— Хорошо, — он откинулся на спинку дивана, — я подумаю над этим.
~
После всего этого Чу Ваньнин едва мог сосредоточиться на разговоре. Отчасти дело было в том, что он не мог выбросить из головы, что Мо Жань предпочитает мужчин. Ему хотелось бы встречаться с парнем. Чу Ваньнин мог… он мог бы… Но не было даже малейшего шанса, что он мог бы привлекать Мо Жаня в таком смысле. Была и еще одна мысль, заставлявшая его разум пылать в огне — все его фантазии теперь в некоторой степени хотя бы как-то оправдывались, так что он мог больше не испытывать такого чувства вины. Он теперь мог свободно фантазировать о том, что Мо Жань мог бы хотеть его — и это было намного ближе к действительности чем когда-либо.
Каким-то образом Чу Ваньнин все еще был жив и мог дышать к моменту ухода Мо Жаня. Их посиделки главным образом сконцентрировались вокруг обсуждения работы Чу Ваньнина, увлечений Мо Жаня — и планирования блюд на следующую неделю. Юноша перед уходом попросил звонить, если вдруг что-нибудь понадобится, и на том оставил Чу Ваньнина наедине с его мыслями.
Чу Ваньнин все еще продолжал в этот момент пытаться уложить в голове факт, что у Мо Жаня никого не было. Действительно, найти пару в случае, если ты мужчина, и тебе нравятся мужчины — было проблематично, но Мо Жань не походил на парня, который пасует перед препятствиями. Кроме того, он был красив — разумеется, многие мужчины нашли бы его неотразимым. Сам Чу Ваньнин именно так и считал.
Закрыв дверь, он прислонился к ней спиной, пытаясь прийти в чувства. Вероятно, ему не следовало ничего предпринимать — в конце концов, Мо Жань вряд ли был в нем заинтересован. Но его разум бессовестно предал его, продолжая возвращаться к одной и той же теме.
Он живо представил себе параллельную вселенную, в которой он бы попросил Мо Жаня остаться на ночь — и Мо Жань бы согласился. Так легко было воображать нежно-розовый румянец на щеках юноши в момент, когда тот спросил бы, имеет ли Чу Ваньнин в виду то, о чем он подумал. Лицо Чу Ваньнина становилось все горячее по мере того как он все глубже тонул в собственных фантазиях. Он не успел даже понять, когда у него встал.
«Ох…» — со вздохом он уставился на себя. Он был одет сегодня довольно расслабленно: на нем были бежевые слаксы и свободного кроя белая рубашка. Брюки теперь выпирали в районе паха. Стоило ли ему продолжать предаваться мечтам, или все-таки пора было забыть об этом? Было ли это нечестно по отношению к Мо Жаню — думать о нем таким образом?
В его спальне был включен приглушенный свет когда он вошел туда. Шторы оказались раскрыты, и Чу Ваньнин вдруг задумался, продолжает ли его сталкер наблюдать за ним прямо сейчас? В груди что-то сжалось от одной лишь этой мысли. Ему действительно хотелось, чтобы этот человек смотрел на него, и это невозможно было отрицать. Он желал снова ощутить его прикосновения — но осознание этой правды все еще пугало.
Чу Ваньнин судорожно вздохнул в попытке успокоиться.
Ему бы хотелось, чтобы его преследователем оказался Мо Жань, даже если бы это означало, что парень вовсе не такой безобидный, каким кажется.
Чу Ваньнин сел на край кровати и открыл ящик. В нем нашлась новая записка — и Чу Ваньнин некоторое время в замешательстве смотрел на нее. Всю неделю он не заглядывал в прикроватную тумбочку после того как спрятал в нее выстиранную повязку на глаза и белье — но он уже привык к тому, что сталкер оставлял стикеры на видных местах по всему дому — на кухонной стойке, на тумбочке, на двери.
Он взял листок бумаги и развернул его.
На нем значилась единственная фраза, выведенная уродливым, кривым почерком.
«Этот достопочтенный все еще смотрит».
Пальцы Чу Ваньнина дернулись на бумаге, слегка сминая ее. От одной лишь мысли об этом у него пересохло в горле. Сталкер словно знал, что находилось на самом дне его больного разума. Знал, что Чу Ваньнин хотел бы этого, что мужчина продолжал странным образом тосковать по нему.
Осторожно он отложил записку в сторону и достал кружевное белье. Он его постирал, так что оно было таким же белоснежным, как в тот момент, когда он впервые его увидел.
Он собрался с духом и разложил кружевную вещицу на постели. Затем, закрыв тумбочку, отправился в душ. По крайней мере, его тело должно было быть чистым — раз уж его сознание было навечно запятнано.
Свет в комнате все еще оставался тусклым, но теперь, когда он вернулся из ванной в одном полотенце, даже он казался ослепительным. Волосы мужчина собрал в узел на макушке потому что не хотел их намочить — но он решил, что не станет распускать их, учитывая, что они бы стали мешаться в процессе.
Чу Ваньнин все это время игнорировал никак не отпускавшее его тело возбуждение — но больше он сдерживаться не мог. Он натянул на себя белье — а затем расстелил полотенце на постели. Ему пришлось прикусить губу чтобы хоть немного отвлечься от ощущения тонкого кружева, которое, казалось, теперь едва удерживало его плоть.
Чувство было такое, словно, обнажись он полностью — и то чувствовал бы себя менее раздетым, чем в этот момент.
Он лег на полотенце и уставился в потолок, пытаясь понять, что ему делать дальше: стоило ли ему просто ласкать себя, или этого было мало. Взгляд преследователя чувствовался так интенсивно, что, казалось, он находился с ним в одной комнате. Чу Ваньнин даже осмотрелся в какой-то момент по сторонам — но, на самом деле, рядом никого не было. Рука мужчины сжалась на члене через тонкую ткань. Запрокинув голову назад на подушку он закрыл глаза. Глухой стон вырвался из груди. Как так вышло, что он был уже на грани?
Приспустив белье спереди, он обхватил себя и твердо задвигался. Он не собирался тянуть время. Его мысли были наполнены образами Мо Жаня: в душе он представлял, как юноша впечатает его в гладкую стену, прижимаясь грудью к его спине. Его воображение рисовало ему сцены, в которых Мо Жань к нему прикасался, доводя до исступления. Тоскливая боль в районе груди не утихала от осознания, что этому никогда не суждено случиться.
Теперь, в постели, Чу Ваньнин представлял, как Мо Жань бы ласкал его, как сжимал бы пальцами его плоть, и двигался, доводя до оргазма, дразня своей улыбкой. Он представлял, что Мо Жань говорил бы ему что-то приятное: признавался бы, как сильно ему нравится делать это для Чу Ваньнина, и как нравится ему сам Чу Ваньнин.
Он знал, что никогда не будет достаточно хорош для Мо Жаня, но в своих фантазиях он разрешал себе представлять совсем иное. Его брови сошлись вместе, а в животе разлилась горячая волна.
Он провел кончиком большого пальца по головке, касаясь отверстия.
Да, ему казалось, что Мо Жань был бы внимательным любовником. Он бы заботился об удовольствии своего партнера. Наверняка он бы не отводил от него глаз, прикасаясь к нему. Возможно, он бы даже… может, он бы взял его в рот. Чу Ваньнин издал протяжный стон когда перед его мысленным взором предстали пухлые губы, растягивающиеся вокруг его члена. Изогнувшись от напряжения, он довел себя до оргазма, и, кончив, наконец обмяк.
Потребовалось несколько долгих минут чтобы выровнять дыхание. Когда ему это отчасти удалось, Чу Ваньнин заставил себя подняться с постели чтобы освежиться. На этот раз он не испачкал кружево, так что он снова натянул кружевные стринги — и в таком виде направился на кухню выпить воды.
Когда он уже собирался развернуться в сторону от кухонного островка чтобы отложить пустой стакан появилось внезапное ощущение постороннего присутствия за спиной. Но к тому моменту, как осознание настигло его, стало уже слишком поздно что-либо предпринимать, потому что в следующее мгновение его преследователь накрыл рукой его глаза и вжался всем телом в него сзади. Чу Ваньнин едва не выронил стакан, но незнакомец быстро перехватил его из его пальцев.
— Скучал по мне? — раздался шепот у самого уха. Чу Ваньнин в этот момент отчетливо осознал, что на нем нет ничего кроме стрингов, а человек за его спиной полностью одет. И тела их были прижаты друг к другу плотнее некуда. Мужчину одновременно захлестнули желание и паника. Он не мог не ощущать, насколько был распален его сталкер, потому что свидетельство его возбуждения упиралось ему прямо в ягодицы.
