Экскурсия закончилась, и Марья сказала Ивану, что все получилось очень славно. Только о литературе и Пушкине рассказывал много. Даже о Рафаэле Санти у него получилось меньше. Иван согласился, но заметил, что в этих залах подлинных картин Рафаэля нет. Даже в Эрмитаже их только две. Выставка состоит из прекрасных копий, сделанных русскими художниками. Вот и получается, что здесь лучше всего говорить о ренессансе в русской культуре. Одинаковых экскурсий, как и людей, не бывает. Каждый вкладывает в нее что-то свое.

К ним подошла молодая женщина-волонтер и стала делиться своими впечатлениями от поездки в Италию, посещения Рима и Ватикана. Все это теперь выглядело бесконечно далеким из-за закрытых границ. Ей почти ничего тогда не запомнилось. Вокруг италийских красот собирались огромные толпы людей, а времени для их осмотра отпускалось совсем мало. Знакомиться с творчеством Рафаэля в Академии было даже удобнее. Иван кивал ей, с чем-то соглашался, а сам ломал голову, как бы поскорее отделаться. Собеседница явно старалась обратить на себя внимание. Присутствие скромно стоявшей рядом с ним Марьи ее совершенно не смущало. Иван поспешил поблагодарить женщину за интересный рассказ и откланяться.

Залы музея погружали своих гостей в другую эпоху. Освещенные лампами старинные картины – иконы на красных, как мантия кардинала, стенах рождали мысли о вечности. Мимо них по паркету скользила странная группа тонированных белой пудрой женщин в римских античных одеждах. Они двигались медленно и синхронно, поминутно останавливаясь и создавая красивые «скульптурные композиции». По всей видимости, театральное действие представляло собой ожившие мраморные статуи. У окна сидел бородатый музыкант в накидке с капюшоном, игравший на старинной арфе. Музыка менестрелей растекалась теплыми потоками и постепенно заполняла залы расслабленным покоем, словно один большой сосуд…

Иван и Марья остановились у картины «Мадонна с вуалью». Оригинал был выполнен Рафаэлем Санти в 1509-1510 годах. Традиционное изображение святого семейства – Марии, Иосифа и младенца Христа. Случайно ли ребенок играет с вуалью своей матери? Здесь только начало старой библейской истории. Потом мать обернет этой вуалью его голову после распятия. Они вместе любовались игрой красок и света, изображенным на картине безмятежным семейным счастьем.

– Buonasera! (добрый вечер) Прекрасная работа, не правда ли? Эта «Мадонна» очень популярна и лидирует в мире по количеству копий. Сейчас их насчитывается более ста, – сказал кто-то за их спиной.

Иван оглянулся и увидел рядом высокого черноволосого мужчину с желто-смуглым лицом. Высокий бледный лоб, блестящие глаза и орлиный нос придавали ему привлекательности, а легкий акцент в произношении обличал в нем иностранца. В свое время Иван научился безошибочно определять иноплеменников по складкам у рта, привыкшего произносить чужие его уху слова. На незнакомце был поношенный старомодный костюм и небрежно завязанный на шее пестрый платок, какие носят люди, имеющие отношение к искусству. Он на его владельце, как символ принадлежности к особой касте. В другом месте Иван принял бы его за актера, собравшегося играть сцену из спектакля.

– Molto lieto (рад с вами познакомиться)…

Незнакомец представился филологом, переводчиком и искусствоведом Джулио Бастони. Он приехал сюда по приглашению Академии, чтобы прочитать студентам цикл лекций по эпохе Возрождения. Джулио без стеснения признался, что никогда бы не поехал в Россию, если бы не вынудили к этому обстоятельства материального плана. Невозможно жить в городе, где месяцами нет солнца. За два года он так и не привык к петербургским морозам, холодным ветрам и туманам. Ивана немного покоробила такая откровенность, и он заметил, что Джулио Бастони совсем не первый итальянец, которого пригласили работать в Петербург.

– О, да, конечно! До меня здесь побывало немало великих итальянцев. Их имена теперь носят улицы вашего замечательного города.

– Они любили Россию, и поэтому их талант самым лучшим образом реализовался именно здесь. Для Петербурга – это вообще особая тема.

– Россия на протяжении многих веков оставалась страной больших возможностей для одаренных творческих людей. В моей прекрасной Италии их слишком много. Ткнешь пальцем в толпу и непременно попадешь на какого-нибудь ваятеля, художника или оперного певца. Даже если политика иногда разъединяла нас, то культура всегда оказывалась выше и наводила мосты для самого тесного сотрудничества.

Signorina (синьорина)… Марья, я наблюдаю здесь за вами с самой первой минуты. Вам никто раньше не говорил, что вы похожи на Мадонну Грандука великого Рафаэля? Те же глаза, овал и особенно нижняя часть лица. Невероятно, вам с Иваном непременно нужно приехать во Флоренцию и самим убедиться в этом. Как было бы здорово разместить рядом с картиной Мадонны дель Грандука ваш фотопортрет!

– Джулио, что-то похожее я уже сегодня слышала от Ивана, но тогда так говорили о Наталье Гончаровой, будущей жене нашего поэта Александра Пушкина. Нет, это же совершенно невозможно!

– Вы говорите про Пушкина, которого смертельно ранили на дуэли? Таких историй в Италии тоже немало. Поединок снимал все вопросы. Красота женщины во все времена требовала больших жертв и денег. Он должен был это знать, когда женился на такой красавице. Знаете, Рафаэль, создавший целую галерею прекрасных женских образов, всегда тщательно отбирал модели для своих будущих «мадонн». Знаете, как он говорил? «Чтобы написать красавицу, мне надо видеть много красавиц». Ваши женщины очень привлекательны, но одного хорошенького личика для такого портрета мало. Русские мадонны несут в себе какой-то особый трагизм, будто наперед знают и читают свою печальную судьбу. Страдания делают нас лучше и потом возносят на небеса, а излишества лишь опустошают душу. Наверное, у русских женщин всегда была нелегкая жизнь.

– Знаете, Джулио, со многим соглашусь. – Иван давно искал ответы на такие вопросы. – Вы говорите о нравственной красоте человека. Внешняя красота, природные дарования – все это божий подарок, но сами они не делают человека лучше. Как быть с этим? Вот и Пушкин красавцем никогда не был. Ему воздалось открывшимся талантом гения. У Рафаэля изображения близки к некому совершенному образцу, эталону, а в жизни такого не бывает. Эстетика Ренессанса вообще ориентирована на идеализацию материального, телесного начала…

Глаза итальянца засверкали, он гордо поднял голову, словно пианист, берущий на сцене самые мощные аккорды. Слова Ивана задели его. Кажется, невозможно было нанести более чувствительный удар его самолюбию. Пылкие фразы, выражения мгновенного чувства, стройно полетели из его уст, словно он читал публичную лекцию студентам, не понимающим самых простых и очевидных истин:

– После таких взлетов, взять и опуститься на землю! Grandioso! Люди ослепли, они разучились видеть прекрасное! Теперь его нужно снова отмывать от пустой породы, как золотоносный песок. Только истинные художники могут увидеть то, чего не замечают другие. Не ищите у него своего пошлого реализма. Он в каждой капле росы видел образ прекрасного божества, в каждом дуновении ветра слышал небесную гармонию.

Вы представляете Рафаэля неким счастливым баловнем судьбы, пользовавшимся высоким покровительством. Это его, потерявшего родителей в раннем возрасте, а потом всю жизнь испытывавшего потребность в материнской любви и нежности! Осиротевшему одаренному мальчику родителей заменили учителя, а семью – мастерские и школы художников. Искусство станет для него единственным убежищем и высшей целью жизни. Оно одно будет увлекать его воображение в другой, прекрасный мир, который заменит ему абсолютно все.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.