– Что говорят мама с папой? – Йен аккуратно ставит ее на специальную лесенку перед раковиной и вручает зубную щетку.
– Они против, – оповещает Кэсси, немного неловко двумя ручками выдавливая зубную пасту.
– Это правильно, – Йен кивает, а потом смотрит через зеркало, как девочка чистит зубы. – В обычной школе, наверное, тебе будет скучно на уроках математики, но есть много других предметов. И там ты сможешь учиться с обычными ребятами, будет весело. Социализация, – Йен пожимает плечами; он не говорит о том, что большую часть своей жизни прожил в одиночестве и вовсе в школу не ходил. Это одна из немногих тайн, что Кэсси узнает еще нескоро.
– Соци-что? – уточняет Кэсси с набитым ртом, распахнув глаза.
– Хорошо чисть задние зубы, – Йен чуть кивает. – Социализация. Пойдешь в школу, тебе там лучше меня расскажут, что это такое.
Кэсси тихо фырчит, и Йен с улыбкой качает головой. Ей явно не нравится, когда ее вопросы остаются без ответов.
– Это когда человек начинает общаться с другими людьми, например, одного с ним возраста. Когда ты будешь общаться с одноклассниками, найдешь с ними что-то общее, друзей, то произойдет социализация.
Кэсси молчит, а потом ставит зубную щетку на свое место.
– А если я не хочу заводить друзей?
– Как это? – Йен чуть хмурится, снимая с крючка полотенце, чтобы дать девочке, что только умылась.
– Я не хочу, – повторяет Кэсси, – они же тоже… глупые.
Йен хмурится. Это не похоже на Кэсси; на ту Кэсси, которую он знает всю ее жизнь. Кэсси милая и добрая, она рвется защищать всех слабых и обиженных, подобно отцу, и хорошо отличает хорошее и плохое благодаря воспитанию и вниманию Наташи. Кэсси, хоть и знает математику и физику в шесть лет, никогда серьезно не говорит, что кто-то глупый.
– Тебе что-то сказали в садике? – догадывается Йен. Кэсси сопит, встает на носочки и сама вешает полотенце на крючок. Она так же сама спускается с лесенки и уходит в комнату, насупившись.
Йен дает ребенку пару минут, а потом идет следом. Он находит Кэсси уже в пижаме, сидящую на кровати и сминающую ни в чем не виноватую игрушку плюшевого медведя.
– Эй, цыпленок, – мягко начинает Йен, присаживаясь рядом. – Что случилось?
Роджерс младший прекрасно видит красные глаза, а потом слышит шмыг носом. Йен глубоко вздыхает, после чего снова берет девочку на руки и сажает на колени, крепко обнимая. Кэсси не хочет говорить, и парень это понимает.
– Малышка, я не знаю, что произошло, – все же начинает он, впрочем, зная, что девочка прямо скажет ему молчать, если не захочет и слушать. – Но только думаю, что тебе что-то сказал кто-то из твоих ровесников. Может, даже воспитатели. Но что бы они ни сказали злого или плохого тебе, это не потому, что ты неправильная. Кэсси, тебя определяет не твой ум, – Йен аккуратно гладит плачущую девочку по волосам; всхлипы сестры разбивают ему сердце. – Тебя определяет другое: ты ведь очень добрая, общительная и отзывчивая. Ты самая веселая и классная девочка, которую я вообще видел. Конечно, очень умная, но не это главное.
– Я выскочка, – все же отвечает Кэсси, зарываясь лицом в широкое плечо брата, и Йен тихо хмыкает.
– Нет, цыпленок, ты не выскочка, – он слабо улыбается и шутливо клюет носом чужую макушку. – Ты просто… не такая уж и умная.
Девочка, видимо, удивляется; достаточно для того, чтобы отстраниться и с вопросом в чистых изумрудных глазах посмотреть на Йена. Парень пожимает плечами, мол, что я могу с этим поделать?
– Нет, ты умная, конечно, – Йен чуть вскидывает брови, – но просто не в шахматах.
Кэсси фыркает на эту хитрость брата, которую распознает сразу же – Наташины гены, думает Йен – но по крайней мере больше не плачет, а в ее глазах явный интерес к тому, что же он скажет дальше.
Йен молчит.
– Почему? – не выдерживает все же девочка, наклоняя голову к плечу; Роджерс младший не может сдержать слабую улыбку, видя, как она похожа на маму.
– Потому что тот, кто тебе это сказал, просто завидует, – Йен снова пожимает плечами. – Помнишь, Баки сказал папе, что тот ужасен в борьбе? Разве это так?
– Нет, – Кэсси снова шмыгает носом, но ее глаза уже не красные; она слабо хмурится, стараясь угадать, к чему ведет Йен. – Он просто обиделся, потому что папа его победил.
– Конечно, – Роджерс младший слабо кивнул. – Потому что позавидовал, но по-хорошему. Потому что они друзья. А тебе позавидовали по-плохому. Понимаешь?
– Нет, – честно и искренне говорит Кэсси, и Йен с улыбкой качает головой. В математике девочка и правда сильна до ужаса, но ее наивность в обычных вещах время от времени поражает.
– Тот, кто тебе это сказал, не только сам глупый, но еще и злой – а такая смесь очень страшна. Он сам хочет быть умным, но не хочет учиться. И злится, и обижается на тебя, потому что у тебя есть то, чего у него нет. А чтобы ему было лучше, он обижает тебя – и ему кажется, что так правильно.
– Правильно обижать других? – Кэсси хмурится. Йен в который раз уже пожимает плечами, показывая, что сделать с этим что-то не в его силах.
– Неправильно, конечно. Но они так думают, – Роджерс обнимает девочку, а потом укладывается на кровать вместе с сестрой. – И неужели тебе важнее то, что сказал кто-то там, чем все то, что мы говорим тебе?
Кэсси устраивается котенком под боком Йена и с любопытством смотрит на него, взглядом интересуясь, что он имеет в виду.
– Я сказал, что ты веселая и классная, но ты этого не заметила. Мама сказала, что ты очень талантливая, когда мы с тобой сегодня приготовили печенье. А папа только вчера сокрушался, потому что ты принесла с прогулки кота, но не мог не признать, что ты очень добрая, даже если нам пришлось отдать его Баки, потому что у нас есть Таша, – Йен дотягивается и включает ночник вместо большого света. – Но у тебя в голове, – парень едва ощутимо стукает девочку по лбу пальцем, – только то, что сказал тебе кто-то там когда-то там в садике.
– Так нечестно, – бормочет Кэсси, прикрывая глаза, но признавая свое поражение. – Вы меня любите, поэтому так говорите.
– Цыпленок, а кому надо верить, как не людям, которые тебя любят? – Йен тихо смеется и чмокает сестру в лоб. – Только нам и надо. Люди, которые тебя любят, скажут тебе правду. Потому что мы хотим, как тебе будет лучше, нам нет смысла тебе врать.
– Все равно нечестно, – уже засыпая, вздыхает девочка, и Йен не может не умилиться. Кэсси добавляет: – Я вас тоже люблю.
– Мы знаем, кроха, – в ответ шепчет Йен. – А теперь спи.
========== Стив ==========
Стив постоянно чувствует, будто он подвел своего сына.
Он не хотел бросать его в измерении Зет. Они говорили об этом тысячу раз, и всю тысячу и один Йен убеждал отца, что не злится, но Стив всегда был сам себе на уме. Он потерял несколько важных лет из жизни сына – и вернулся Йен слишком самостоятельным.
Стив понимает, что Йен рванул сюда и остался жить в этом мире только из-за него. Только потому что хотел быть рядом с отцом. И Стив понимает, что он облажался. Он не смог разорваться между любимой и ребенком, что уже вырос; и пошел на поводу Йена, отпустив его в свободное плавание и доверив Сэму как исполнительному напарнику. Стив понимает, что Йен закрылся от всех из-за него.
И Стив будто заново рождается, когда видит, что его сын вернулся в семью.
Для него Йен не вписывается, не вливается – он возвращается. У Стива нет никаких воспоминаний о чужом детстве, кроме сотен рисунков. Кроме сотен портретов патлатого мальчишки – Роджерс старший с удовольствием рассказывает Кэсси, что в детстве называл Йена львенком, давая ей оружие против излюбленного цыпленка.
Йен возвращается домой, и Стив чувствует что-то щемяще-теплое в груди. Он боится спугнуть сына первое время; но, когда рождается Кэсси, он понимает, что Йен никуда больше не собирается.
В новый дом после символической свадьбы они переезжают уже все вместе, а у Йена есть своя комната. Они вместе проектируют весь интерьер, потому как для Наташи это сюрприз; и у Йена, надо сказать, отличный вкус.