Повезло, что Яков с концами не отрезан от мира. Жаль только, что понимание действий у него на уровне малолетнего, которому вовремя не объяснили, что другим людям может быть «больно».

— Ты не смотрел этот фильм? — спросил я, пока Яков открывал файл.

— Нет. Я не смотрю фильмы. Предпочитаю книги.

Да, те самые книги, купленные за копейки в советское время и фрагменты которых Яков мог цитировать по памяти. Толстого, Достоевского, Тургенева, Гончарова и остальных.

Окно стандартного проигрывателя растянулось. Яков выпрямился и прижался спиной к стене. Я незамедлительно сполз на его плечо, опуская руку на грудь. Яков вздрогнул, а я, не замечая, потёрся головой.

— А комиксы?

— Нет. Никогда не читал… — он заговорил шёпотом, а его сердце билось точно в мою руку.

— Это надо исправить, — игриво наставил я, поглаживая Якова ладонью.

Я стиснул зубы, чтобы удержать надменную улыбку. Кадры фильма мелькали перед глазами. Сердце Якова набирало темп, а я сильнее вжимался в него, подтягивая ноги. Сладкая дрожь вскружила мне голову.

Я почувствовал возбуждение раньше времени.

Фильм тянулся вечность. Камера часто тряслась – это единственное, что я запомнил о картине потому, что быстро потерял к ней интерес и готов был закрыть глаза, чтобы отдохнуть, но боялся заснуть. В такие моменты я начинал ёрзать и телесно смущать Якова, неоднозначно водя рукой по рёбрам и спускаясь к животу.

Он был горячим. Его желудок и кишки должны быть намного горячее. Такие мысли возвращали. Пульсация его организма с размеренностью маятника успокаивала меня, и я легко вздыхал, ощущая конец.

Время шло и наконец настало. Та самая сцена. Кульминационная. В ней два действующих лица: девушка и мужчина. Место действия – переулок. Действие – жестокое изнасилование. Он ей угрожал, она просила отпустить. Ему было всё равно на её мольбы, у него были нож и сила. На ней была тряпка.

В какой-то момент я ощутил себя ею. Она ничего не могла сделать. Лежала под ним, кричала в его ладонь, а он трахал её и нёс бред о своих проблемах.

Оставалось догадываться, проведёт Яков аналогию или воспримет фильм чисто. Что меньше всего меня интересовало.

Свободную руку я положил на пах и начал дышать через рот. Поджал сильнее ноги и не отрывал глаза от монитора. Девушка испытывала боль, а я заставлял себя испытывать наслаждение, хотя бы на ту долю секунды, когда Яков обратит внимание.

Он уже заметил, но не подавал виду. Я тёр член и дышал всё громче.

— Илья… — неловко проронил Яков.

Я повернулся к нему и заговорил в ухо:

— Разве тебя это не возбуждает?

Вторая рука поползла вниз по его животу. Яков перехватил её.

— Н-нет, — промямлил он, отворачивая голову.

— А меня – да, — выдохнул я и прижал его руку к своему члену. — Чувствуешь? — Моя улыбка изломалась, но он не видел.

Яков упирался. Но несильно. Иначе отнял бы руку намного раньше. Я двигался, тёрся об него. Другой рукой я почти залез под резинку его штанов, но он удерживал.

Изнасилование продолжалось. И как я был рад, что сцена эта мучительно долгая. Она давала мне много времени, чтобы успеть сделать всё по плану, расставив по местам.

Иногда я подхватывал её стоны. Иногда повторял его имя. Иногда терял счёт времени и с резким вздохом возвращался к реальности. Я выпадал на несколько секунд, хотя по кадрам фильма это было трудно определить.

— Сожми, — призывал я, пытаясь стиснуть руку Якова на себе.

Он не соглашался. Когда я выронил стон, сам того не ожидая, Яков выдернул свою руку из моей. Та, которая держала мою, впилась крепче.

— Тогда я сделаю это, а ты, — лёгкие судороги прошлись по телу, — закрой глаза, пожалуйста…

Яков не ответил, повёл головой, а я продолжал шумно вздыхать, смотря на его напряжённое лицо.

Закрыл.

Я улыбнулся, оголяя зубы и отнимая руку от него. Он выпустил без претензий.

Я пошуршал тканью. Искоса посмотрел на ноутбук, облизывая пересохшие от волнения губы.

В этот раз спешка не будет ошибкой.

Я удовлетворённо выдохнул и сглотнул.

Один стон. Один толчок.

Один хлопок крышки ноутбука.

Мгновения хватило, чтобы схватить компьютер и нанести удар. Быстрый. Непродуманный. Яростный. Кажется, я услышал, как сломался носовой хрящ, или воображение разыгралось на полную катушку от ощущения, которое прошлось по рукам прямо в мозг, когда ноутбук столкнулся с лицом.

Я резко замахнулся. Успел увидеть кровь и ошеломлённое лицо Якова перед тем, как ударил второй раз. К рукам прилила кровь – они горели. Я сделал третий удар, четвёртый. Бил так сильно, как мог, сколько сил скопил за все те недели мучений рядом с ним. Я наконец-то чувствовал облегчение. Я наконец-то раскрыл свою ярость и ненависть. Они лились бурным потоком, и останавливать его я не собирался.

Наконец-то я улыбался по-настоящему, выхлёстывая остатки ненависти на ублюдка, а от него не последовало ни крика, ни сопротивления. Не успел. Руки сначала дёргались, но не добрались до меня.

Бук разваливался, я бил остатками, с каждым ударом смеясь этой мрази в размозжённое лицо.

Оно превратилось в сплошной синяк красного цвета, вздулось как упаковка с размороженным мясом. Яркая кровь сочилась из носа, из ран под глазами, на щеках и губах. Несколько зубов потрескалось. Волосы у лба приняли бледно-красный цвет.

Я наслаждался и задыхался от счастья. Тело Якова безвольно опиралось на стену. Мои руки тряслись, но разломанный компьютер не отпускали.

Чем дольше я смотрел, тем слабее становилась улыбка. Она сползла, когда я понял, что случилось в моей голове: Яков сделал похожее с Толей. О котором я не вспомнил ни разу за время своего заточения…

Из-за этой дряни.

Я со злобой нанёс несколько ударов по телу и выкинул обломки.

Мне нужно убираться.

Я сполз на пол и двинулся на коленях в соседнюю комнату. Прополз её и достиг прихожей. Не переводя дыхание, я потянул ручку двери. Она была заперта.

— Вот ты ж сука… — прошипел я, поднимая голову.

На гвозде, вбитом в косяк, висели ключи. Они были настолько высоко, что рукой не дотянуться. Я оглянулся и вернулся назад. Схватил стул и кинул к двери. Чтобы взобраться, пришлось схватиться за стену и встать на ногу. На саднящий и орущий обрубок. Я вскрикнул от боли и мигом умял голос, вытягивая тело. Оно горело.

Я тянулся. Ноги ныли, руки тоже. Я подцепил пальцем ключ. Он иронично забренчал, сталкиваясь с другими.

Я разозлился и попытался подпрыгнуть на коленях. Пара попыток, и я стянул ключи. Они упали на пол. Чтобы слезть, мне снова потребовалось опереться на рану. Я закусил губу и думал, как не переместить вес тела на неё, но всё пошло с точности да наоборот. Я снова закричал, на этот раз не сдержался, и упал со стулом.

Я думал, что зареву, пока лежал на спине и часто дышал. Я не помню, сколько сил потребовалось, чтобы вновь подняться на колени, но ушла уйма времени.

Со второй попытки я подобрал нужный ключ. Испытав прилив счастья, тут же потянул ручку. Дверь открылась. Меня потянуло за ней. Я ударился подбородком и локтями о деревянное крыльцо. Мелкие занозы вонзились в кожу.

Я стонал от боли, пока внутри не похолодело. Пока ветер не обдал колючим порывом. У меня спёрло дыхание.

На улице по-прежнему стояла зима. Ледяная. Не щадящая. Изо рта у меня валил белый пар, пальцы продрогли от мороза.

Я выбрался.

На лице появилась сдавленная улыбка, и я пополз на коленях к калитке.

— Кто-нибудь! — орал я. Крик тонул в округе. — Помогите!

Вокруг на самом деле была деревня. Дома, кажется, построили несколько веков назад. Складывалось впечатление, что отсюда люди переехали не меньше четверти века назад. А в настоящем здесь был я.

— Пожалуйста! — истошно вопил я.

Холод разъедал пальцы на руках и кожу на коленях. Я содрогался от ветра. Притоптанный снег под ладонями начинал казаться тёплым. Я прибавил ходу и кричал через мышечное сопротивление в глотке: