— Да, имею некоторое представление на этот счет…

— «Естественный отбор» у вас, конечно, начитывать не будут, но я постараюсь хотя бы вскользь коснуться этого вопроса, — пообещал Вильям Карлович. — Если вам интересна эта тема.

— Буду премного благодарен…

— Не стоит, Гасан Хоттабович! — отмахнулся доцент. — В принципе, если я и отвлекусь, то ненамного. Ох! — Переполошился историк, взглянув на вытащенную из кармана жилетки серебряную луковицу старинных часов. — Нас уже в классе, наверное, потеряли. А об изменениях Источника мы свами сможем и вечерком поболтать за «чашкой чая». — И Вильям Карлович сделал недвусмысленный жест рукой, известный любому алкашу.

— Боюсь, что у меня на вечер немного другие планы…

— Какие же? — разочаровано протянул старичок, которому, видимо, не терпелось отблагодарить меня за подкинутую идею. — Я могу вам помочь?

— Думаю, что вам будет несколько неприятно, — максимально тактично произнес я, — а мне — не совсем удобно. Вечером мне придется грести лопатой, простите, Вильям Карлович, натуральное дерьмо в нашем общественном туалете. Залет и наказание — не это ли квинтэссенция курсантской службы? — философски заметил я.

— Это возмутительно! — Вильям Карлович даже покраснел от негодования. — Заставлять почтенного человека чистить общественный туалет? Да это просто ни в какие ворота… Я сейчас же отправлюсь к начальнику училища генерал–майору Младенцеву! И потребую, слышите! Потребую, чтобы он срочно наказал того ублюдка…

— Вильям Карлович, не надо! — попытался остановить я «раздухарившегося» старичка. — Успокойтесь! Я сам разберусь со всеми проблемами! Уж не мальчик давно!

— Точно разберетесь? — продолжая сердито сверкать глазами за линзами очков, уточнил он.

— Точно! И не надо за меня так переживать! Я и сам за себя постоять умею! Лучше пойдемте в класс — мы с вами и так засиделись.

— Пройдемте, мой друг, — не стал спорить доцент, — надо все–таки вложить немного знаний в некоторые буйные головы!

— Согласен, — произнес я, поднимаясь с лавки. — Ученье свет, а неученых — тьма!

Старичок, весело улыбнулся моей бородатой шутке и его праведный гнев куда–то испарился. Мы вместе неспешно посеменили по направлению к учебной аудитории.

В классе за наше отсутствие навели идеальный порядок: поставили на место сдвинутые парты и лавки, на специальной полочке у доски лежал большой кусок мела и мокрая тряпка, да и сама доска была протерта начисто, без единого белого развода. Что сказать, сумел себя преподнести ученикам Вильям Яковлевич! Прямо как у Пушкина: «Он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог». А уважение в нашем мире (да, в общем–то, и в любом другом) дорого стоит!

Мы расселись по своим местам: историк за преподавательский стол, а я за свою парту. В классе за это время никто не проронил ни слова — стояла прямо–таки гробовая тишина. Ни один из курсантов не желал испытывать на своей шкуре неудовольствие «страшного в гневе» Силовика–Тератоморфа. А то еще и «не расколдует» после уроков!

— Извините, ребятки, за небольшое опоздание! — Сходу извинился доцент, вновь утыкаясь носом в раскрытый журнал. — Несмотря небольшую задержку, я отпущу вас с урока вовремя, как это и предусмотрено расписанием.

Но даже и после этого жизнерадостного утверждения в классе продолжала стоять гробовая тишина — слышно было, как одинокая муха бьется в оконное стекло.

— Что ж, товарищи курсанты, давайте для начала познакомимся. Меня фамилия Шильдкнехт, если кто не запомнил, или у него есть некие трудности с запоминанием имен — запишите! Шильд–кнехт! — по слогам произнес он. — Если перевести с немецкого — это означает «знак воина»!

А ему идет эта фамилия — уж очень «боевой» старичок.

— Вильям Карлович! — продолжил историк. Запомнили, товарищи курсанты? — спросил он.

И весь класс, как один человек, четко отрапортовал:

— Так точно, товарищ Шильдкнехт!

От громкого рева полутора десятков луженых глоток Вильям Карлович недовольно поморщился, но высказывать своего «фи» не стал. Когда перестали дрожать плохо закрепленные стекла в оконных рамах, доцент устроил небольшую перекличку, а после продолжил:

— Я, как вы уже слышали, буду преподавать на вашем курсе дисциплину «История Силового дела». Итак, товарищи курсанты, что же такого важного и не менее интересного может нам дать изучение «Истории Силового дела»? Никто не хочет высказать свои предположения на этот счет?

Но класс стойко молчал.

— Хорошо, — так и не дождавшись ответа, произнес доцент в полной тишине. — До сих пор наша передовая советская наука так и не смогла с точностью установить, чем же на самом деле является, так называемая, Сила. Или, как её еще называли при свергнутом царском режиме — Магия. Либо же, пользуясь официальным термином, используемым различными церковными конфессиями — Божья Благодать…

Занятия у доцента Шильдкнехта ко «всеобщему взаимному удовольствию» продолжились с перерывом на обед до самого вечера, тем самым подвинув запланированную старшим наставником Болдырем физподготовку. Из всего класса только я мог предположить, отчего Вильям Карлович так рьяно пытается вложить знания о своем предмете в наши головы, даже сумев договориться с начальником училища о продлении сегодняшних занятий. Не иначе, что подброшенная мною идея требовала скорейшей реализации. У доцента попросту «руки чесались». Видимо финансовое и материальное положение семейства историка действительно находилось в плачевном состоянии. Иначе, отчего такая спешка? Но, как бы там ни было, я с интересом слушал лекции Вильяма Карловича об истории Силового дела, да и обо всей истории этого мира, куда меня забросила после смерти неумолимая судьба.

Согласно озвученному доцентом материалу, ситуация обретения Силы в этой параллельной реальности складывалась следующим образом: до 1809‑го года никто в этом мире не воспринимал Магию всерьез, считая сказки, мифы и легенды о волшебстве лишь досужими вымыслами. По сути, на тот момент, эта реальность ничем существенным не отличалась от моего родного мира. А, возможно, и вообще ничем не отличалось… Я поставил мысленную «зарубку»: в ближайшее время посетить местную библиотеку и полистать учебники по истории до того самого «переломного» момента. И, если мои предположения подтвердятся, и наши миры не будут иметь никаких видимых отличий, тогда именно 1809-ый год станет той самой «точкой бифуркации [1]», после которого наши реальности начали «разбегаться».

[1] Точка бифуркации времени–пространства — в фантастической литературе определенный «момент» разделения времени–пространства на несколько потоков, формирующих новые реальности, в каждой из которых происходят свои события. В параллельном времени–пространстве одни и те же герои могут проживать «разные жизни».

В этой же реальности период после 1809‑го года начали негласно называть «Эпохой повторного обретения» Силы, Магии, Чудес, или Божественной Благодати — кому как было угодно, а скорее всего — просто выгодно. А «повторного обретения» — потому как при наличии в жизни настоящей Магии, древние сказки, мифы и легенды обрели совсем другой смысл и значение. Ведь с учетом этих, поистине глобальных изменений привычного уклада, выходило так, что древние сказители нисколько не привирали и не выдумывали, описывая просто–таки безграничные возможности Богов–Магов–Героев — этаких могучих Силовиков прошедших дней. Все чудеса, отраженные в «преданьях старины глубокой», «на поверку» оказались, вполне себе, «обыденной» реальностью для «пробудившихся» счастливчиков. Конечно, стирать в пыль горы и поворачивать вспять реки одним мановением руки свежеиспеченные Силовики–Сеньки не могли, да и не умели, но в более мелких масштабах у них все неплохо получалось.

Каким образом так вышло, что про Магию «забыли», либо она временно «ушла» из этого мира, до сих пор бились над разгадкой многочисленные научные учреждения и отдельные ученые индивидуумы. Но к единому мнению они так и не пришли. Одни считали, что существует некая Магическая «цикличность», выраженная в пиках активности и длительных спадах, другие — видели ответ в утрате Древних Знаний, методическом преследовании и уничтожении средневековых магов и колдунов (по сути, и являющихся носителями этих самых знаний) Святой инквизицией и прочими, сходными по направлению деятельности службами различных религиозных конфессий. Да и вообще, общее негативное отношение к различного рода «колдунству–ведунству» было впитано большинством населения земли с молоком матери! Наговоры, порчи, проклятия… Ну, и чего хорошего можно ожидать от окаянных малефиков [2]? Можно даже поаплодировать этому неизвестному средневековому пиар–менеджеру, вложившему в головы необразованных смердов, ненависть и страх к любому проявлению Магии. Даже самому светлому.