Здесь слишком много места.

Я вздыхаю, опустошая лёгкие до напряжения, и запрокидываю голову. Облака сегодня тонкие и рваные, как куски ваты.

Надеюсь, Коля не видит их.

***

Через час подъезжает Стас. Как всегда, на роликах, которые пестрят красной изолентой.

— Жарко-о, — тянет Стас и пожимает руку.

— Вечером холоднее.

— Да ты что? Со своей работой до ночи я только ночью гуляю, — едва заметно издевается.

— Пакостник, — пихаю в ногу.

Катаемся десять минут и прячемся в тени.

Людей стало больше, не повернуться красиво, не упасть распластавшись. Я почти допустил столкновение с малым, которого отпустила мама. Он пошёл в свободный мир, а его чуть бэха не сбила.

Гуляйте в другом месте.

— Друг, ты, — обращается Стас, приглядываясь, а я выставляю указательный палец.

— Тс, тс, тс. Не думай. Не говори, — я думаю, что звучу и выгляжу забавно.

— Похоже, тебе дерьмово. Сочувствую.

Я убираю палец и скрещиваю руки, наваливаясь телом на ноги.

— Ты же не знаешь, что произошло.

— Чтобы посочувствовать, знать необязательно.

Я молчу.

Стас прав. Сочувствовать можно, но чему? Тому, что я трусло, которое боится собственных решений?

Потираю плечи, будто становится холоднее.

Тому, что я смотрю в толпу и ищу одного человека? Тому, что мои мысли совсем отрухлели?

Стас предлагает промочить горло. Я отказываюсь.

— У тебя, — говорю не слишком чётко, без желания задеть или обидеть, — есть друзья?

Знаю, сейчас у него нет близких людей, но спросить «были друзья» совесть не разрешала. Она бы отвесила дюжину пощёчин.

— Да. Ты, — Стас скомкано усмехается и обнимает одной рукой. Она, как глыба льда, безумно холодная. — На работе просто… знакомцы. Они все старше меня. Смотрят косо. Догадываются, что покуриваю. Но доказательств нет. Поэтому сторонятся. А раньше, — Стас делает паузу, смотрит вперёд и убирает руку. — Сейчас я не думаю, что у нас была дружба. Но тогда хватало.

В стороне кричат дети, где-то плачет малыш, а мама уговаривает его успокоиться. В горло смеются студенты, парни и девушки взахлёб переговариваются, будто ни у кого нет времени. Будто оно есть только у нас – у тех, кто сидит на бордюре и следит за окружением.

— Тогда, — тихо произносит Стас, словно поздно договаривать, — казалось, это и есть счастье. Дешёвая выпивка, трава, этот припадочный смех, — Стас кладёт руку на лицо, — секс с кем перепадёт. Гора удовольствия. Казалось, весь мир у наших ног. По-другому не скажешь. И мы были так… пьяны этим чувством. Что другого не замечали. Не очень похоже на счастье, да?

— У каждого своё счастье, — не задумываясь говорю. — Кому достаточно и солнечной погоды, а кому отпуск за границей. От человека зависит.

— Именно так, — говорит Стас с придыханием и ложится на спину. — А у тебя с друзьями всё хорошо?

Ни с Васей, ни с Петей, Данилой или Митей я не общался после того, как попросил Гошу исчезнуть.

Может, это нормально. Изначально, они были его друзьями, и только потому, что я начал общаться с Гошей, они начали общение со мной. Вот так совпало. А теперь связующее звено исчезло.

Похоже, нас больше ничего не держит друг с другом.

Ни вечер на речке, ни посиделки с фастфудом, ни разговоры, ни встречи за школой.

— Поругались?

— Мы… не ругались.

Что произошло в тот момент, когда Гоша подошёл ко мне? Когда шутил и думал, что заденет меня? Когда я смотрел на него и пугал потому, что таким я ещё не был?

А произошёл понедельник. И разочарование.

— Разошлись принципами, — более расплывчатую фразу придумать сложно.

Если подумать, мы были друзьями?

Когда меня не было, Гоша писал. Изредка, но искал встречи. В конце концов, он пришёл в класс. Но это не имеет отношения к тому, что он сделал.

Кажется, он вообще ни о чём не думал.

***

— А ты бы на резанный фильм пошёл? Вроде, кажется, ничего из сюжета не теряется, но так странно понимать, что где-то будет не хватать сцены, а хуже того! – несколько сцен, и думай, это сюжетная дыра или вырезанный кусок? Жестоко так поступать! — Денис опять завёлся. Я не думаю пытаться остановить его. — Странно, что человек за свою карьеру может получить такой отклик от публики, как думаешь? Конечно, это не странно, он заслужил, но… странно ведь! Столько… любви, обожания, просто за то, какой он есть. Удивительно. Но будь он алкоголиком, наркоманом или насильником, ничего подобного не случилось. Даже если бы это был самый настоящий он. Люди скорее принимают хороших людей… Было бы странно, если бы они принимали плохих, да?

Я могу сидеть в телефоне, не слушать, не отвечать на вопросы, быть занятым меню, вывеской, плакатом, другими людьми, и это не смутит Дениса. Потому что ему неважно. Потому что это – очередное притворство, которое должно произойти, чтобы я поверил, что он такой – трещащий без умолку, а не ребёнок, который боится семьи.

Такое впечатление не стереть новостями, которые Денис, не сомневаюсь, специально отыскал и запомнил, чтобы потом рассказать мне. Он уверен, это поможет.

Я же уверен, что ничего хорошего не выйдет.

Денису бы мои мысли и слова, и он бы не занимался перфомансами.

Но, в этот момент, я понимаю: я занимаюсь тем же, чем и Денис. И точно так же, судя по реакции Стаса, по слегка взволнованному поведению мамы и мягкому старика, вижу, что попытки мои неудачны. Они всё видят. Понимают, что прячу. И Денис.

— А ещё, очень странно, как информация по сети разлетается. За пару часов хэштег с песней занял первую строку, тогда как новость с революционными движениями за пять дней дотянулась только до четвёртого места. Эти приоритеты странные, — затихает Денис и напяливает улыбочку.

Под конец его голос не трещал, а скрипел.

— Выдохни, — устало говорю я.

Я могу не слушать, но всегда вслушиваюсь в то, что он говорит. Может быть, это имеет смысл. Может быть, он оговорится или скажет, по своему мнению, лишнее. Как это было с семьёй, когда надо было извернуться.

В таких ситуациях его можно рассмотреть.

***

— Papá, — я врываюсь в гостиную, — давай реванш.

Мама и старик останавливаются, а музыка из «Just Dance» продолжает играть. Оба удивлены, но мама первая схватывает ситуацию и получает «Superstar» от программы. Старик впопыхах догоняет её. Она уже «Megastar».

— И в чём хочешь реванш? — заносчиво.

— В том, что выберешь.

— О-хо-хо, кто это осмелел?

Со стариком я научился не бояться таких вот незначительных проигрышей.

========== 24. Четверг-вторник, 20-25.06 ==========

— Представляешь, на работе подошёл чувак, отвёл подальше и спросил: «Ну, ты же молодой, да? Сечёшь в этом, да? Что сейчас молодёжи нравится, от чего заводится?». Подарок сыну искал, — говорит Стас, будто сам не ожидал, чем кончится. — А я посоветовать ничего не мог. Откуда мне знать, что нравится молодёжи?

Стас смеётся и прикрывает рот рукой. Он и улыбки закрывает. Редко улыбается зубами.

Дело не в кривизне или желтизне, у Стаса с этим проблем нет.

— В который раз понимаю, насколько я оторван от мира.

Он много думает и делится со мной размышлениями потому, что, по факту, больше не с кем. Мне же интересно, что скажет более взрослый – в январе Стасу исполнилось двадцать три.

— Мы все немного оторваны от мира, — говорю и разматываю Стасу наушники. — У всех свои миры, в них и живём, а другие… они же не наши. Чтобы сразу сблизиться с ними, ну, надо совпасть интересами, — я распутываю последний узел. — Хотя бы так.

— Тоже верно. Спасибо, друг.

***

— Удивительно, да? Почему в наше время продолжаются войны и насилие, несмотря на прогресс? Кому-то это реально нужно? Почему оно продолжает быть нужным? Это так странно и непонятно. К тому же, — Денис смотрит вперёд, трогает руку и прощупывает синяк, — одну большую войну рядом мелких сдерживают. Для этого контроль есть, но не для мира. Или, — он смотрит на меня, — ну, мы можем жить в мире потому, что кто-то другой страдает.