– И что ты ответил?
– Что ты мой первый друг. Тебя уважают, говорят, ты серьёзный человек.
– Про кого ещё спрашивали?
– Про Павла Ивановича и Ивана Николаевича ничего не спрашивали, – будто спохватился Гапон.
Павел Иванович была подпольная кличка Савинкова, а Иван Николаевич – кличка Азефа. Это хорошо знал Рутенберг. Теперь он был уверен, что и про них Гапон тоже рассказал всё, что мог. Он не сомневался, что тот сообщил Рачковскому немало секретных сведений о партиях и их руководстве.
– Когда я им ответил, что мы с тобой в близких отношениях, они мне говорят: «Вы бы нам его соблазнили», – ухмыльнулся Гапон. – Про Боевую организацию расспрашивали. Сказал, что ничего не знаю. И тут им говорю, что для этого большие деньги нужны, не меньше ста тысяч.
– Они купились на это? – продолжая игру, спросил Рутенберг.
– Даже торговаться не стали, – заверил его Георгий. – Сразу согласились. Тогда я ставлю свои условия и заявляю, чтоб делали то, что я скажу. Обещали тебя не арестовывать. Поэтому ты, Мартын, можешь возвращаться в Петербург.
Рутенбергу стало ясно, что его друг взял на себя поручение узнать о подготовке покушений на царя, Витте и Дурново. «Для этого ему нужно «соблазнить» меня к сотрудничеству с охранкой: батюшка уверен, что я – член Боевой организации». В дальнейшем Гапон признался в желании встретиться с Павлом Ивановичем и Иваном Николаевичем и войти в состав Боевой организации.
– И ты должен повлиять на них, чтобы они мне поверили. Ведь это всё делается во имя революции. А чтобы получить обещанные деньги, нам с тобой нужно повидаться с Рачковским и Герасимовым.
– Ты им сказал, что меня зовут Мартын? – спросил Рутенберг.
– Боже сохрани, конечно, нет.
Гапон рассказал, что, взяв на себя поручение завербовать Рутенберга, он отправился к Ольге Николаевне, узнал у неё, как его найти в Москве и позвонил Рачковскому. «Значит, в «Яре» находился агент полиции, – подумал Рутенберг. – Он засвидетельствовал, что свидание состоялось. То-то Георгий нервничал: ему нужно было отчитаться за работу».
Использовав все средства «соблазнения», Гапон, наконец, прибег к самому болезненному.
– Хочешь, я освобожу твоего брата?
Авраам, брат Рутенберга, тогда сидел в Крестах. Оказалось, что Гапон знает и об этом. Все карты открыты.
– Он молодой ещё. Ему полезно посидеть в тюрьме, – неожиданно для друга отказался Рутенберг.
– Знаешь, хорошо бы потом взорвать Департамент полиции, – сказал Гапон.
– Зачем?
– Там ведь много документов на революционеров. А так у суда не будет ничего против них.
– Я знаю, в жандармском управлении и в прокуратуре хранятся копии всех таких дел, – уверенно произнёс Рутенберг.
Гапон опять попросил никому не рассказывать.
– Я не могу скрыть это от товарищей, Георгий.
– Не говори им, умоляю тебя. Они станут думать, что я провокатор.
Гапон осознал, наконец, что попался. Пот градом струился по лицу Гапона, он волновался и нервно ходил по комнате.
– Так ты пойдёшь к Рачковскому? Скажи прямо сейчас. Ему нужно знать, – настаивал Гапон.
– Я подумаю, Георгий. Вернусь в Петербург и дам ответ.
Рутенберг был измучен трудным разговором, не в состоянии был ни слушать, ни говорить.
– У меня дело, – сказал он. – Я должен уйти.
– Останься, Мартын, мне очень тоскливо, – взмолился Гапон.
– Не могу сейчас. Если освобожусь раньше, приду, – попытался успокоить его Рутенберг.
Он решил ночевать там же, чтобы не раскрыть другую квартиру. Он уже знал и видел, что за домом и за ним началась слежка. Вернувшись туда, он с температурой свалился на диван. Вечером позвонил Гапон.
– Ты не едешь ко мне? – спросил он.
– Не могу, я заболел.
– Тогда я приеду сам.
В его голосе прозвучало что-то угрожающее. Вскоре он был уже у Рутенберга. Александра Михайловна, хозяйка квартиры, ухаживала за ним.
– Что произошло?
– Накануне простудился, наверно.
Гапон опять принялся уговаривать его ничего не говорить товарищам.
– Георгий, я болен, ничего не соображаю.
– А где сейчас Павел Иванович и Иван Николаевич? – вдруг спросил Гапон.
– Не знаю.
– Ты меня не е…, – произнёс он раздражённо.
Очевидно, Гапон усвоил лексикон, который слышал в Департаменте полиции. Зашла хозяйка и напомнила, что он может опоздать к поезду. Они попрощались.
– Лучше бы я тебе ничего не рассказывал, – обречённо произнёс Гапон и вышел из комнаты.
«Жалеет, что открылся мне», – подумал Рутенберг и провалился в целительный сон.
У Рутенберга были теперь все причины вернуться в столицу как можно быстрей. Он сознавал чрезвычайную важность предупредить об опасности, которую представлял теперь Гапон. Он принял меры, чтобы добраться из Москвы без хвоста. В Санкт-Петербурге никого не застал. Узнав, что Азеф в Гельсингфорсе, утренним поездом отправился туда.
Казнь
1
Азефа он увидел в квартире, в которой не раз бывал прежде. Евно встретил его радушно, но сразу же своим животным инстинктом почувствовал, что приезд товарища по партии не случаен. Он предложил ему чаю с брусничным вареньем и печеньем и внимательно посматривал на нежданного гостя.
– Иван Николаевич, – начал свой рассказ Рутенберг, – уверен, тебя озадачил мой несогласованный с тобой приезд.
– Не скрою, это так. Что случилось? Ты, я вижу, чем-то озабочен.
– Меня привели к тебе чрезвычайные обстоятельства, – стараясь быть сдержанным, произнёс Рутенберг. – Гапон предатель. Он в связи с Департаментом полиции, с Рачковским и Герасимовым. Пытался завербовать и меня. Предложил работать вместе с ним и сдать Боевую организацию. За это они обещали большие деньги – сто тысяч рублей.
Я решил, что должен незамедлительно сообщить об этом Центральному комитету.
– Это возмутительно. Его нужно уничтожить, как гадину, – яростно заговорил Азеф и тут же принялся импровизировать. – Ты должен вызвать его на свидание, поехать с ним вечером на извозчике нашей Боевой организации в Крестовский сад. Там остаться ужинать, дождаться, пока все разъедутся. Потом поехать на том же извозчике в лес, ткнуть Гапона в спину ножом и выбросить из саней.
– Не получится, Иван Николаевич. За мной следят. Еле скрылся от них в Петербурге. Кроме того, Рачковский передал через Гапона, что хочет со мной встретиться. Он ждёт ответа.
– Погорячился я, Мартын. Нужно посоветоваться с товарищами. Чернов здесь.
В тот же день вторым утренним поездом из Санкт-Петербурга приехал Савинков и сразу появился в квартире Азефа.
– Гапона нужно убить, – сказал Савинков, когда Рутенберг повторил ему свою историю.
– Мы такого же мнения. Но мы не можем решить без Чернова, – заявил Азеф.
Евно зашёл к нему после обеда, сообщил о приезде Рутенберга и рассказал о предательстве Гапона. Чернов стал в раздумье ходить по гостиной.
– Значительное число рабочих слепо верит Гапону, – сказал, наконец, Чернов. – Они могут подумать, что революционеры убили его из зависти. Он им якобы мешал, и они выдумали, что он предатель. Мы не можем предъявить доказательств его сотрудничества с полицией, кроме показаний Рутенберга о разговоре, проходившем с глазу на глаз.
– И что ты предлагаешь?
– Ликвидировать его на месте преступления. Во время встречи с Рачковским.
Вечером они вчетвером собрались на той же квартире.
– Мартын должен принять предложение Гапона стать тайным агентом охранки, пойти вместе с ним на свидание с Рачковским и в ресторане в отдельной кабинке убить их обоих.
– Я за предложение Виктора, – произнёс Азеф. – Как руководитель Боевой организации я уже давно подумывал о покушении на Рачковского, но не мог найти способ подобраться к нему.
– Такое двойное убийство желательно, но оно сложное и трудное в исполнении, – заявил Савинков. – Поэтому я за ликвидацию Гапона. Нам нечего бояться, у нашей партии достаточно авторитета, чтобы заставить поверить, что он предатель.