Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

– И что?

– Ваш выбор. Хотите вступать, вступайте, перейдёте на сторону врагов России. Но это дорога в одну сторону, пока Советская власть некоторых из вас репрессировала, так сказать, на всякий случай, чтобы уберечь от плохих поступков.

– А ты знаешь, как там нас берегли? – взвился Скиба.

– Уймись, – буркнул Барма.

– Про перегибы сам товарищ Сталин говорил.

– Это он когда говорил, а молодых вчера погубили.

– Короче, – закончил спор Монах, – ты это к чему?

– Решено дать вам перейти к финнам.

– С чего бы такая милость?

Майор достал пачку папирос, вынул одну, подул в мундштук, прикурил, отвёл глаза:

– Не знаю.

Казаки переглянулись, явно не поверив. Барма подумал: «Мудрит майор». Монах: «Знает, но говорить запрещено». Скиба: «Перебьют при переходе».

Волик спросил:

– А нам в спину не стрельнут?

– Не только не стрельнут, ещё охранять будут.

– Вот это и страшно.

– Давай, майор, начистоту, всё равно догадаемся.

– И то верно.

– Старшина Кутько с вами пойдёт.

– А-а-а.

– Тогда понятно.

– Это шанс, казаки!

Тут Скиба взвился:

– Вы что, станичники?! Старшина – хороший человек, но он за Советскую власть гадюку оближет.

– Уймись, казаче. Нам старшина как манна небесная. Только из-за него нашу тройку и отпускают, чтоб подтвердили, что он тоже от Советов решил уйти. Ну, я думаю, это нам ещё подробно расскажут, так, майор? Только мы в РОВС служить несогласные.

Майор выбросил недокуренную папиросу.

– Это только добавит достоверности вашей компании. Биографии у вас такие, придумывать ничего не нужно. – Он растёр каблуком окурок. – Так какие мысли по переходу?

– Можно поближе к столице пробраться, прихватить офицера постарше, ему письмо передать.

– А если вас раньше свинтят? Тут не наши плавни, тут местные опытные охотники имеются.

– Есть у Бармы запасной ход. Дивчину он отпустил, она обязательно на хутор придёт.

– Просто отпустил?

Барма поднялся:

– За дровами схожу.

Сразу за ним вышел Монах:

– Как девицу отпустил, рассказать не хочешь?

– Нет желания, но, если нужно… Нашёл её в дальней горнице, в постели. И, понимаешь, так она мне Маричку, соседку, напомнила. Ничего не говорила, не просила, только жалобно смотрела. Перевернулась на живот, попку подняла, ну я и…

– Понятно. Дальше.

– Одел потеплее, голову замотал, чтоб не раскисла от крови, с хутора вывел. Всё. Ты же знаешь, как на это дело после крови тянет, а я бабу сто лет не видел.

– Как думаешь, вернётся?

– Обязательно. Её хату мы не спалили, барахло там разное осталось. Да и она не младенец, вполне может самостоятельно жить.

– Лет-то ей сколько?

– Метрику не ко времени смотреть было, на вид двенадцать-четырнадцать, а по-женски – вполне взрослая.

– Тьфу, паскудник. Ну да я лицо не духовное, наверное, всё правильно сделал.

– Соседка у меня Маричка, сирота. Жила с бабкой. Я летом в сарае на сене спал. Так вот повадилась эта Маричка ко мне в сарай приходить. К колодцу за водой сходит и ко мне в сарай. Я сплю, а она войдёт, встанет возле головы, юбкой накроет. Проснусь, а вместо света темнеют таинственные заросли. А когда не просыпался, присаживалась и щекотала срамными волосами и ещё чем-то. Проснусь, только хватать – она ведро воды холодной на нас обоих раз и смеётся как скаженная.

Однажды пришла, трогать меня за корень осторожно так начала, я и потёк, бурно так, она на ладошку, понюхала и в рот. «Ты чего?» – говорю. – «Вчера быка приводили к корове. Бык молодой. Тыкается, попасть не может, уже храпеть начал, бабка как заорёт: "Заводи, дура малолетняя! Щас стратит!" Корень у него здоровенный, как твоя рука, а чуть подправила, так сразу до яиц вошёл. И запах как у тебя». – «А на вкус как?» – «Дурак!»

– И что? – спросил Монах.

– Ничего. Вскоре на службу ушёл, когда вернулся, её уже не было. Бабка померла. Прибилась к кому-то Мария, уехала из станицы.

– Бывает. Ты это к чему?

– Та чухонка тоже…

Вернувшись, Монах объявил майору:

– Письмо нужно писать, на хутор снесём. Попробуем оттуда начать. Барма, а вспомнит тебя Маннергейм? Припомни какую-нибудь историю личную. Может, смешное что сказал, развеселил генерала?

– Куда там, где он и где я, простой казак. На службу я попал рано, восемнадцати лет не было, зато в джигитовке мало кто со мной сравниться мог. Вот меня в кавалерийскую брусиловскую школу определили. В эскадрон ротмистра то ли шведа, то ли немца Маннергейма. В школе служба была интересная. Придумывали новые приёмы выездки и рубки. Ротмистр с корнетом писали рекомендации для строевых частей. Периодически Маннергейм начинал хромать, болели давние переломы. Однажды я дал ему горский бальзам, который мне передали с родины. Позднее он уехал на японскую войну. Больше мы не встречались. Ещё помогал ему отобрать трёх лошадей для фронта.

– Ну вот! – обрадовался майор. – Мазь, это он может вспомнит, ещё клички лошадей припомни.

– Один был ладный конёк, вроде Сюрприз или Талисман.

– Порядок! Поеду в НКВД доложу.

– А где старшина?

– Увезли куда-то.

Вскоре прибыл старшина Кутько, и мы с ним спокойно перешли на финскую сторону. Мы дали слово не причинять вреда финским гражданам с условием, что нас не будут трогать и выдавать советской стороне. На жительство нас определили за полярным кругом, подальше от людей. Старшина вскоре уехал вместе с озабоченным господином из РОВС, вообще не похожим на офицера. Срубили себе дома, женились на финках и жили тихо. Только на охоту иногда ходили вместе. Местные не надоедали, тут не принято интересоваться соседями. Барма ту чухонку в жёны взял. То ли женой она ему была, а может, дочкой, или тем и другим. Умер он первым, потом Монах и Скиба.

– А вы кем же будете, Французом или Воликом?

– Неважно. Все сгинули, когда решили перейти на эту сторону.

Когда мы уезжали, спросили у Тарьи, как её фамилию можно перевести на русский.

– Маленькая корова. Маленький бык – Волик.

Выходит, старик не изменил фамилию, продолжил славный род вдали от дома.

Ольга-Лиза Монд

Открой мне дверь. Выпуск № 3 - i_007.jpg

Родилась в Москве. Окончила факультет филологии (отделение теории и практики перевода) Московского государственного университета имени М. В. Ломоносова. Кандидат педагогических наук. Автор ряда научных публикаций.

Живёт и работает в США, где получила также образование актёра музыкального театра и драмы.

Является автором одиннадцати пьес и либретто пяти мюзиклов. Её работы неоднократно побеждали в различных конкурсах драматургов, восемь были инсценированы. Две пьесы опубликованы. Пьеса «L.O.V.E» стала финалистом конкурса «Время драмы, 2021, осень».

Над прозаическими произведениями начала работать два года назад. В настоящее время к изданию готовится сборник рассказов и повестей.

Красные дни календаря

(Рассказ)

– Мам, а что такое «красные дни календаря»?

– Нерабочие дни по случаю каких-то очередных праздников и суббота с воскресеньем.

– Я про другие…

– Какие?

– Ну, когда девочки не ходят на уроки физкультуры.

– А, ты имеешь в виду месячные?

– Ну да, месячные.

– Это, доченька, когда матка плачет кровавыми слезами по несостоявшейся беременности.

…Дела…

Это один из многих диалогов между мной и мамой-врачом времен моего детства. Лет пятнадцать я потом переваривала эту формулировку, тщетно пытаясь понять, что именно имелось в виду. Но яркий зрительный образ кровавых слез матки (в быту мной именуемых «дела») не позволял забыть этой знаковой беседы, а когда однажды «дела» не пришли и я узнала о своей беременности, то наконец поняла, что теперь девять месяцев моя матка больше не будет плакать! Не знаю, чему я была больше рада: тому, что скоро стану мамой, или тому, что матка успокоится на какое-то время и перестанет раз в месяц лить кровавые слезы в форме лепестков небольшой лилии. Я всегда заранее ощущала приближение «дел». Примерно за несколько дней до начала месячных мне начинает хотеться убить всех особей мужского пола, живущих на Земле, как же они меня раздражают! В календарь можно не заглядывать: стал раздражать начальник, партнер, брат, отец, муж – значит, дела уже близко. А в день их начала я всегда плачу, нет, рыдаю от жалости к себе самой – самой несчастной женщине из всех живущих на Земле. И еще все очень обострено: значения слов, образы, звуки. Я думаю, что матка – мой самый главный орган… чувств.

17
{"b":"775597","o":1}