— В пьяницу?

Почему-то для меня с Китом это – игра бесконечности, в которую мы редко доигрывали до конца. Каждая партия начиналась с одинаковых карт. Сейчас тоже. Это бесило, первые игр двадцать, потом, уже не смотря, клали дополнительные две карты, а иногда и ещё две. Досадно, когда стопка быстро редеет, а ты ничего поделать не можешь. Просто игра наудачу и верную тусовку. Зато сколько радости, после череды поражений, приносит шестёрка, дарующая туза. И вот ты снова на ногах. Однако, счастье недолговечно, и ты опять терпишь череду поражений. Хорошо хоть до конца не умираешь. Всегда остаётся надежда на последнюю карту.

— Это никогда не закончится. — Не стоило даже констатировать факт, Кит.

Неожиданно свет померк.

— А?

— Ого, — Кит смотрел на мобильный, — уже половина одиннадцатого.

— Хорошо посидели. — Столько времени прошло, а я и не заметил. Как пьяница.

Дырокол отсчитал за то, что мы были неизвестно где, и отправил по комнатам, мол, уже пора спать. А я не против – заметно притомился от игры в карты и узнавания вредных привычек Кита. В комнате были все трое, уже в кроватках. Дырокол добрался до них раньше, чем до нас.

Зевнув, начал переодеваться. На меня никакого внимания не обращали – ещё один плюс.

— Всё, дверь закрыть? — Я решил выключить свет, раз последний. Кара такая.

Мне не ответили: Трофимов в наушниках, а Ульяшов и Назаренко переглядываются. Не задавая больше вопросов, запер дверь на ключ, положил его на стол и выключил свет. В полутьме добрался до кровати, хотя она не так далеко располагалась, но я мог запнуться о тумбочку, на которую положил телефон и очки.

Уложившись, вздохнул с облегчением. Матрас и подушка такие мягкие, но с головой не засасывают, оставляя под спиной плоский блин. Расслабляющее чувство пролилось по телу, заставляя отключаться так быстро, что и осознавать не успеваешь. Однако упавший ключ, громко звеня при столкновении с деревянным полом, сумел сделать это. Ну и пофиг…

Нарастающую музыку я с трудом уловил во сне. Электронные звуки колебались, становясь громче и чуточку отчётливее. Внезапно появившийся туман потяжелел и заглушал неясную музыку, но она вырывалась из его пут. Мелодия стала крайне досягаемой, и к ранним звукам присоединился низкий мужской голос, гитара, стук барабанных тарелок и барабанов вообще. Мужик протягивал одно «а-а-а», музыка оборвалась и продолжилась. Не могу определить сквозь сон: я её уже слышал? У кого-то определённо есть вкус, прямо как у меня.

— Левин! Выруби мобилу! — Ульяшов с утра развопился.

А, это мой. Обидно. Только вспомнил, что заменил будильник, и вместо войны у меня «добро пожаловать… на шоу». Эта другая. «В лабиринт». Точно, он самый. А группы… «Страх и что-то там (нужно перевести слово) в Лас-Вегасе». Я-то думал, будет действовать сильнее – следует провести переизбрание.

— Левин! — В меня кинули подушку, а я ещё из-под одеяла не вылез.

— Да ща, дай найти. — Не выбираясь из укрытия, я пытался нащупать телефон на тумбочке, раньше нашлись очки, и удачно в голову прилетела вторая подушка, должно быть, от Трофимова, если она не первая. Я тыкнул, нащупав плоский экран, куда попал. Музыка стихла. Без труда я вырубился.

— Мать твою! Левин! — А после понял, что нажал не на выключение, а на повтор через тридцать минут.

Покончив с будильником, я вылез из-под одеяла и двух подушек. Потянулся, нагибаясь то влево, то вправо, и задыхаясь очередным зевком. Я опять чувствовал себя бодрым и свежим. Это от обстановки зависит? Или от кровати? Но позавчера я на своей спал, а был таким же. Над этим стоит подумать или даже не стоит утруждаться по поводу того, чтобы подумать. Так-то лучше.

Без подушек спали Ульшов и Назаренко, Трофимов, видимо, отключился, слушая музыку. Взяв нужные умывальные принадлежности, подумал, что спать им неудобно, поэтому в каждого, не рассчитывая, кинул по подушке. Прямое попадание безумно воодушевило.

— Чепэ, — слишком громко произнёс я.

— Человек-паук? — тихое предположение Назаренко.

— Чрезвычайное происшествие? — представил свою версию Ульяшов с подушкой на лице.

— Чёткое попадание, — развеял их домыслы я и открыл дверь. Ключик был обнаружен на столе.

Забыв, где располагается туалет, несколько минут бродил из одного конца коридора в другой, но вспомнил, поражаясь откровенной тупости.

— Вобвое утво, — произнёс Кит, чистя зубы.

— Не утруждайся.

— Быстро заснул? — поинтересовался он, умывая лицо.

Я кивнул, начищая зубы, и услышал, как скрипнула дверь.

— Доброе, неудачник. — Трофимовский голос ни с чьим не спутаешь, но с такой интонацией и резким хлопком по плечу, я чуть не подавился зубной щёткой, ощущая, как она подкатывает к горлу. Сразу всё выплюнул и склонился над раковиной. Что это сейчас было!?

— Достал, — прошипел Кит.

— Ничего я не делал. — А голос оставался равнодушным.

Пришлось ещё и прокашляться, но ощущение того, что щётка задевает далёкие участки языка и нёба, неприятно надавливая, не оставляло. Фу, блин, ещё и пасту проглотил.

— Ты как?..

— Я рад, что это не вчерашний ужин.

— Слушай, — его рука стиснула моё плечо, — между вами?..

— Он меня вчера вообще не трогал, — произнёс я и прополоскал рот. Тёплая. — Даже не посмотрел в мою сторону. Круто, да?

— Что крутого-то?

— Ты больше не будешь страдать. — Пусть и несколько деньков.

— А причём тут я? — Что за недопонимание?

— А я? — Быстро умыв лицо, я покинул комнату.

— Ваня!

— Да чего?

— А вдруг эта такая стратегия? — Он изобразил непонятный жест руками. На замок походило.

— Што? — Меня чуть не прорвало на смех.

— Ну, — Кит раскраснелся, — это как выслеживание из кустов, только вот такое поведение… как бы. Маскировка? Мимикрия? — На его лице растянулась улыбка, что говорила: «Мне нужно срочно отмазаться, поэтому буду использовать биологические термины», а уходящий в угол взгляд, что их значение может быть употреблено неверно.

— Успокойся, а то от тебя девушка уйдёт.

— А она какое отношение имеет к этому?

— Да просто так, не знал, что сказать.

— Не бери всё, что под руку попадается…

«Неудачник» – это всё, что сказал Трофимов. Как и обычно, но сейчас унизить не попытался. Болеет, наверное.

Решили с Китом держаться вместе. На протяжении всего дня. Как и постоянно. Завидев Трофимова, Кит уводил меня подальше, а я видел, как Жданов снова липнет к Трофимову, а тот никак не реагирует. Бросает односложные фразочки, не поднимает взгляда, не ухмыляется. Может, несчастье у него случилось? И стоит ли мне строить предположения? Оно мне не нужно, я его никогда не смогу понять. Не только из-за того, что лень, но и из-за того, что есть определённые типы людей, которые в себе разобраться не могут. Оставлю для себя: у него что-то случилось, а меня это не касается – все счастливы.

Вся бы жизнь была такой.

Экскурсию проводил Дырокол и ещё один мужчина, работающий в музее. Ходили по залам, нам рассказывали всякие факты, кто-то умудрялся записывать вручную, а кто просто включил диктофон на телефоне. Я же преимущественно залипал на экспонатах. Русские шлемы, покорёжанные временем, уцелевшие кольчуги, старые женские наряды, в основном воспроизведённые, иногда целое оружие, чаще его часть. Когда я смотрел на них, пробирал холодок, потому что мне казалось, что на них вовсе не ржавчина, а старая кровь. И в эти моменты шестое чувство так и кричало: «Обернись!», и я оборачивался. Сзади был Жданов с Трофимовым, только никто из них не смотрел на меня. Они тоже изучали доспехи, только с другой стороны.

Паранойя Кита передалась и мне!

— Упс, извините, парни, — по-детски пролепетала Антурьева, ослепив вспышкой. — О! — Больно радостно воскликнула она. — Ванька, свет точно отразился от твоих очков! Зацени. — Она поднесла кэнон к моему лицу, чуть ли не тыча в нос. Я и Кит оказались в стороне, а мои окуляры белоснежно белые. — Офигенно круто! Ты прям супер-профессор. Я это оставлю, ты не против?