– Да, мы видели дело. – Нетерпеливо постучал колпачком ручки по столу старик.

– Мне кажется, нужно снять инвалидность. – При этих словах обе женщины улыбнулись. – По крайней мере, при таком диагнозе, если пациент будет соблюдать все меры предосторожности, обострения может и не случиться.

– Если. – Выделил слово заведующий острым отделением. Пошуршал бумагами, вздохнул. – Ладно, большинством голосов снимаем. Пригласите Михаила Федоровича.

Лицо пациента просветлело, когда он услышал о том, что группа инвалидности с него снята.

– Спасибо! Спасибо вам большое! – Мужчина встал и замер, словно перед судьями. – Вы… вы не представляете, каково это, жить с инвалидностью! Я обязательно все рекомендации буду выполнять! Спасибо вам еще раз!

Цезарь Петрович после комиссии ушел мрачный. Леша последовал за ним.

– Почему Вы так расстроены, что мы сняли с него инвалидность?

– Эх, Алексей Иваныч… Они чуть ли не каждый второй от счастья пляшут, когда мы с них инвалидность снимаем. А потом через полгода полумертвые от алкогольного психоза к нам обратно на белы рученьки сдаются. Помяни мое слово.

Когда Леша, наконец, вышел на свое нерабочее «рабочее» время, он заглянул в рекреацию, где сидели пациенты. Эльвира и Света были рядом.

– Эльвира, идем?

Пациентка отвлеклась от своей спутницы.

– Слышь, хрен, – крикнула она, оскалившись в издевке, – на этот раз прощаю. Но предупреждаю: еще раз назовешь меня этим поганым именем, я тебе хлебало разобью!

– Понятно. – Сказал сам себе Леша под звонкий смех пациенток. Не успел, черт бы побрал эту комиссию. Когда теперь снова ждать диссоциации, из которой вынырнет Эльвира, неизвестно. – Варвара Викторовна, пойдемте.

В субботу у него была короткая смена в полдня. Он позволил себе немного отдохнуть и не стал приглашать на беседу пациенток. Вместо этого пропарился с кучей документации по итогам лечения нескольких переведенных в общее отделение. Когда добрался до вокзала, было уже четыре дня.

– Постарайся не пить в этот раз, ладно? – Договаривался он через дверь ванной с Электроником. – Сядь на диван и представь все до мельчайших деталей, как тогда было. Что ты чувствовал, что было вокруг тебя, что ты слышал.

– А это обязательно? Я не помню нихера. – Так же крикнул ему из комнаты Электроник. Леша вздохнул, оглядывая себя в отражении зеркала. Короткие рукава белой рубашки выставляли под электрический свет лампочки шрамы, которых он стыдился. Красный галстук был криво повязан. Леша поправил уголки. Посмотрел себе в глаза. Сегодня – последний раз.

– Ты постарайся. – Ответил он, выходя в коридор. – Ты говорил, там была свечка. Наверное, пахло костром. Скорее всего, пахло еще и лесом, ведь лагеря обычно далеко от города. Комары, само собой… Как было: холодно или тепло? Может быть, сыро? Шел дождь?

– *ля, а можно без этих прелюдий?

Леша остановился на пороге комнаты. Электроник действительно сидел на диване лицом к окну. Кажется, даже пытался что-то представить. Может быть, он действительно не так плох, как ведет себя. Даже немного послушный.

– Во что ты был одет, помнишь? Не смотри пока на меня, смотри в окно.

Электроник помолчал.

– Кажется, олимпийка на мне была. И шорты. Джинсов же не было тогда, да?

– Наверное.

Электроник снова замолчал.

– Да, и кеды еще были. Такие резиновые. Сейчас таких не делают. С круглешками такими на пятках.

– Вот видишь, а говоришь, что не помнишь. А вокруг что было? Что ты чувствовал, когда шел из корпуса, где девчонок обмазали пастой?

– Ну, довольный был, само собой. – Электроник рассмеялся. – Точно, сейчас вспомнил: там девка была одна такая, жиробасина. Как же ее… Наташка Кораблева. Мы на нее аж два тюбика извели, настолько рожа у нее огромная была. И бочища. Ха-ха-ха!

Он рассмеялся, повернув голову к Леше. Замолчал. Леша увидел, как у того возбужденно дернулся кадык.

– Подожди. – Осадил он его, когда Электроник собрался встать. – Отвернись к окну.

Электроник подчинился.

– Допустим, вначале ты шел довольный. Мальчишеский азарт, игра, можно что хочешь делать, ведь королевская ночь. От эмоций, наверное, дух захватывало, верно? – Леша тоже постарался представить эту сцену. Темный лес, желтые фонари. Должно быть, играла музыка. В советское время же всегда музыка играла. – А по динамикам что-то шло? Может, марши какие, песни?

– Не помню такого. Тихо было уже. Наверное, поздно. – Электроник устроился на диване поудобнее.

– Значит, совсем тихо было. Только лес шумел.

– Наверное…

Они помолчали.

– Потом ты услышал шорох. Какой он был?

Электроник запустил пятерню в волосы, задумчиво почесывая в затылке.

– Э-э… да не знаю, обычный шорох.

– Шорохи разными бывают. – Леша облокотился о спинку дивана. – Что шуршало? Листья? Ветер в ветвях деревьев? Или это была одежда?

Он увидел, как Электроник напрягся. Значит, это был шорох одежды.

– Да, наверное, одежда шуршала. – Промямлил Электроник, откашлявшись. – Так… когда штаны расстегивают, и они вниз съезжают.

Леше пришлось повторить это, расстегнув на себе джинсы. Электроник обернулся, уставившись на него. В глазах застыло звериное напряжение.

– Что ты сделал? – Спросил холодно Леша, выдерживая его взгляд. Тот поднялся.

– Я… – Он снова прочистил горло, приближаясь. – Опустился на колени и прополз вперед, к кустам. Было очень плохо видно. Я сощурился. Подполз еще ближе. – Его рука властно легла на Лешин затылок.

– А что было потом? – Спросил Леша, чувствуя на своем лице горячее, возбужденное дыхание. – Говори, а то не сработает.

Электроник схватил его руку и засунул к себе в штаны. Задрожал, почувствовав, как Леша дотронулся до окаменевшего от эрекции члена.

– Говори, а то не сработает. – По слогам повторил Леша, проведя пару раз вверх-вниз рукой.

Электроник со стоном впечатал его в стену. Вжал ногу в промежность, заставив Лешу раздвинуть ноги.

– Один пацан стоял на коленях, а второй, откинув голову, давал ему отсосать. – Зашептал Электроник. – Он держал его за волосы. У них были белые рубашки и… такие же красные галстуки… Это длилось буквально несколько секунд… – Он лихорадочно стаскивал с Леши джинсы и трусы. Его трясло от возбуждения. Захлебнувшись остатками воспоминаний, он развернул Лешу спиной к себе, навалился, зажал ему рот. Леша зажмурился от боли. Он не привык, когда прямо так, без подготовки, почти насухо. Как в первый раз.

Сделав пару сумасшедших по своей силе толчков, Электроник вышел, повалил Лешу на пол. Вжал лицом в пол. Старый советский палас натирал колени. От него пахло пылью и тысячей чужих ног, которые топтали его здесь до этого.

Долбясь в Лешу, Электроник стонал, кусая себе губы. Толчки были ужасающей силы, от них звенело в голове, а колени подгибались. Он навалился на Лешу, уперев влажную, горячую руку в его затылок. Подтянул к себе, обхватив поперек живота. Движения стали быстрее, отрывистее, яростнее. От жесткого паласа на коленях оставались красные ссадины.

Кончив, Электроник, заглатывая воздух ртом, упал на пол рядом, привалился плечом к дивану. Руки у него тряслись, когда он стал натягивать на себя одежду.

– Сука, я чуть концы не отдал. – Пытаясь отдышаться, выдохнул он. – Это… ох*енно, просто ох*енно…

Леша сел рядом с ним, все еще чувствуя, как все внутри пульсирует. Восстановив дыхание, попытался собрать рассыпавшиеся мысли.

– То, что ты пережил тогда, в тот вечер, это было первое в твоей жизни осмысленное возбуждение. – Он откинул голову назад, упираясь затылком в стену. Сглотнул. – Ты таким родился. Никто в этом не виноват. Неважно, что потом было и как характеризовал это твой отец. Теперь, когда ты будешь вспоминать эту сцену, постарайся представить, что там были не парни, а, скажем, парень и девушка. Ведь пионерки же там тоже были? – Он взглянул на Электроника. Тот глубоко дышал, внимая. – Короткая юбка, гольфы, блузка на груди. Может быть, даже расстегнутая немного…