отслеживая это состояние, новости, которые он рассказывает, их количество, его погружённость, можно точно отследить в каком состоянии он находится.

Сейчас он – обычный. Значит, в его жизни всё по-старому, без изменений. Самоубиваться он не будет.

Сможет ли?

Есть ли из-за чего?

Будь это Стас, я бы крепче задумался, но, если это Денис – смотрю на него искоса, – сказать наверняка не могу.

Если говорит Стас, он называет свои мысли, он думает о своём состоянии, о своём месте в мире. Если говорит Денис, то он озвучивает новости недели и своё отношение к ним – отношение принадлежит ему, это его мысли, но будто его самого в них нет. Будто это заученное отношение. Как у машины-автомата с набором команд. Команда означает определённое к ней отношение.

Соответствуют не только слова, но и лицо. Нужные эмоции в подходящий момент. Денис не скрывает своего «непонятно», «странно», «любопытно» – это вычитывается на лице. Но не в глазах. Они будто застыли. С одной эмоцией, которая не подходит ни к «понятно», ни к «странно» и «любопытно». Словно в реальности машинка-автомат думает и беспокоится о совершенно других вещах, более важных, чем установленная команда.

— Странно, да?

***

— Вадим, когда пойдём? — спрашивает мама и показывает приложение для покупки билетов.

— Конечно утром, — заявляю я. — Надо экономить деньги!

— На твоё будущее, нахлебник? — отшучивается старик.

Совсем неумело.

— На твои игры.

— Не будем никому врать, — улыбается мама, — на мою одежду и косметику.

— Не проведёшь, — заключаю я. — Ради любимой женщины даже сна не жалко.

— Своей девушке так скажешь, — старик занимает «оборонительную» позицию.

— То ли ещё будет.

Ненароком я вспоминаю вечер на пляже, когда встала тема пресловутых отношений. Из-за того, что мне пророчили лишиться девственности с парнем. Чуть ли не с Андреем. Но потом я вспомнил лицо Гоши. То, как он отреагировал, когда я намекнул на отношения с парнями.

Он соврал.

Сначала думаю: «Почему?», потом вспоминаю, с кем его отношения.

Он всё прекрасно понимал, но поступил по-своему.

***

— Правда? Здорово. Я помню, что в детстве, в далё-ёком таком детстве, с матерью ходил на «Детей-шпионов», — тихо смеётся Стас. — Но потом – только с друзьями. Много было малышни?

— Целое стадо, — тяну я. — Воскресенье, утренний сеанс. Я думал, все будут спать.

— А по итогу мелкие с мамами и папами и ты.

— С родителями.

— Провинился будто, — улыбается Стас. — «И глаз мы с тебя не спустим!».

— Они так не говорят.

— Знаю.

Тепло держится весь день. Вечер наступает поздно. Небо выглядит обманчиво.

— Пройдёшься со мной? — спрашивает Стас, снимая ролики.

Смотрю на время: 22.34.

— На ночь глядя?

— Ага.

— Со мной точно ничего не случится? — подтруниваю я.

— Только если ты этого хочешь, — парирует Стас.

Умело.

— Только если не захочешь ты, — серьёзную издёвку он не оценивает.

— Не захочу. От моих идеалов ты далёк.

— Это… неприятно.

— Да?

— Нет. Но могло быть. Тебе не жалко чужую самооценку?

— Свою бы пожалеть, — рвано смеётся Стас и надевает рюкзак. — Пойдём?

Его тон меняется. Вот он шутит, вот спокойно зовёт идти.

Ведёт Стас. Я не спрашиваю, куда мы, пока дорога остаётся знакомой. Придерживаемся фонарей и дороги парка. Выходим на пешеходный фонтан. Он уже не работает. Ларьки закрыты, редко снуют прохожие, переговариваются и смеются.

Стало совсем темно. Но звёзды не проглядываются.

Стас присаживается между лампами и достаёт из рюкзака две коробки и пять штучных фейерверков.

— Ого, — на что меня хватает. — У кого-то праздник?

— Знаешь, — Стас протягивает фейерверк, — поводы нужны только алкоголикам.

— Тем, которые пироманы?

— Именно так.

Вопрос, сколько Стас потратил денег, которых ему не хватает, заминается. Из-за моей учтивости к нему и замечания, что достались по дешёвке и ждать много от них не стоит.

Кажется, я понимаю, что Стасу они необходимы. По какой-то особенной для него причине. Но спросить я не могу.

Это может оказаться не праздник, а «поминки».

— У кого хуже, тот проставляется, — предлагает Стас.

Я с настроем принимаю вызов. Это не игры на приставках. Здесь у меня больше шансов потому, что всеми шансами распоряжается удача.

Сначала ищем место для установки. Между стыками устойчивость… себя не проявляет. Смеёмся, когда вставленный фейерверк падает, будто падения произойти не должно было. Находим отличное место в клумбе, туда и ставим. Поджигаем и отползаем на пару шагов. Ждём.