В Германии возникла новая форма церковной проституции. Проститутки проводили время в соборах и предлагали свои услуги всем желающим. «Соборных девушек» изгнали из Страсбургского собора только в 1521 году. Епископ Страсбурга также содержал бордель, а настоятель собора в Вюрцбурге получал раз в год с каждой деревни по одной лошади, одному обеду и одной девушке.
Еще более откровенная форма церковной проституции процветала в Риме в XIII веке. Все местные шлюхи были обязаны работать в подземной часовне церкви девы Марии, среди самых главных святынь христианства. Урбан IV (1261–1264) написал письмо, проклинающее такое положение вещей, но никто не обратил на него внимания.
Секретарь папы, епископ Дитрих из Нима, поставил Его Святейшество в известность о том, что происходило в Норвегии и Исландии.
Когда епископы дважды в год навещают кюре, они должны брать с собой своих любовниц. Женщины не соглашаются отпускать их одних, потому что кюре устраивают грандиозные приемы для своего начальства, и любовницы боятся, что епископы выберут себе новых наложниц, способных дарить им еще более изощренные удовольствия.
По мере того, как католическая церковь наращивала свое могущество, некоторые священники даже присвоили себе jus primae noctis[23].
В письмах к папе епископ Дитрих из Нима подробно описывает непристойное поведение монахинь. Согласно Дитриху, они являются жертвами похоти епископов, монахов и послушников. Дети, «рожденные в результате такой распущенности», помешаются в монастыри — растут новые поколения распутных монахинь.
«Если какую-нибудь светскую женщину признают виновной в преступлениях, которые свершают монахини, — писал он, — их приговорят к самому суровому наказанию».
Подобная практика продолжалась и в XIV веке, когда, согласно кардиналу Пьеру д’Эйи, священники не стыдились иметь любовниц и публично их признавали. Д’Эйи также отмечал, что монастыри превратилась в притоны разврата и «сборища проституток».
Хотя подобные вещи и шокируют людей XX столетия, самого Урбана IV они не удивляли. Он «дружил» с женщиной по имени Ева перед тем, как стал папой. А его преемник Климент IV (1265–1268) был женат и имел двух дочерей — кое-кто даже утверждает, что трех, — прежде чем вступил на папский престол.
Первый конклав 1241–1243 годов — когда кардиналы просидели в старом здании пятьдесят пять дней — ничему их не научил. После смерти Климента IV они снова не смогли прийти к единому мнению относительно кандидатуры нового папы. На сей раз их заперли во дворце архиепископа в Витербо и обещали, что выпустят только после того, как они примут какое-нибудь определенное решение. Зал разгородили простынями на отдельные кельи, вместо роскошных обедов приносили лишь хлеб и вино. Кардиналы и здесь не смогли быстро избрать преемника Климента IV, поэтому вино заме-нили на воду. Когда и эта мера ни к чему не привела, с дворца сняли крышу, чтобы кардиналы страдали от жары днем и от холода по ночам.
Кардиналы ответили отлучением от церкви всего населения Витербо и запретили проведение здесь каких бы то ни было церковных церемоний. Реакция властей не заставила себя долго ждать: «Мы и раньше обходились без религии, а вот вы наверняка умрете от голода и болезней. Выбирайте папу!»
В конце концов, после трехлетних колебаний, они остановились на кандидатуре Григория X (1271–1276), который был неотесанным крестоносцем и в момент избрания находился в Палестине. Прошло еще семь месяцев, прежде чем он вернулся в Рим и его нарекли папой в соборе святого Петра.
Григорий X был архидьяконом[24] Льежа перед тем как стать папой. В 1274 году на соборе в Лионе ему пришлось сместить своего бывшего начальника, епископа Льежа, «за соблазнение девственниц и другие греховные деяния». Епископ содержал семьдесят любовниц, среди которых имелись и монахини, и шестьдесят пять незаконных детей. «Он славился своей чудовищной похотью», а на публичном банкете хвастался, что «за двадцать два месяца стал отцом четырнадцати детей». И это еще не самое страшное. Он совокуплялся с монахинями и своими ближайшими родственниками.
Григорий не был ханжой. Сначала он пытался образумить епископа и написал ему письмо, в котором призывал покаяться. Когда это не помогло, папе ничего не оставалось, как лишить епископа сана. Чуть позже лишенного духовного сана епископа Льежа убил фламандский рыцарь, узнавший что тот сделал с его дочерью.
Коррупция пронизывала церковь снизу доверху. Святой Бонавентура, близкий друг Иннокентия V (1276), сравнивал Рим с блудницами Апокалипсиса, захмелевшими от вина собственного распутства. В Риме, говорил Бонавентура, нет ничего, кроме похоти и симонии, даже среди самого высокопоставленного духовенства. Все очень просто, объяснял он. Рим совращает прелатов. Прелаты совращают духовенство. Духовенство совращает народ.
Современники критиковали папу Иоанна XXI (1276–1277) за «моральную неуравновешенность». Мартин IV (1281–1285) «принял в объятия любовницу своего предшественника» — Николая III (1277–1280). Мартина IV заботила другая проблема — он убрал из дворца все картины, изображавшие медведей, чтобы его возлюбленная, глядя на них, не родила похожее животное.
Конклав, последовавший за смертью папы Николая IV (1288–1292), совершил ужасную ошибку. После двухлетних споров папой избрали по-настояшему хорошего человека — отшельника по имени Петр из Морона, который жил в пещере, высоко в Апеннинах, рядом с Абруццо. Он взошел на папский престол под именем Целестина V (1294), но не вынес распущенности Рима и переехал в Неаполь.
Кардиналы скоро поняли, как сильно промахнулись, в особенности, когда Целестин принялся по-своему распоряжаться церковными богатствами — отдавал деньги бедным и другим самым обычным людям! Он не брал взяток и не продавал церковные должности. Принцы Церкви опечалились. поскольку начали опасаться банкротства. Кардинал Бенедикт Гаэтани, папский нотариус, решил использовать сложившуюся ситуацию себе на пользу. Чтобы завоевать доверие Целестина, он построил для старого отшельника скромную деревянную хижину внутри огромного зала в замке о пяти башнях, выходящем на Неаполитанский залив. Здесь Гаэтани уговорил Целестина отречься от папского престола. Таким образом, всего через пятнадцать недель после коронации, Целестин собрал кардиналов и попросил их отослать своих любовниц в монастыри, а самим жить в бедности, как Иисус. Затем, чтобы вдохновить кардиналов собственным примером, Целестин снял папские одеяния, переоделся в лохмотья отшельника, отрекся от престола и уехал, как Иисус, на осле.
В награду благодарные кардиналы избрали Гаэ-тани на папский престол, и он был коронован как Бонифаций VIII (1294–1303). Чтобы подстраховаться, новый папа первым делом заточил Целестина в замок Фумона, где тот и умер от голода и плохого обращения уже через несколько месяцев.
Но если одного папу можно спихнуть с престола, значит, то же самое можно проделать и с другим. Семья Гаэтани уже давно соперничала с Колоннами, которые объединились со злейшим врагом Бонифация, французским королем Филиппом Красивым. Они обвинили Бонифация в непристойном поведении, а также в «ереси, тирании, прелюбодеянии и сношениях с дьяволом». По их словам, в кольце, которое он носил на указательном пальце левой руки, поселился злой дух. Дух разговаривал с ним, а по ночам делил с Бонифацием постель. Данте поместил Бонифация на самый нижний уровень ада.
О любви Бонифация к сексу все знали еще до избрания его папой. В свое время он содержал в качестве любовниц женатую женщину и ее дочь. После выборов его похождения ни для кого не остались секретом и подробно описаны в «Истории Неаполя» Пандульфа Коленуция.
Тем не менее, летом 1303 года Филипп Красивый созвал парламент, чтобы судить Бонифация. Папу обвинили в неверии в жизнь после смерти, колдовстве, сношениях с дьяволом, заявлениях о том, что грехи плоти вовсе не являются грехами, и, среди прочего, в убийстве папы Целестина. А кроме того, в ереси, симонии и изнасилованиях. Однако попытки схватить Бонифация и заставить его предстать перед судом закончились неудачей. Впрочем, суд состоялся и без него.