— Я не собираюсь его сдавать, — и неважно, что ты предложишь, как попросишь, что сделаешь.
— А что тебе даст его выгораживание? — ответ – ничего.
— А что ты будешь делать с ним, если не буду? — будешь мучать, убивать его дальше, заставлять испытывать свои пытки? Точно что-нибудь из этого.
— Верну домой, конечно, — там, где его никто не будет слушать, верить, а потом он сорвётся…
— Прости, но…
— Даже если бы я предложил тебе продолжение того, что произошло в больнице? — как случайный вариант произнёс Рома. Словно продолжение списка покупок.
Я знал, что он это скажет. Предложит. Затащит в постель, потому что я этого хочу.
— Я и так понял, о чём ты говоришь. Поэтому, отказываюсь, — встав из-за стола, вышел из кофейни.
Ну, трахнет он меня, а что дальше? Вот именно, ничего. Это будет единственный перепихон, после которого уже не будет продолжения. Я опять останусь на ограниченной прямой, где нельзя сделать шага в сторону. Останусь на месте, не зная, куда деть себя, потому что домой я не вернусь, а Левин вернётся туда, откуда сбежал, и до него мне будет не добраться. Рома тем более позабудет – он получит от меня того, чего хочет сам, и оставит. Забудет такого использованного единожды придурка как Тимур, и будет жить как прежде. Превосходно, волшебно, блять, в своём царстве и сидеть на троне в окружении гарема, которой самостоятельно соберёт, и каждая шлюшка там будет рада оказаться рядом с ним, рада будет целовать его ноги и смотреть на него, зная, что у неё есть на это право – он сам его даровал. У него есть всё, что пожелаешь – влияние, власть и внешность, которой каждый верит. Только он выбирает, кто будет с ним.
Шаг начал замедляться.
Будь то один трах, то несколько. Как он захочет, так и будет, а значит, всё решает он. Что, как, где, по какой причине или без неё, что тоже окажется причиной, скрывающей в себе похоть и… всё остальное. Раньше бы я, не задумываясь, согласился. Ведь это – Рома! Не кто-то ещё, а именно он. Такой замечательный и обожаемый, желаемый и неземной. Слишком потрясающий и завораживающий. Точно модель с журнала, на которую ты дрочишь, не переставая, которую хочешь всё сильнее и жёстче, хоть и раза не было. Просто потому что много нафантазировал, навоображал себе. Так, как делают мелкие девчонки, не в состоянии признаться объекту подражания. Так и я… отказываюсь, отказываю самому себе, отказываю тому, кого хочу больше любой девчонки, отказываю ради какого-то там парня из кучки остальных…
Остановился.
Он мне – никто, я ему – никто, и между нами точно ничего не будет. Ни в этой жизни, ни в будущей. Останусь я с ним и что дальше-то? Он выйдет из своего пограничного состояния, сорвётся на меня и пошлёт. Не один раз, а мне, из чувства вины, придётся сделать это. И останемся мы одни. Ни у кого ничего не будет, никто ничего не получит. Это – слепая сделка, на которую я согласился, наплетя себе на ум какую-то околесицу. Зачем мне ухаживать за ним? Зачем беспокоиться? Тревожиться? Что с этого будет? Верно, ничего. Я останусь при своих неисполненных мечтах и мыслях, а он при своих. Может, он вообще на меня зуб точит? Я много дерьма сделал ему, почему бы и нет? Он говорил, что у него есть причины поступить со мной так, как поступил Макар. Так зачем рисковать ради него? Зачем приносить свои желания в жертву? Зачем самому становиться жертвой неисполненных мечтаний? С Левиным у меня и одного раза не будет, а с Ромой может быть хотя бы один… чего же я хочу? Ради кого я готов принижаться? Ради кого я готов вытворять всякие вульгарности, если попросит?
Люди проходили мимо меня, не понимая остановки посреди дороги. У каждого своё на уме: они могут думать обо мне плохо, могут догадываться о том, кем я являюсь, чего боюсь, кого страшусь, но они никогда не прикинут в своих мозгах, чего я на самом деле желаю, кого так сильно хочу… ради чего готов разбиться в кровь… Только ради него.
Я принял решение.
И вернулся в кофейню.
========== 44. Хищники и жертвы ==========
POV Кумы
Все люди, вне зависимости от происхождения, религии, расы, национальности, штампа в паспорте, одежды на теле, мыслей в головке, сексуальных предпочтений, любимого пива и фильма, делятся на хищников и их жертв, на тех, кто доминирует, и тех, кто подчиняется и уничтожается. Если два хищника встретятся, то останется сильнейший; если две жертвы встретятся, они пожелают друг другу удачи и разойдутся. Если встретятся хищник и жертва, то произойдёт падение жизни, от неё ничего не останется, а другая приобретёт большую уверенность в себе и желание подняться выше.
Я – хищник.
Хищника определяют не внешний вид и поведение, а мотивация и ход мыслей. Он знает, что ему никогда не будет угрожать опасность, потому что он сможет постоять за себя, знает, что может идти, не оборачиваясь, не страшась выпада со спины, знает, что жизнь не подкинет сюрпризов, которых он не ждёт, знает, что всё будет идти по маслу, и будет вести жизнь под поводок, говоря куда ей свернуть или какую дорогу выбрать. Хищник сам строит своё существование и окружение.
Окружающие люди – жертвы.
Хищник – тот, кто контролирует, тот, кто приказывает, тот, кто может руководить и управлять, и тот, кто не знает страха. А если знает, то лучше ему оставить место и переметнуться к жертвам, выстраивая живую стену для своей защиты. Страх пожирает, сомневает, даёт ложную надежду и существенные патологии, он смешивает с грязью, заставляет вязнуть в ней, тонуть, захлёбываясь остатками густого разочарования, что залезет в рот, протечёт в горло, протискиваясь в желудок и останавливаясь в кишках, и с нужной секундой превратится в иглы, что разлетятся в стороны, протыкая каждую ткань.
Наличие страха – скорая смерть. Отсутствие – долгая жизнь.
Но есть такие люди, что живут со страхом и выживают, оставаясь хищниками. Притворяясь хищниками. Притворяясь жертвами. Он – один из таких. Тимур. Если ему нужно получить что-то от жертвы, то он становится хищником, что легко получает необходимое; когда от хищника, становится жертвой, поддакивающей, соглашающейся и кивающей, при этом оставаясь со своим мнением наедине и думая о том, как бы обдурить, выкрутиться, получить больше, затратив меньше. И у него это получается. Мне нравится смотреть на театр, что он разыгрывает, когда ищет того, кто следит за ним, когда надевает свою маску жертвы, что висит на близком крючке.
Его слова, речь, движения, изменяется всё, но не его мысли.
В таком состоянии его легко запутать, сбить с нужных раздумий, заставить оговориться, но не повалить на землю.
Однако, мне и спектакль надоел, и пришло время для оплаты по счетам. Хорошей и достойной оплаты, что покроет все расходы с головой, что будет стоит своей истинной стоимости. Его эмоции, его ужас, его страх, настоящий страх за того, кто является ему… этого я не знаю. Его жертвой? Скорее всего. Но не это важно. А важны отчаяние и безумие, от которых он не может отказаться ради себя. Видел бы он, то никогда не признал себя, своего голоса в тот момент, когда склонился над мальчишкой, зовя по фамилии, будто не зная имени, но с большим остервенением он бы отказывался от своего лица, от глаз, в которых отражалось это действо, достойное целой сцены для повторного воспроизведения.
Страх его переполнял вместе с той болью, которую он не должен был ощутить. Это было завораживающее блюдо. Особенно крик мальчишки, который он хотел сдержать, пытался сдержать, и ради чего? В такие моменты можно позволить себе больше, намного больше, но он не позволял даже в том состоянии, в котором находился. Его и до меня что-то терзало, поэтому ничего нового в него я не внёс. Но, кажется, он что-то внёс в меня. Неощутимое и невидимое, когда я сделал шаг назад. Что-то вселилось в меня подобное проклятью.
Но хищник остался хищником без страха, а жертвы – жертвами со своими демонами и чертями.
— Т-ты выглядишь радостнее, чем о-обычно, — заикался Гарик, увязавшись со мной.
— Есть причины.